Том 6. Художественная проза, стр. 117

Среди рукописей сохранился набросок введения к роману, писавшегося от лица автора записок:

Любезный внук мой Петруша!

Часто рассказывал я тебе некоторые происшествия моей жизни и замечал, что ты всегда слушал меня со вниманием, несмотря на то, что случалосьмне, может быть, в сотый раз пересказывать одно. На некоторые вопросы я никогда тебе не отвечал, обещая со временем удовлетворить твоему любопытству. Ныне решился я исполнить мое обещание. Начинаю для тебя свои записки, или лучше искреннюю исповедь, с полным уверением, что признания мои послужат к пользе твоей. Ты знаешь, что, несмотря на твои проказы, я всё полагаю, что в тебе прок будет, и главным тому доказательством почитаю сходство твоей молодости с моею. Конечно, твой батюшка никогда не причинял мне таких огорчений, какие терпели от тебя твои родители. Он всегда вел себя порядочно и добронравно, и всего бы лучше было, если б ты на него походил. Но ты уродился не в него, а в дедушку, и по-моему это еще не беда. Ты увидишь, что, завлеченный пылкостию моих страстей во многие заблуждения, находясь несколько раз в самых затруднительных обстоятельствах, я выплыл наконец и, слава богу, дожил до старости, заслужив и почтение моих ближних и добрых знакомых. То же пророчу и тебе, любезный Петруша, если сохранишь в сердце твоем два прекрасные качества, мною в тебе замеченные: доброту и благородство.

5 августа 1833. Черная речка.

Сохранился также следующий набросок предисловия:

Анекдот, служащий основанием повести, нами издаваемой, известен в Оренбургском краю.

Читателю легко будет распознать нить истинного происшествия, проведенную сквозь вымыслы романические. А для нас это было бы излишним трудом. Мы решились написать сие предисловие с совсем другим намерением.

Несколько лет тому назад в одном из наших альманахов ^* напечатан был . . . . .

Гости съезжались на дачу…

Вместо «Мне хотелось бы… друг для друга» — в черновой рукописи:

— Мне хотелось бы влюбиться в П. ^*,— сказала Вольская.

— Какой вздор, — возразил Минский. — П. есть в свете такое же дурное подражание, как в своих стихах, лорду Байрону. Что вам кажется в нем оригинальным — ничтожно, как довольно посредственное подражание. Но вы ничего не читаете, а потому легко вас и ослепить затверженным . . . . .

После слов «не только иностранец, но и свой» первоначально следовало:

Между тем общество наше скучно для тех, которые не танцуют. Все чувствуют необходимость разговора общего, но где его взять, и кто захочет выступить первый на сцену? Кто-то предлагал нанимать на вечер разговорщика, как нанимают на маленькие балы этого бедного фортепьяниста.

На углу маленькой площади…

После слов «но еще прекрасная» в беловой рукописи зачеркнуто:

Изысканность и свежесть ее платья и головного убора противоречили ее томному и болезненному виду. Черные глаза, впалые и окруженные синевою, оживляли тонкие и правильные черты ее бледного лица.

После слов «Князь Яков давно умер» в черновой рукописи следовало:

Это брат его князь Павел, мерзавец отъявленный.

— А, знаю, тот, который тому лет пятнадцать получил пощечину и не дрался.

— Совсем нет, его просто побили палками.

— Не он ли женат, кажется, на Катерине Вронской?

— Ничуть нет: на дочери парикмахера, нажившего миллионы. Ужасная дура.

В беловой рукописи это место было сильно сокращено:

— А, тот, который получил когда-то пощечину и не дрался?

— Совсем нет, его били палкою… Всё это штуки его жены; я не имел счастья ей понравиться.

Затем и это было зачеркнуто.

После слов «Наглая дура» в беловом автографе зачеркнуто:

— Какие тонкие эпиграммы!

— Я за остроумием, слава богу, не гоняюсь.

— Признайся, Валериан: пренебрежение людей, которых ты презираешь, тебе гораздо менее досадно, нежели обманутая надежда увидеть на бале какую-нибудь новую красавицу…

Отрывок

Сохранился набросок, который Пушкин предполагал ввести в текст «отрывка»:

Но главною неприятностию почитал мой приятель приписывание множества чужих сочинений, как-то: эпитафия попу ^* покойного Курганова, четверостишие о женитьбе, в коем так остроумно сказано, что коли хочешь быть умен, учись, а коль хочешь быть в аду, женись, стихи на брак ^*, достойные пера Ивана Семеновича Баркова, начитавшегося Ламартина. Беспристрастные наши журналисты, которые обыкновенно не умеют отличить стихов Нахимова от стихов Баркова, укоряли его в безнравственности, отдавая полную справедливость их поэтическому достоинству и остроте.

Мы проводили вечер на даче…

Сохранились черновые наброски к стихотворной части повести:

Путешествие в Арзрум

Печатая «Путешествие в Арзрум», Пушкин отбросил начало предисловия, которое в беловой рукописи читается так:

Сии записки, будучи занимательны только для весьма немногих, никогда не были бы напечатаны, если б к тому не побудила меня особая причина. Прошу позволение объяснить ее и для того войти в подробности очень неважные, ибо они касаются одного меня.

В 1829 году отправился я на Кавказские воды. В таком близком расстоянии от Тифлиса мне захотелось туда съездить для свидания с братом и с некоторыми из моих приятелей. Приехав в Тифлис, я уже никого из них не нашел. Армия выступила в поход. Желание видеть войну и сторону мало известную побудило меня просить у е. с. графа Паскевича-Эриванского позволение приехать в Армию. Таким образом видел я блистательный поход, увенчанный взятием Арзрума.