Версальский утопленник, стр. 24

IV

НИТЬ АРИАДНЫ

Пятница, 7 августа 1778 года.

На колокольне церкви Сент-Эсташ прозвонили, а домашние часы пробили шесть. Помня, что он весь покрыт шрамами, Николя осторожно потянулся. Не желая растревожить свои раны и помешать рубцеванию, процесс которого шел полным ходом, о чем свидетельствовал зуд по всему телу, ему пришлось совершить туалет без привычного обливания холодной водой. Не став будить Луи, он спустился на кухню к Катрине, где та, привыкнув рано вставать, уже приготовилась накормить его сытным завтраком. Его намерение уйти из дома с пустым желудком вызвало у нее неподдельное возмущение. А узнав, что он направляется в забегаловку на площади Шевалье дю Ге, она и вовсе пришла в ярость. И как ему только могло прийти в голову променять домашнюю кухню на какую-то подозрительную стряпню? Он со смехом объяснил ей, что в забегаловках, посещаемых простонародьем, зачастую готовят ничуть не хуже, чем повариха из Эльзаса. Презрительно фыркнув, она замахнулась на него тряпкой и изгнала из кухни, сопроводив свой жест не слишком лестными пожеланиями.

Около семи часов, о чем ему сообщил перезвон колоколов на колокольне Сент-Элуа, он вступил в лабиринт узких вонючих улочек, одна грязней другой; не без труда отыскав дорогу, он добрался до харчевни, хозяева которой, презрев предписания полиции, не удосужились заменить старую ржавую вывеску на новую. Упитанная девица, разлегшись грудью на столе, потягивала что-то крепкое. Немного поодаль старик в плаще и рваных ботинках, откуда выглядывали босые ноги, жадно хлебал из чашки суп, то и дело подбрасывая в него хлебные корки. У ног его устроилась тощая рыжая собака, внимательно наблюдавшая за тем, не перепадет ли ей хотя бы крошка сего пиршества. За столом в центре зала сидела компания рыночных торговок, облаченных в задрипанные платья. С грязными раскрасневшимися лицами, обрамленными мятыми оборками чепцов из грубого холста, они, не переставая громко разговаривать, прихлебывали кофе со сливками из огромных кружек, одновременно макая в них кусочки хлеба и жадно их поглощая. В глубине зала, в углу, откуда, не привлекая к себе внимания, хорошо наблюдать за всеми посетителями, сидел, завернувшись в плащ и надвинув на лоб шляпу, Ретиф; в такой позе он напоминал ночную птицу, вернувшуюся с охоты. Николя сел напротив него. Запах стоящего на столе блюда приятно защекотал ему ноздри.

— Бесполезно притворяться спящим. Что это у вас здесь, бесценный Ретиф, что за аромат приходится вдыхать голодному?

— Это? Так, пустячок, который я сам приготовил для вас на плите хозяина сего заведения. Свежие кроличьи печенки, жаренные в масле с мелкими луковичками. Жаркое должно немножко настояться, а потом луковички можно вынуть. Ну, разумеется, добавлены соль и перец. Советую плеснуть еще толику уксуса, и можно приступать. Главное, не передержать. Печенки должны быть нежные и розовые внутри и хрустящие снаружи. Если их передержать, они превратятся в банальный паштет, и тогда пиши пропало! Да, чуть не забыл: надобно еще посыпать петрушкой.

— А этот кувшинчик?

— В нем сидр. Я справился о ваших вкусах.

— Ценю ваше внимание. В сущности, вы неплохой малый.

Решительным жестом Николя протянул руку и ловко подхватил двумя пальцами кусок печенки. Отправив его в рот, он насладился хрустящей корочкой, а потом с чувством проглотил сочную мякоть. Под взволнованным взором писателя он истребил почти половину сковородки, запив снедь несколькими стаканчиками сидра.

— Я долго буду помнить ваш сюрприз. А теперь рассказывайте, что вам удалось узнать этой ночью.

— Я действовал так, как вы велели. Ваш человек вышел из Шатле и, как вы и сказали, сразу нанял проходивший мимо фиакр.

— А вы в вашем фиакре поехали за ним?

— Вовсе нет.

— Как так?

— Я не мог.

— Но почему, дражайший Филин, скажите мне, почему?

— Потому что я сидел в фиакре.

— В фиакре?!

— Точнее, на фиакре. Да все вы прекрасно поняли, господин маркиз. Понимаете, у меня среди кучеров есть кое-какие знакомства. Иногда мне требуется, ну, скажем, комната на колесах. О! Для вполне невинных занятий, вы же меня знаете. Приходится полагаться на скромность кучера. Это, понятное дело, требует некоторых затрат, без которых мне не обойтись. Но всегда можно договориться. Вот и теперь я одолжил, точнее, нанял фиакр, который остановил Ренар, и сам лично повез его. Прошу заметить, если бы я последовал вашему совету, он непременно заметил бы за собой слежку, ибо в этот час улицы пусты. А тут, выходит, он меня прокатил.

— А вы не боялись, что вас разоблачат, ведь ваш нелепый вид знаком каждому полицейскому.

— Нисколько. Я также взял напрокат у своего кучера его плащ и шляпу.

— Отлично, у вас на все есть ответ. И что было дальше?

— Он отъехал недалеко.

— Довольно говорить загадками. Так мы далеко не уедем.

— Как тот, другой?

— Что за другой?

— Тот самый неизвестный, что заинтересовал вас однажды вечером по выходе с бала, что давали в Опере. Мы тогда встретились, и я поделился с вами своими наблюдениями над неким субъектом, который, кажется, чем-то вас заинтересовал.

Однако уже второй раз приходится возвращаться к тому вечеру, подумал Николя. Он привык не доверять совпадениям, хотя они зачастую оказывались весьма и весьма значимыми. Их очевидность заставляла искать новые подходы к делу, причем быстро, не задумываясь о возможных последствиях скоропалительных решений.

— И которого вы потеряли по дороге в Пале-Руаяль, на углу улицы Бонз-Анфан.

— У вас превосходная память. Живой архив. Я бы с удовольствием полистал вас. Прошлая сцена повторилась. Он велел мне остановиться посреди улицы Сент-Оноре. И что мне прикажете делать? Я запутал поводья, чтоб иметь возможность подольше посмотреть вслед своему клиенту, а затем пристроился в хвост к другому фиакру, поджидавшему пассажиров. Он вернулся довольно быстро. Минут через десять, не больше. Затем сел в головной экипаж. Кучер того фиакра сообщил мне адрес, названный его седоком, — в сад Воксхолл.

— И чем все кончилось?

Ретиф заморгал.

— Как мы и договорились, я понимал, что миссия моя еще не завершена. Поэтому я скромненько покинул свой экипаж и решил пешком последить за этим субъектом, сделав все, чтобы он меня не заметил. Зная, куда он направился, я был уверен, что не потеряю его. Итак, мы прибыли туда одновременно, и, не упуская его из виду, я зашагал по предместью Сен-Мартен, по улице, где расположены заведения Торе.

— На углу улиц Бонди и Ланкри.

— Совершенно верно. В сумерках туда устремляются любители галантных приключений. Некогда один изобретательный фейерверкер проводил там испытание фейерверков, но потом их запретили, так как своими огнями они озаряли сцены любви.

— Они могли поджечь квартал.

— Теперь там устраивают балы и разыгрывают пантомимы. Там всегда много хорошеньких девушек из меблированных комнат, тех, кто еще не шляется по улицам в поисках клиентов. Ах, когда вокруг столько красоток, у вас начинает кружиться голова. А когда вы увидите их ножки, эти очаровательные маленькие ножки в открытых туфельках и шелковых чулочках…

— Довольно, продолжай про нашего клиента.

— Вы правы. Я позволил себе увлечься. Выйдя из фиакра, наш Ренар мгновенно растворился в веселой толпе, но я сумел пристроиться за ним и ни на миг не выпускал его из виду. Совершенно очевидно, он пребывал в поиске, ибо несколько раз оттолкнул от себя липнувших к нему красоток. Честно говоря, он, похоже, был склонен принять бесстыдные предложения юных мужеобразных созданий, одетых и причесанных по английской моде, ну, тех, что нынче так и кишат у нас на улицах… Впрочем, их предложений он тоже не принял и продолжал искать. Наконец он схватил за рукав человека ничем не примечательного, среднего роста, одетого в костюм слуги. Отойдя в сторону, они уселись на скамеечке под фонарем, и я сумел разглядеть его рыжие волосы, точнее, рыжий парик. Они перекинулись несколькими фразами; Ренар был взволнован и, как мне показалось, о чем-то инструктировал приятеля. Полагаю, какого-нибудь осведомителя.