Большой оркестр, стр. 28

Когда кончили читать достаточно длинный список, Ахмадей спросил:

— Про словарь не забыл?

— Нет, — ответил деятельный Яша. — Записал, как называется хлеб, вода и соль на узбекском, китайском и английском языках. По-индийски и по-малайски узнать не удалось. Придётся выяснить по дороге.

— Так, — проверял Ахмадей список. — Насчёт тигров не забыли. А как про скорпионов?

— На привалах нам придётся жечь костры, — отчеканил Яша. — Между прочим, для этого надо запастись спичками. Купим коробок сто. Они ведь дешёвые.

Я подумал: «Зачем нам такая уйма спичек?» — но промолчал. Они старше меня, им виднее. А спички — они лёгкие, плеча не оттянут.

— Чуть не забыл, — проговорил Ахмадей. — Если натолкнёмся на золотые жилы, нам понадобится ртуть. Надо будет купить штук пять термометров…

— Можно, — согласился Яша, вписывая в список пять термометров.

И тут я задал вопрос про подарки.

— С пустыми руками туда же не придёшь, — напомнил я. — Надо что-то подарить малайцам…

— Правильно! — обрадовался Ахмадей. — На Востоке любят дарить. Но что мы подарим?

Вокруг этого разгорелся спор.

— «Трубку мира», — посоветовал Яша. — По-моему, они любят курить из трубки.

— А если голубя мира? — спросил Ахмадей. — Знаете, такие из пластмассы продаются?

— Можно, — поддержал Яша.

Я тоже решил внести предложение:

— Давайте возьмём с собой книжку.

— Наверно, малайцы не умеют читать по-башкирски, — усомнился Яша.

Так не прошло моё предложение.

«Мы ещё вернёмся когда-нибудь!»

Завтра мы будем далеко! Я лежу без сна, ворочаюсь в постели.

На третьем этаже, выше нас танцуют весёлые люди. Потом они начали петь — хорошо, просто заслушаешься…

Я вздрогнул, услышав гудок паровоза, внезапно ворвавшийся в открытую форточку. Он мне напомнил наш уговор. Сердце моё сжалось. «Если я уеду, то мама останется совсем сиротой», — ужаснулся я. От этой мысли по щекам поползли слёзы.

Желая успокоиться, я стал утешать себя. «Она ещё молодая и здоровая, — думал я. — А когда я вернусь из Малайи и подрасту, то обязательно её отыщу и буду кормить только морожеными и пирожными». Мечта отвлекла меня от этих мыслей.

Снова раздался длинный гудок. Как много поездов, оказывается, проходит мимо нашего города! Об этом я никогда до сих пор не думал. Через час, от силы — два, я уеду на одном из этих поездов…

В углу скребёт мышь. Откуда в новом доме появилась мышь? Скребёт и на сердце. Утром проснётся мама и начнёт меня повсюду искать. Что она скажет, когда узнает, что сын её бросил? Сердце защемило от боли! Но борец за независимость народов должен быть стойким!

Раздался условный свист. Я поднялся, взглянул на спящую мать: ничего она не чувствует! Я осторожно вытащил из-под койки вещевой мешок отца. Звякнула кружка. Я испугался, что разбужу маму. От шума проснулась серая кошка с белой головой. Я её очень любил. Нагнулся и поласкал её. Вот ведь не понимает, что человек уходит на борьбу за правое дело!..

Во дворе меня ждали с нетерпением.

— Что долго? — спросил Ахмадей.

— Всё в порядке? — поинтересовался Яша.

У моих товарищей тоже были вещевые мешки. А у Ахмадея ещё и котелок. Яша то и дело поглядывал на компас. Мы сейчас напоминали туристов. На ногах — ботинки, на голове — фуражки, как положено. Только глаза у Яши и Ахмадея были такие вытаращенные, каких у туристов, наверное, не бывает.

— Пошли, что ли? — спросил Ахмадей. Яша и тут не сдержался.

— Одну минутку, — проговорил он. — Надо написать прощальное слово, девчонкам на зависть…

МЫ ЕЩЕ ВЕРНЕМСЯ КОГДА-НИБУДЬ! — вывел он на стене.

— Так пойдёт?

— Ладно! — согласился Ахмадей. — Ну, пошли… Последний раз оглянулся я на свой родной дом.

Здесь я прожил немного, а каким родным и близким он для меня стал! Мне хотелось крепко-накрепко ухватиться за жестяную водосточную трубу и больше не делать ни шагу.

— Пошли быстрее! — напомнил Ахмадей. — Опоздаем.

Он говорил так, точно у нас билеты могли пропасть.

К моим ногам как будто цепи привязали… Нет, не хотелось мне убегать из дому! Пройдя немного, я остановился.

— Я не могу убегать из дому! — воскликнул я. — Мне маму жалко и перед ребятами стыдно…

Оба моих товарища остановились тоже. Яша засмеялся:

— Ну, хватит! Маленький, что ли?.. Я молча поплёлся за ними.

На вокзале

Ночью на вокзале бывает мало народу. Тут каждый на виду.

Мне казалось, что случайные пассажиры и железнодорожники на нас посматривают с подозрением. А мы ходили с независимым видом, стараясь показать свою самостоятельность.

В тот самый момент, когда мы пытались проскользнуть на перрон, к нам неожиданно подошёл молодой милиционер в дождевом плаще.

— Здравствуйте, ребята! — сказал он, подавая нам руку. — Ручаюсь, что собрались в дорогу! Я сам в детстве очень любил разные путешествия.

— В дорогу, правильно, — неуверенно ответил Ахмадей.

— Так я и думал. Значит, не ошибся. Хочу дать вам один совет. Как говорится, предупредить вас. Простите, что привязываюсь, но служба у меня такая канительная…

Мы насторожились.

— От чего хотели предупредить? — живо спросил Яша.

— В дороге будьте осторожны: поезда нынче не бегут, а почти летают. Скорость какая! Не удержишься — и баста…

Мы молчали.

А Яша ответил за нас всех, чтобы не показаться невежливым.

— Да, теперь на ступеньках не проедешь…

Милиционер оказался не таким навязчивым, каких мы привыкли видеть на улицах города. Он нам здорово понравился.

— Как с питанием? Достаточно ли забрали с собой? Ведь не всегда сойдешь с крыши… — с беспокойством спросил он.

— Хватит, — подтвердил Яша.

— На четыре дня взяли?

— На четыре.

— Значит, на Кавказ?

— Куда же еще! — быстро согласился Ахмадей. Яша сердито обернулся в его сторону но ничего сказать не успел: опять заговорил милиционер.

— Вот что, ребята, — предложил он. — Не стоять же нам тут! Еще народ соберется. У всех на виду стоим. Пойдемте ко мне в комнату. Там можно говорить сколько хочешь. Никто не помешает. Вам же харьковский поезд? Верно?

Яша оглянулся, точно собираясь бежать:

— Э, нет! Нам в комнате нечего делать. Нам и тут хорошо.

Милиционер оказался очень догадливым:

— Ах, вы боитесь прозевать свой поезд? Вы об этом не беспокойтесь. Без меня тут ни один поезд не отходит. Окна моей комнаты выходят на перрон, и мы обязательно увидим, как подойдет харьковский…

Нам ничего не оставалось делать, как последовать за симпатичным милиционером. Только при входе Яша мне шепнул:

— В случае чего — прыгай в окно! Понял?

Я кивнул головой.

Сняв свой плащ, милиционер спросил:

— Вы сегодня не были на стадионе? За кого вы болеете? Я сам стою за «Динамо».

Это рассердило Яшу:

— Что же за них болеть? Там одни пожарники и мильтоны.

Ахмадей с укором взглянул на своего товарища, который сгоряча ляпнул лишнее. Но уже было поздно. Милиционер будто не придал этому никакого значения.

Он завел разговор об учебе, сказал, что он сам тоже учится, в вечернем университете.

— У нас тоже строго: по всем правилам.

Потом поговорили про улицы, кому какая нравится. Когда милиционер узнал, что мы живем в центре города, в новом доме, он улыбнулся:

— Да, ничего не скажешь, у вас красивый дом! Пять балконов, как мне помнится.

Тут все мы заспорили.

— Восемь балконов, — начал настаивать Яша.

— Нет, шесть! — горячился Ахмадей. А мне помнилось, что десять. Милиционер опять улыбнулся.

— Да будет вам спорить! — проговорил он. — Нам недолго это выяснить. У меня там, в центре города, один приятель дежурит. Я ему позвоню. Думаю, что он не откажется пересчитать, сколько там, в вашем доме, балконов. А пока вы полистайте журнал «Огонек»…

Милиционер взял трубку; все мы насторожились, ожидая подвоха.