Дилогия «Красные звезды», стр. 15

– Ладно, куда деваться. Делать все равно нечего. Что вам выдать-то?

– Да на ваш вкус, по настроению.

Адмирал усмехнулся:

– Смотрите после моей истории не попадите ко мне в напарники. У меня, как понимаю, уже пожизненное, а вот вам стоит поберечься.

– Это вы к чему?

– Да насчет шестого отдела, конечно. Гриф секретности. Мне за разглашение дать нечего, в конце концов, я – псих.

– Бог с ним, рискну, выслушаю вашу историю…

Предатель

Теперь вид с мостика был не так широк: боевые щитки задвинулись, и перспективу можно было обозревать исключительно в специальные щели либо еще более сложно – через перископы и бинокуляры. А там, на безлюдной палубе, задраенной на все задвижки, вершилось красивейшее действо. Огромные орудия главного калибра фиксировали наклон, задирались по вертикали, подчиняясь умелым маленьким рукам хрупких разумных млекопитающих, впечатанных во внутренности огромных механизмов в качестве их чувствительных составляющих. Каждая башня представляла собой подобие термитника, где каждый из членов «коллектива» был занят своим, строго определенным делом. Дел тех было столь много, что любая трехорудийная громадина требовала внимания сотен живых компьютеров, снабженных двумя манипуляторами, изобретенными природой-мамой в незапамятные времена. И даже этой муравьиной армии было мало сорокасантиметровым калибрам, кажущимся совсем небольшими по сравнению с жерлом кормилицы экскурсоводов Кремля – Царь-пушки. Однако эта девятка отшлифованных стальных полостей требовала к себе внимания не только основного расчета, но еще и боевой рубки, а через нее и пилота «КОР-1», барражирующего в пятидесяти пяти километрах южнее «Советской Украины».

Совсем недавно летающий разведчик обнаружил мятежный линкор. Но уже полтора часа назад что-то начало меняться в окружающей действительности. Это изменение почувствовал не только адмирал, но и другие люди, находящиеся в основной боевой рубке. Момент, когда ожидание достигло апогея, наступил при потере радиосвязи с гидросамолетом за номером три. Конечно, это могло быть случайностью, но каждый опытный моряк немножечко фаталист, и потому случайность – неизвестное ему явление. А здесь, в рубке, находились лишь опытные военные моряки.

К месту возможной аварии «КОРа» номер три направили «Сталинград», находящийся ближе. Конечно, он ничего не нашел – ни в небе, ни на поверхности воды гидроплана не было. Может, где-то и плавали его обломки, только обнаружить их не удалось. Ну а на тщательные поиски времени не имелось. Хотя сами преследователи старались по возможности хранить радиомолчание, исключая общение с самолетами; иногда приходили вести с военного ретранслятора Кагосимы. Так, им сообщили, что «Иосиф Сталин» был замечен с подводной лодки севернее островов Бородино и путь его лежал на юго-запад. И это было очень хорошо, потому что означало, что расстояние между противниками сокращалось.

И, наконец, был установлен визуальный контакт с самолета. Когда координаты обработали на арифмометрах, закипела работа, а уж когда расстояние вошло, вписалось в боевой радиус поражения, зашевелились длинные звенья боевой цепочки. Однако не все шло гладко – красивого избиения не получалось. Наведение осуществлялось в загоризонтную цель с помощью пары «КОРов», парящих на достаточном удалении от «Сталина», вне досягаемости его противовоздушных орудий. Зенитчики «Украины» и тяжелых крейсеров тоже были начеку, опасаясь встречной воздушной разведки со «Сталина». К их счастью, никаких вражеских, в смысле предательских, гидросамолетов с борта выслеженного линкора не поднималось. Причин для этого можно было придумать целую гору. Гриценко с Сергеевым обсудили некоторые из них. Например, в процессе захвата полного контроля над кораблем летчики могли быть убиты или арестованы, либо им просто не доверяли, опасались, что, получив в распоряжение воздушное судно, они тут же сдадутся.

Срыв произошел в самом конце первичной фазы подготовки. Когда девятка орудий уже была наведена и с уст капитана Сергеева была готова сорваться команда «Огонь!», с гидроплана номер два поступило истерическое сообщение. Его обстреливали. В этом не было ничего необычного, за исключением расстояния – слишком велико оно для эффективного артиллерийского огня. И сразу пришло такое же сообщение от «КОР-1». Затем связь с обоими оборвалась.

– Что будем делать, товарищ адмирал? – спросил капитан первого ранга Сергеев.

– Огонь, капитан, огонь, – процедил Гриценко, – координаты каждую секунду меняются.

И ухнуло.

– Четвертый «КОР» в небо, капитан! – когда отлегло в ушах, скомандовал Гриценко. – А мне – связь с берегом.

– А радиомолчание? – тихо возразил Сергеев.

– Не лезьте не в свое дело. Кодировщика ко мне!

Телефонограмма адмирала Гриценко была следующего содержания: «Прошу срочно объяснить, какими системами ПВО обладает противник и какими еще новинками он оснащен? Гриценко».

Ответ из штаба флота не слишком задержался.

– Вы видите, Борис Иннокентьевич? – с едва сдерживаемой злобой процедил Гриценко, протягивая Сергееву раскодированную шифрограмму. – Они извиняются, что не предупредили. Оказывается, «Иосиф» оснащен новейшей ракетной системой на основе немецких разработок, однако, поскольку система является совсекретной, они не могут раскрывать ее параметры по радио.

– Надо отозвать последний «КОР», товарищ адмирал, – сказал Сергеев.

– Да, немедленно. Придется ввести наши крейсера в зону прямой видимости, будут служить корректировщиками. Зато руки у нас теперь развязаны в полном смысле, не мы первые начали убивать, правда?

Капитан Сергеев кивнул.

Поиски корней

– Так вы считаете, Павел Львович, что против вас создан глобальный, вселенский заговор с целью раскрашивания реальности в другой цвет?

Адмирал, уже привыкший курить «Кэмел», посмотрел на Панина прищурившись, но промолчал.

– Так вот, сегодня мы забираем вас из этого заведения. Забираем насовсем.

– А что, я уже признан нормальным?

– Естественно.

– И мне можно будет посетить семью?

– Павел Львович, к сожалению, несмотря на все наши попытки, мы не смогли обнаружить никаких следов вашей семьи, вашей жены или сыновей.

– Жена моя давно умерла, она похоронена на русском кладбище вблизи города Кагосима. Мой старший сын погиб в Южно-Китайском море в шестьдесят седьмом. Жив был только младший – Геннадий. Ему сейчас где-то пятьдесят восемь.

– В Японии на могиле супруги вы пока побывать не можете, но если вам известно, где похоронен старший сын, естественно в пределах России, мы вам это устроим.

– Он в коллективном захоронении во Владивостоке. Тела его, конечно, там нет, но хоть на памятник цветы возложить.

– А почему останков там нет?

– Но ведь бои были возле Филиппин, когда мы отсекали американский флот… – Адмирал подозрительно вскинул брови. – Из его экипажа не спасся никто. Он, несмотря на мои возражения, захотел стать летчиком, но, может, из уважения ко мне – морским.

– Ясно, – сказал Панин, хотя ему ничего покуда не было ясно. – Владивосток, это реально. Попробуем найти этот памятник.

Наказание

Линкор застопорил свои неисчислимые лошадиные силы и теперь покоился относительно широт и меридианов, зато какой шумный он стал, он мог бы поспорить с иерихонскими трубами, если бы такие завели свою песню где-нибудь поблизости. В моменты, когда лопалась по шву незримая воздушная ткань, люди несколько секунд завидовали глухим и тут же ими становились, правда, не навсегда, а так, на какое-то время. Хотя у некоторых, особо чувствительных натур или у организмов, находящихся в стадии роста, залповые сотрясения могли вызвать и необратимые изменения вредного свойства. Но что стоило сокращение назначенного биологией жизненного предела по сравнению с эйфорией участия в сложном, глобальном апофеозе разрушения?