Большая игра, стр. 1
Димитр Гулев
Большая игра
Никто из мальчиков раньше не видел этого парнишку. И новые жильцы вроде не переезжали в соседние дома. Не перетаскивались вещи, не стояли у подъездов открытые грузовики, набитые всяким хламом: разобранными на части шкафами, диванами, матрацами, столами, стульями, плитами, холодильниками, радиоприемниками, телевизорами и бог знает чем еще. Просто удивительно, сколько барахла накапливается со временем в каждой квартире! И люди так привыкают к нему, что и не замечают этого.
А они-то думали, что ничто не может ускользнуть от их мальчишеских глаз!
И вдруг на перекрестке стоит незнакомый пацан, жует резинку, поглядывает по сторонам, будто только их и поджидает.
— Стойте! — тихо сказал Крум.
Приятели заметили мальчишку еще издали и, немного озадаченные шепотом Крума, остановились.
Только вечно торопящийся куда-то Евлоги шагнул вперед — по инерции. Потом и он остановился.
Иванчо громко шмыгнул носом, пригладил ладонью стриженые волосы, насупился и сразу весь как-то подобрался.
Все эти мальчики учились в седьмом классе.
Никто не вел точный счет, сколько их, друзей-приятелей. То кто-нибудь отколется от компании, то присоединится, но дружили они давно и, хотя жили на разных улицах, неизменно собирались на одном и том же перекрестке. В школу не всегда удавалось идти всем вместе, но возвращались обязательно всей компанией. В середине — не впереди, а именно в середине — Крум, слева от него Яни, справа Евлоги, рядом с ним Иванчо Йота, а вокруг Спас, Андро, Дими — вот он, цвет седьмого «В».
Жили тоже все по соседству — на двух улицах, которые тут, на углу, как раз пересекались.
И класс у них был большой — дальше некуда.
«Тридцать шесть человек!» — устало вздыхала учительница Николова.
И это не считая кандидатов. Именно в их седьмой «В».
Но больше никого не принимали, в классе уже не было места для новых парт. Ветка и Венета, восьмой и девятый номер, как их называли по порядку фамилий в классном журнале, и так уже упирались носами в учительский стол. Химик Маролев едва протискивался между их партой и столом, чтобы подойти к окну, которое во время его уроков и зимой и летом распахивалось настежь.
В общем, класс был полным-полнехонек. А говорят, где-то закрывают школы из-за нехватки учеников…
«Да, да, это так! — вздыхала учительница Николова. — Но у нас рабочий район, многонаселенный. И учеников более чем достаточно. Хотя…»
Стоя на тротуаре, пацан не отрываясь смотрел на приближающуюся компанию. Даже рот раскрыл. Потом надул щеки, и у самых его губ появился белый тонкий шарик из жевательной резинки, которую он не переставая перемалывал во рту.
Маленький, гораздо меньше семиклассников, он держался независимо, в его светлых навыкате глазах не было и тени страха. Любопытства, впрочем, тоже не было.
— Бочка! — снова шмыгнул носом Иванчо. — Кто это?
Мальчики всегда чувствовали себя хозяевами перекрестка. Именно здесь они частенько собирались, и появление маленького незнакомца, стоявшего как раз посередине перекрестка, у фонарного столба, озадачило их.
Крум неопределенно пожал плечами. Крум… Крум Георгиев Бочев, номер двадцать один, но все и в школе, и на улице называли его Бочкой. Бочка.
Иванчо пересек газон и площадку.
Остальные шли следом.
— Ты кто такой?
Тонкий резиновый шарик у губ мальчишки лопнул. Мальчик облизнулся и невозмутимо продолжал мусолить жвачку во рту.
— Ты кто такой, я спрашиваю? — угрожающе надвинулся на него Иванчо. — Язык проглотил? — И вдруг широко улыбнулся: — Вместе со жвачкой?
Грозный вид Иванчо плохо вязался с его добродушной улыбкой.
Он был намного выше и крупнее маленького храбреца и мог без труда наподдать незнакомцу, но стоит ли? Приятели возвращались из школы, уроков еще задают мало, и впереди — длинный ласковый вечер, а потому настроение у всех было радостным, приподнятым, как всегда в первые дни после летних каникул. Иванчо поставил портфель на тротуар и стал отчаянно жестикулировать, что должно было означать (по крайней мере, ему так казалось): кто ты, как тебя зовут, откуда ты?
Он не сомневался, что друзья, видя, как он размахивает руками, просто лопнут со смеху. Ему самому было ужасно смешно видеть себя со стороны: как он шевелит губами и что-то бормочет, желая напугать мальчишку, вторгшегося так внезапно на «их» территорию. И вдруг Иванчо услышал:
— Придурок!
— Что?!
Иванчо даже рот раскрыл да так и замер с растопыренными руками.
— Что ты сказал?
— Придурок! — громко повторил мальчишка.
Иванчо обернулся к товарищам. Те застыли в изумлении, а некоторые, Андро например, едва удерживались от смеха.
Крум пристально разглядывал дерзкого мальчугана.
Иванчо растерялся: что значит теперь сила его мускулов и чемпионский вес! Сейчас, того и гляди, он станет посмешищем! Приняв еще более грозный вид, Иванчо прорычал:
— Что ты сказал?
— При-ду-рок! — беззаботно повторил мальчишка и снова энергично задвигал челюстями. — От слова «дурак»!
— Ты что, рехнулся?! — Иванчо хотел схватить мальчишку своими крепкими руками (клещи, а не руки!), но Крум бесшумно оказался рядом.
— Погоди! — остановил он Иванчо. — Ты же видишь, какой это фрукт!
— Фрукт! — чмокнул языком мальчишка, повторяя слово, которое Крум произнес твердо и пренебрежительно.
— Ну, ты и наглец!
— Не наглец, а мудрец, — поправил его мальчишка. — Да, кое-что знаю.
Мальчики подошли поближе и с нескрываемым интересом разглядывали маленького сорванца, а тот держал себя так беззаботно, словно только и ждал их.
— Ладно! — примирительно произнес Крум. — Давай знакомиться. Меня зовут Бочка. Крум Бочев, отсюда Бочка.
— Паскал! — сказал мальчишка. — Паскал Астарджиев! Без всяких «оттуда» и «отсюда»!
— Уж не француз ли ты? — полюбопытствовал Яни.
— Нет! И это не прозвище, — объяснил Паскал. — Мама когда-то учила французский, считает себя чуть ли не француженкой и потому так меня назвала.
— Хорош гусь! — воскликнул Спас. — Тебя с утра заводят или с вечера? Мелешь языком как заведенный!
Паскал впился в Спаса светлыми глазами, на остром личике мелькнула чуть заметная усмешка:
— У меня есть уши. Слушаю, как болтают старшие, и следую их примеру.
Иванчо угрожающе засопел. Крум повернулся к Андро:
— Еще один подражатель!
— При-ду-рок! — вдруг прыснул Андро и зашелся от смеха. — Ничего себе, прилепили прозвище Йоте!
Иванчо сконфуженно засопел. Была у него такая привычка — громко сопеть. Когда его вызывали к доске, он сопел от напряжения, даже если хорошо знал урок. Иванчо единственный в классе, а может, и в школе ходил с коротко остриженными волосами. И когда сердился или волновался, становился ужасно похож на неуклюжего и смешного младенца.
— Все культуристы придурковатые! Как правило, — продолжал Паскал без запинки. — У них мускулов мешок, а голова с булавочную головку.
Он говорил легко, свободно, четко выговаривая слова и, главное, без тени смущения. Мальчиков заинтересовал этот словно свалившийся с неба прямо под их фонарь маленький храбрец.
— Ты чавдарец? — спросил Крум.
— Какой еще чавдарец?
— Ну, кто еще не пионер, с синим галстуком, — озадаченно ответил Крум.
Чтобы такой мальчишка, как Паскал, не знал, кто такие чавдарцы?!
— А мы, пионеры, — продолжал Крум, — постарше чавдарцев и носим красные галстуки, как у Яни.
Низенький, коренастый Яни расправил сильные плечи, выпятил грудь. Он один из мальчиков был с красным пионерским галстуком, и поэтому Крум кивнул на него.
— Сам знаю, нечего объяснять, — буркнул Паскал.
— Ты, я смотрю, слишком много знаешь, — насупился Иванчо.