Павлик Морозов [1978], стр. 3
Глава III
СХВАТКА В ЛЕСУ
Ночью прошел дождь. Но к утру небо очистилось от туч, и солнце засияло над тайгой. Повторенное бесчисленное количество раз, оно сверкало в каждой травинке, в каждом листе.
Дул теплый южный ветер. Деревья мягко шелестели, осыпая крупные капли.
По лесу шла девочка в сереньком платье. Растрепавшиеся светлые косички ее были влажны от этих капель. Шагая по высокой траве, она подтягивала подол платья, и мокрая трава приятно холодила ее загорелые коленки.
На небольшой полянке девочка присела на ствол когда-то поваленного бурей дерева. Вокруг под ветром шелестела трава, и со всех сторон на нее наплывал веселый гул омытого дождем леса. Пахло цветами и сыростью.
Мурлыкая какую-то песенку и улыбаясь, девочка смотрела вокруг. Рядом с ней на длинный зеленый стебелек опустился большой бархатный шмель, и стебелек равномерно закачался под его тяжестью. Словно балансируя, шмель смешно перебирал мохнатыми ножками, подрагивал стеклянными крылышками. Девочка засмеялась и протянула к нему руку. Испуганный этим движением, шмель взметнулся кверху и, кругами набирая высоту, исчез между деревьями.
Потеряв из виду шмеля, девочка вздохнула, потянулась и, подложив под голову руку, легла на стволе. Лесной гул убаюкивал ее, и она закрыла глаза.
— Вот так ее в разведку посылать! — услышала она вдруг чей-то недовольный голос.
Девочка торопливо вскочила, одергивая платье. Перед ней стоял Павел с группой ребят.
— А что… я ничего… — смущенно заговорила она.
— Ну да, ничего! — усмехнулся Павел, весело поглядывая на товарищей. — Ничего, только по всему лесу храп раздается.
Девочка обиженно заговорила:
— А я и не спала совсем. На самую чуточку только глаза закрыла…
— Ладно уж, — примирительно сказал Яков. — Давайте, это самое, на этот раз простим ее. Уж больно она хорошо научилась дорожные знаки ставить. Ведь от самой деревни по ее дорожным знакам шли и не сбились.
— Так и быть, простим, — продолжая улыбаться, согласился Павел. — Ты, Мотя, так и знай: за дорожные знаки прощаем тебе нарушение дисциплины!
Он отошел в сторонку, оглядел собравшихся и скомандовал:
— Отряд! На линейку становись!
Пионеры выстроились на полянке. Когда провели перекличку, оказалось, что на сборе присутствует десять человек. Недоставало одной пионерки — Клавы Ступак.
— Ну, ясно! Девчонки, это самое, всегда подводят! — заворчал Яков.
Мотя погрозила ему пальцем:
— Ну-ну, ты потише насчет девчонок!
— Отставить разговоры! — строго прикрикнул Павел.
Он помолчал, командирским взглядом окидывая строй, и торжественно произнес:
— Очередной сбор герасимовского отряда юных пионеров объявляю открытым! К борьбе за рабочее дело будьте готовы!
И собравшиеся не очень дружно, но зато горячо и громко ответили:
— Всегда готовы!
— Знаменосец, поднять флаг!
Яков торопливо вынул из-за пазухи красный флажок. Зажимая коленками выструганный из березки шест, он укрепил флажок на его вершине. Затем Яков вышел из строя и воткнул шест в мягкую после дождя землю. Маленький красный флажок затрепетал на ветру.
— Вольно! — скомандовал Павел. — Садитесь, ребята, где посуше.
Он вынул из-за пояса книгу, аккуратно завернутую в газету. Это была «Мать» Горького. В конце учебного года ее подарила Павлу Зоя Александровна. Вначале пионеры собирались прочитать книгу по очереди. Но потом решили, что это лучше делать всем сразу — на сборах. Так никому не обидно, а книга такая интересная!
— На, читай, Мотя, твоя очередь.
Мотя открывает книгу. Ее голос звучит тихо и ровно.
И вот нет больше тайги. Все словно перенеслись в другой мир. У Павла горячо стучит сердце. Человека, о котором пишет Горький, тоже звали Павлом. Какой это замечательный человек! Как отважно он боролся за свободу, за счастье народа!
Мотя читает:
— «Заревел гудок, поглотив своим черным звуком людской говор. Толпа дрогнула, сидевшие встали, на минуту все замерло, насторожилось, и много лиц побледнело.
— Товарищи! — раздался голос Павла, звучный и крепкий.
Сухой и горячий туман ожег глаза матери, и она одним движением вдруг окрепшего тела встала сзади сына. Все обернулись к Павлу, окружая его, точно крупинки железа кусок магнита.
Мать смотрела в лицо ему и видела только глаза, гордые и смелые, жгучие…
— Товарищи! Мы решили открыта заявить, кто мы, мы поднимаем сегодня наше знамя, знамя разума, правды, свободы!
Древко, белое и длинное, мелькнуло в воздухе, наклонилось, разрезало толпу, скрылось в ней, и через минуту над поднятыми кверху лицами людей взметнулось красной птицей широкое полотно знамени рабочего народа».
Голос Моти начинает дрожать от волнения. Она делает глубокий вздох и поворачивает лицо к пионерскому флажку, который, словно язычок пламени, колышется среди зелени. И вместе с Мотей поворачивают лица к своему флажку все пионеры.
— Знамя разума, правды, свободы… — тихо повторяет Мотя.
Внезапно Яков вскакивает с места. У него тревожное лицо.
— Слышите? — шепчет он.
В лесу кто-то кричит.
Да, теперь все слышат: где-то близко кричит Клава Ступак.
Пионеры растерянно переглядываются, встают. На полянку выбегает всхлипывающая Клава. Она так бледна, что густые веснушки на ее лице видны еще отчетливее, чем обычно.
— Ребята, — прерывающимся голосом говорит она, — за мной саковцы гонятся!.. Камнем ударили.
«Саковцами» в Герасимовке прозвали группу ребятишек по имени их главаря Петьки Сакова. Много неприятностей наделали саковцы отряду. Вначале, после того как в школе был организован пионерский отряд, они всячески пытались срывать сборы. Били в классе окна, если там собирались пионеры, швыряли в них дохлых мышей. Потом, когда в школе кончились занятия и пионеры, скрываясь от саковцев, начали собираться в лесу, Петька и его сверстники стали подстерегать пионеров поодиночке.
Павел, бледнея, подошел к Клаве Ступак.
— Где они? — глухо спросил он.
И в ту же секунду откуда-то в него полетел камень. Павел стремительно согнулся, и камень лишь слегка задел его.
— Трус! — яростно крикнул Павел. — Камнями кидаешься, а один на один выйти боишься!
Это был вызов. И тогда кусты раздвинулись, и на полянке появился Петька Саков. Это был рыжий вихрастый мальчишка. Засунув руки в карманы, он презрительно глядел на пионеров. Один за другим на полянку выходили саковцы.
— Ну, кто трус? — спросил Петька и, оттопырив нижнюю губу, сплюнул через плечо.
Павел шагнул к нему навстречу. Он тяжело дышал.
— Смотри, Петька, доиграешься!
— А ты не пугай! Я сам пугать могу.
— Мы вас не трогаем, и вы нас не трогайте.
— Ишь ты какой!
— Какой?
— Больно важный. Тоже мне — коммунист!
— А ты подкулачник!
— Вот мы ваш флаг на тряпки пустим!
— А ну, попробуй!
— И попробую!
Подбадриваемый приятелями, Петька Саков вразвалку подошел к отрядному флажку. Павел шагал с ним рядом, плечо к плечу.
— А ну, попробуй! — повторил он сквозь зубы.
Саков, не отвечая, медленно вынул из кармана руку и вдруг рывком протянул ее к флажку. Через секунду Павел и Саков катались по мокрой траве. На помощь Петьке торопились приятели.
И еще через несколько секунд на всей полянке закипела схватка. Сбившись в стороне, громко визжали девочки.
Силы были на стороне саковцев. Мотя с тревогой видела, как один из них совсем близко подобрался к флажку, собираясь сдернуть его с места. У Моти захолонуло в груди.
— Ах ты ж гад! — вдруг пронзительно закричала она и, чувствуя, что ей становится все нипочем, что она больше никого на свете не боится, бросилась на врага.
Одной рукой она вцепилась ему в волосы, а другой начала яростно его царапать. Пораженный такой отчаянной храбростью, противник завопил, рванулся и позорно побежал с поля боя. Мотя бежала за ним, неумело тыча в его спину кулаками.