Торжество на час, стр. 89
— Скажите нам, ваша жена передавала вам слова, которые могла слышать от королевы во время выполнения своих обязанностей фрейлины, а также пользуясь дружеским расположением Ее Величества?
— Вам уже предоставлялась возможность выслушать ее и убедиться, что у нее не язык, а жало змеи! — сказал Джордж и смертельно побледнел, когда посмотрел на сестру.
Он попытался замять этот вопрос, сделать вид, что не расслышал его.
Анна сразу же вспомнила, о чем говорила с Джейн, и пожалела, что не в состоянии предупредить брата, что существуют на свете вещи, знание которых может рассматриваться как предательство. Интимные вещи, которые задевали гордость короля!
Норфолк написал что-то на листке бумаги, стыдливо отворачиваясь, сложил его и передал Джорджу.
— Леди Рочфорд когда-либо передавала вам эти слова королевы?
Лица двух герцогов, чьи дети стояли близко к трону, горели от возбуждения и нетерпения!
Анна на миг забыла о своей судьбе, она следила за рукой брата — умелого фехтовальщика. Вот он изящно развернул листок, презрительно извинился и поднес бумагу к свету.
— Извините, милорды, у герцога корявый почерк!
Он стоял и читал, а Анна пристально следила за ним. Вот дьявольская усмешка озарила его лицо. Она догадывалась о содержании записки. Вдруг незримая нить соединила их, и она прочла его мысли. Анна почувствовала, что кто-то свыше вложил меч в руки брата, чтобы он попал в цель, отомстил за зло, причиненное их семье. Ее жизнь была кончена, но за свою он мог еще побороться! Одно только слово — да или нет, сжечь записку и выйти из зала свободным.
Но Джордж принял наипочтительнейшее выражение и, делая вид, что пытается разобрать написанное, громко прочитал записку! Опешившие судьи не успели прервать его.
— Что король почти импотент? Нет, милорды, не припомню такого…
Норфолк постарался набить зал до отказа зрителями, он хотел, чтобы как можно больше народу узнало о позоре королевы и, разойдясь по домам, поведали всем о случившемся!
Теперь они могли посудачить о более интересных вещах и разнести потрясающую весть по всем тавернам Лондона, весть, за которую отдал жизнь красавец Болейн и за которую король никогда не простит надменного герцога, своего близкого родственника!
Глава 42
В покоях королевы было непривычно тихо. Толпу разогнали солдаты, и герольды с грохотом удалились. Теперь не нужно было сосредотачиваться, прибегать к остроумию, не нужно держаться настороже под пристальными взглядами или же балансировать на грани надежды и отчаяния.
Анна стояла у раскрытого окна с небольшим букетиком розовых маргариток в руках. В голове мелькнули воспоминания: вот она наклонилась сорвать их, когда шла через лужайку, и ее молчаливое окружение терпеливо ждало, пока она соберет их. Никто не попытался остановить ее. Возможно, они тоже подумали, что она собирает цветы в последний раз.
Люди, окружавшие Анну, или те, кто приносил еду, были похожи на призраков, их мысли и поступки больше не занимали ее. Даже две женщины, шпионившие за ней, тайком друг от друга пытались оказать ей мелкие услуги. Она была приговорена к смерти, и это сделало ее защищенной от всякой ненависти.
— Королева Екатерина умирала медленно. Но разве твое положение хуже того, что ты заставила короля сделать с ней? — тысячу раз задавала ей этот вопрос тетя, да и ее светлость тоже.
— Но Екатерина была вправе держать при себе своих друзей.
«За брата и других я с радостью перенесла бы тысячу смертей», — смело заявила тогда Анна в суде.
Как легко было сказать это на глазах у публики! Но когда предстояло умереть одной…
Она опускалась на пол, обезумевшая от страха, перед лицом неизвестной вечности… Анна неудержимо рыдала и вскрикивала, делалась слепой к чужому горю, видела только свое.
Понапрасну женщины пытались успокоить ее. Наконец, испугавшись, что она сойдет с ума, послали за Кингстоном. Анна бросилась и прильнула к нему.
— Неужели король сожжет меня? — спрашивала она дрожащими губами, наконец решаясь произнести слова, которые словно молотки стучали у нее в голове весь день.
Поскольку ему предстояло все это подготовить, он искренне надеялся, что этого не случится.
— Только не это — это не для королевы, — пролепетал он.
— Тогда меня ждет топор? — Анна потянула его теплую руку своими двумя холодными как лед, поливая ее горючими слезами. — Я слышала, что у палача иногда срывается топор…
Должна же она найти сострадание хоть где-то, никто не может идти неподготовленным. Она поднялась с достоинством, на которое только была способна. Ей стало легче, что вырвались на волю слова, которые она так долго удерживала.
— Уважаемый сэр Уильям, прошу вас, пригласите ко мне священника, я хочу, чтобы слово Господне находилось в моей часовне. — Она умоляла его, неосознанно в тяжелую минуту потянувшись к вере ее детства.
Когда выполнили ее просьбу, она часами стояла на коленях перед телом Христовым, повторяя вновь и вновь старые знакомые молитвы, время от времени вставляя в них слова, исторгнутые из глубины сердца.
— Как я хочу, чтобы Джокунда, которая была мне больше, чем мать, увидела меня сейчас!
— Если б я могла увидеть Мэри Тюдор и вымолить у нее прощение перед смертью!
— Бог милосердный, как ты выдержал распятие, помоги мне, помоги мне выдержать встречу с топором. И если это в твоей воле, не допусти, чтобы ужас этот коснулся меня!
Только сейчас Анна поняла, в чем заключался смысл ее неосознанных страхов, подчас накатывавших на нее, окутывавших мраком ее блистательные победы, заставлявших хвататься за горло в попытке снять удушье.
Когда она наконец вышла из часовни, то усадила леди Кингстон в свое кресло.
— Я хочу, чтобы вы сыграли роль принцессы Мэри, чтобы я могла публично попросить прощения, как я бы сделала, если б она была здесь, — объяснила Анна.
В полном раскаянии, не обращая внимания на то, что они подумают, Анна опустилась на колени перед женой коменданта и в слезах призналась в каждом ничтожном притеснении, которое она допустила по отношению к падчерице, в жестокости, к которой она склоняла короля.
— И я призываю тебя перед лицом Господа Бога, и ты ответишь за это на суде Божьем, чтобы ты отправилась к Ее Высочеству Мэри, встала перед ней на колени, как я встала перед тобой, и попросила прощение за все зло, которое я причинила ей. Только тогда моя совесть обретет покой.
И будто ее страстные молитвы были услышаны. Когда Анна поднялась после принесенного покаяния, она увидела Кингстона, который сообщил, что страдания ее будут облегчены.
— Франциск Валуа, — сказал он, — посылает вам из Парижа своего палача: у него секира острее, и он более опытный в такого рода делах.
Следовательно — не будет этого нелепого, грубого топора.
И Анна тут же с теплотой и благодарностью подумала о Франциске. От него пришла помощь, которую она даже представить не могла, проводя в раздумьях длинные бессонные ночи.
Но Уайетт, возможно, представил. Поскольку он часто бывал там по государственным делам, то ухитрился передать записку с другом. И Франциск, который не мог ни вмешаться, ни заставить Генриха изменить свое решение, вспомнив маскарад во дворце в Кале, Георгия и дракона, предложил Генриху цивилизованную секиру для его бойни.
Это был для Анны последний, странный подарок от Валуа.
Она всегда нравилась Франциску. Он никогда не видел ее поникшей или растерянной, борющейся за восстановление жизненных сил после рождения ребенка. В его памяти она останется навсегда такой, какой он видел ее в последний раз, — необыкновенно желанной, купающейся в любви Генриха, вызывающей восхищение мужчин, становясь еще более прекрасной. Темноволосой Венерой прозвал он ее.
Даже теперь мысль о нем вызвала таинственную улыбку на губах Анны. Глаза ее по привычке заблестели и сузились. Но она тут же взяла себя в руки. К чему теперь предаваться мыслям о плоти? Теперь, когда ее тело скоро будет изуродовано. Нужно смиренно благодарить Бога и думать только о доброте короля Франции.