Большой оркестр, стр. 12

Я сел у изголовья, поджав ноги и сложив руки на коленях. Сидел и смотрел на неё. Я всегда любил на неё смотреть. У неё был такой красивый прямой нос, хоть куда! Мне бы такой нос!

— Ты из-за меня нарядился? — спросила Фатыма. Я покраснел и опустил голову.

— Спасибо! — проговорила она тихо.

Я с благодарностью поднял на неё глаза.

— Я хотел тебе принести книгу почитать, как в настоящем госпитале, — сразу, одним духом, сообщил я.

— Я перечитала массу книг, — сказала она. — Я успеваю почитать и помечтать. Знаешь что, Мансур, как только поднимусь на ноги, мы сходим, поищем дом писателя Аксакова. Ведь он наш земляк… В его книге про нашу Уфу написано…

Но тут разговор пришлось прервать. С работы вернулся её отец. Он разделся, потом подошёл к дочери:

— Ну, как ты себя чувствуешь? Доктор был?

— Был. Сказал, дня через два можно выходить, — сообщила Фатыма.

Папа её задумался — наверно, что-то вспомнил.

— Всё это хорошо, — сказал он вдруг. — Плохо одно, что ты нам сказала неправду.

Фатыма густо покраснела. Я — тоже.

— Выясняется, что тебя ударил Ахмадей, — добавил её папа. — Зачем ты скрыла это? Нас твой поступок огорчил.

Фатыма закрыла лицо руками.

— Меня предали, — прошептала она. — Сами упросили не говорить, а сами…

Я немедленно улизнул. Уж очень неудобно было сидеть и молчать. И потом, я боялся, что меня спросят про это дело.

«Кто же мог её предать?» — спрашивал я себя, перебирая а памяти всех кладоискателей.

Ахмадей ни за что бы не проболтался. У Искандера слова силком не вытянешь. Яшка вряд ли… Оставался один человек — Маня. Она у нас болтушка и не может не вмешаться в разговор. «Если она, надо проучить», — решил я, пообещав себе выяснить эту историю.

Где этот дом?

С того дня, как Люция отказалась сознаться в своих ошибках, все девчонки нашего двора перестали с ней водиться. Теперь Люция всё время сидела дома, а если ходила гулять, то только с мамой. Она всячески доказывала девочкам «Большого оркестра», что может преспокойно обойтись и без них.

В свою очередь, остальные девочки придумывали всякие новые и шумные игры, чтобы показать Люции, как им весело живётся. После ранения Фатымы девочки присмирели. Все они ожидали того дня, когда Фатыма снова появится среди них.

Поиски дома Акасакова, о чём со мной говорила Фатыма, пожалуй, были задуманы не без задней мысли. Так мне, во всяком случае, показалось. Девочки лишний раз хотели поранить сердце гордой Люции, не иначе.

Я успел рассказать о затее Фатымы моим друзьям. Как ни странно, Ахмадей сильно заинтересовался:

— Что ж, и мы сходим с ними. Мне тоже интересно взглянуть на дом Аксакова…

Яша, наоборот, не поддержал эту идею.

— В Ялте я видел дом Чехова, а в Киеве памятник Шевченко, — похвалился он. — Куда вашему Аксакову до Чехова или, скажем, до Шевченко!

Я понимал, что Ахмадей постоит за своего земляка, даже не остановится перед тем, чтобы пустить в ход кулаки. Не желая драки, я вмешался в спор.

— Писатели все хорошие, — заявил я. — На мой взгляд, плохих не бывает.

Покосившись на хмурое лицо Ахмадея, Яша согласился:

— И то, правда!

В это время раздался какой-то шум. Мы оглянулись. По двору шла Фатыма с подругами. Девочки от радости говорили наперебой, не слушая друг друга. Шумели, как на базаре.

— Пойдём, — решительно заявил Ахмадей.

Мы втроём направились навстречу девочкам. Однако чем ближе мы подходили, тем явственнее менялось лицо Фатымы. Наконец улыбка совсем исчезла с её лица.

— Здравствуй, Фатыма! — необычно вежливо приветствовал её Ахмадей. — Я прослышал, что собираетесь на поиски дома Аксакова. Мы, мальчики, тоже с вами. На окраине злые собаки, и вообще можете положиться на нас…

Ещё никогда я не слышала такой длинной речи из уст Ахмадея. Зато никогда я не видел и такого сердитого лица, как у Фатымы, когда она выслушивала Ахмадея.

— А кто тебя просил идти с нами? — вдруг спросила Фатыма. — Только не я. Если и пригласим мальчиков, то не тебя.

Ахмадей побледнел, что-то хотел сказать, но запнулся.

— Ты предатель! — крикнула ему Зуляйха.

— Пойдём, Фатыма, — сказала Маня, подчёркивая своё пренебрежение к нам.

Мы остались стоять, а они, гордо повернувшись, пошли прочь.

— Ах, так! — вскипел Ахмадей. — Сейчас я её проучу!

Он и в самом деле собирался кинуться вслед за девчонками.

— Стой! — закричал я, повисая на его руках. — Я тебе всё объясню!..

Мой дерзкий поступок не столько обидел, сколько удивил Ахмадея: ещё никто не осмеливался так обращаться с ним.

— Фатыму, в самом деле, предали, — торопливо заговорил я. — Ей попало за то, что она скрыла твою вину. А ты ещё собираешься её побить!

Не знаю, что произошло в душе моего друга, но, минуту подумав, он сказал:

— Не хочется руки марать. Ну, их!

— А я пойду с ними! — дерзко заявил я.

— Не пойдёшь! — нахмурился Ахмадей.

— Если я не пойду, то они возьмут другого мальчика, того рябого — помнишь, с которым я на бокс дрался? Вот увидишь…

Насчёт мальчика я, конечно, придумал. Но Ахмадей сразу согласился.

— А мне что? — оскалился он. — Валяй! Хоть на край земли топай!

На следующий день, перед походом, Фатыма рассказывала девочкам про Аксакова:

— В его книге говорится о том, как он любовался разливом Белой, стоя у парадного подъезда. Ещё никто не нашёл его дома, а мы найдём…

По этой единственной примете, девочки решили найти дом Аксакова.

— Девочки, а собаки нас не покусают? — спросила Зуляйха.

— Я пойду с вами! — проговорил я гордо, сознавая, какой благородный шаг совершаю. — У меня есть железная палка для злых собак.

— А я боюсь мальчишек! — жалобно проговорила Маня.

— Пусть только попробуют! — сказал я и начал засучивать рукава, совсем как Ахмадей.

Как я и думал, мои слова совершенно успокоили Маню.

Наша группа отправилась на окраину города, на крутые склоны гор, где ещё лепились старые низенькие дома.

Мы долго бродили по узким улочкам и неровным переулкам. Останавливались у многих старых домов. Но ни один из них нам не нравился.

— Этот недостаточно старый. Аксаков в нём не мог проживать, — браковала дома Фатыма.

Один старый дом мне понравился, но девочки отвергли и его:

— Писатель жил в большом доме. У него, конечно, был кабинет…

А Маня добавила:

— И ванная комната.

Её заявление вызвало смех. Кроме нее, все понимали, что в старое время ванных комнат в уфимских домах не было.

Окончательно устав и не найдя дома Аксакова, мы решили зайти в сад имени Салавата Юлаева, чтобы перекусить. Всем это предложение понравилось.

Развернув свои узелки, девочки начали кушать. В эту минуту рядом с нами упал большой камень, наверно пущенный кем-то через забор. Я живо вскочил. Второй камень чуть не угодил в меня.

— Сейчас узнают, как бросаться! — проговорил я, поднимая камень.

За забором раздался дружный свист. Потом на забор ловко забрались четверо мальчишек, строя нам отчаянные рожи.

— Их четверо, — сказал я Фатыме. — Пожалуй, лучше бежать.

Но Фатыма решительно воспротивилась этому.

— Никуда мы не пойдём, — сказала она. — Ничего они нам не сделают. И потом, я твёрдо решила воспитывать характер.

Зуляйха не послушала её и бросилась к воротам. Нападающие, вероятно, только этого и ждали. Они живо скатились с забора и подбежали к нам.

— Ну-ка, освободите сад! — приказал лобастый мальчишка, с глазами чёрными, как пуговицы.

Он было замахнулся на Фатыму, но та не двинулась с места, только смотрела ему прямо в глаза.

— Чего уставилась? — удивился лобастый. Фатыма молчала, и мальчик, видимо, смутился.

— Чудная какая-то! — оглянулся он на товарищей. — Молчит и смотрит…

— Смотрю, какой ты герой, — сказала Фатыма. — Понравился ты мне.

Мальчик покраснел и стал корчить рожи, но больше уже не замахивался.