Павлик Морозов [1976], стр. 1
В.Губарев
Павлик Морозов
ГЛАВА I
ВЫСТРЕЛ В ЛЕСУ
Человек был высок и плечист; темная с проседью щетина густо покрывала его щеки и подбородок. Медленно поднимаясь по крутому глинистому склону лесного холма, он то и дело останавливался и озирался. Серенькая трясогузка вспорхнула вдруг из-под его ног, он вздрогнул, отшатнулся и выругался громким шепотом:
— Анафема! Ишь как спугала…
Он рассеянно проследил за неровным, вихляющим полетом трясогузки и вновь двинулся по склону, слегка припадая на одну ногу. В облике этого человека можно было бы определить черты сильного и властного характера, если бы настороженные движения, бегающий взгляд, вся повадка не выдавали в нем чего-то трусливого и ущемленного.
На вершине холма он остановился и, щурясь от слепящего весеннего солнца, оглядел горизонт. Кругом, насколько хватает глаз, синели в дрожащей дымке бескрайние леса. Было так тихо, что до его слуха отчетливо доносился плеск реки, протекающей в двухстах метрах от холма.
Он долго стоял, напряженно глядя вниз, на лесную дорогу, равнодушный к сиянию дня и нежному дыханию весны.
Но вот невдалеке под обрывом послышались шаги. Хромой подался вперед и поднес к глазам руку, защищаясь от солнца.
По дороге шел высокий худощавый парень в синей косоворотке.
— Здорово, хлопец! — крикнул хромой. Голос у него был низкий, гудящий, с небольшой хрипотцой. Парень остановился, вскинул голову, ощупывая незнакомца быстрыми серыми глазами.
— Здорово, — ответил он веселым тенорком и едва заметно усмехнулся. — Кто такой будешь? Будто волк, в кустах хоронишься…
— А может, я и есть волк, — серьезно, без тени улыбки сказал хромой. — Ты не герасимовский?
— Герасимовский.
— Поди-ка, посидим… покурим…
Парень легко поднялся по глинистому склону. Подходя к незнакомцу, он продолжал ощупывать его колючим взглядом. «Занозистый», — подумал о нем хромой.
— Табак-то твой или мой курить будем? — покривил парень в ухмылке губы и присел рядом с незнакомцем на ствол поваленного бурей дерева.
— Я так вижу — скуповат ты, хлопец, — впервые усмехнулся хромой.
— Нет, зачем же… Для хорошего человека на закрутку не жалко, — бойко ответил парень, доставая кисет.
— Я ж тебе кажу, что я не человек, а волк, — снова усмехнулся хромой и похлопал парня по плечу большой твердой ладонью. — Да ты не бойся, я своих не кусаю… Тебя Данилой звать?
— Данилой… А ты откуда знаешь?
— Обрисовали мне одни люди твое обличье…
Они помолчали, изучая друг друга пытливыми взглядами. Данила отвел глаза в сторону, выдул струйку дыма, кашлянул.
— Так… Ну а тебя как же зовут?
Незнакомец вздохнул, ухмыльнулся:
— В детстве мать называла как-то, да позабыл теперь… Где был?
— На болоте осоку резал.
— Это у вас на Урале сенокосом называется? — хромой сокрушенно покачал головой.
— Молодую осоку скот очень даже любит… — парень хитро покосился на незнакомца. — А у вас на Кубани разве скот не ест осоку?
— А тебе кто сказал, что я с Кубани? — быстро спросил хромой.
— По разговору слышу… Вроде бы ты малость русский с украинским путаешь.
— Эх, Кубань, Кубань — золотая сторона! У нас болот нема, а трава на лугах по пояс!
— Хорошо жил?
— Сейчас кажется — лучше бы надо, да нельзя.
— И батраки были?
Хромой шумно выпустил дым уголком губ, повел плечами.
— У меня полстаницы работало… Да что вспоминать-то теперь…
Помолчали.
— Ты вроде хромаешь? — спросил Данила. — Ногу натер или еще что?
— Разглядел-таки! — улыбнулся незнакомец. — Это еще в детстве жаткой меня в поле царапнуло…
— Давно у нас на Урале?
— Второй год… Как в тридцатом началась у нас коллективизация, так всех нас и турнули на север! — Он помолчал, задумавшись, старательно загасил пальцами папиросу и швырнул ее с обрыва на дорогу. — Значит, ты из Герасимовки?
— Из Герасимовки.
— Слышал я, у вас председатель сельсовета человек очень душевный.
— Ничего себе человек… А зачем тебе председатель?
— А я так, к слову… Ты его знаешь?
— Как не знать-то. Племянником ему прихожусь.
— Добре! — Хромой привстал, заложив руки в карманы, и снова посмотрел на Данилу долгим изучающим взглядом. — Это добре, хлопец! Как бы повидаться мне с твоим дядькой?
— Эва, чего хочешь! — протянул Данила. — Нельзя ему с тобой видаться. Что люди-то скажут? Ты же кулаком считаешься! Хоть и бывший, а все-таки кулак и враг Советской власти!
Хромой продолжал в упор смотреть на Данилу.
— Слышал я, что твой дядька не так уж сильно Советскую власть любит…
— Наговоры!.. Это ты брось! Его даже секретарь райкома партии товарищ Захаркин уважает!
Хромой не ответил и неторопливо вынул из кармана большие часы с серебряной цепочкой.
— Нравятся? — И, прежде чем Данила успел ответить, отстегнул цепочку от пояса и протянул часы. — Возьми, для хорошего человека не жалко.
— Да ты что? — Данила посмотрел на хромого округлившимися от удивления глазами, но часы нерешительно взял дрогнувшими пальцами.
— Возьми, возьми… Только устрой ты мне, Данила, свидание со своим дядькой.
— Да что тебе надо от него? Я передам…
Незнакомец ответил не сразу. Казалось, он решал, может ли доверить Даниле свою тайну.
— Что надо? — наконец глухо заговорил он. — А надо мне, xлопец, восемь штук удостоверений.
— Каких удостоверений?
— А вот таких… — Он вынул из кармана бумажку. — Я образец давно приготовил. Смотри: «Дано настоящее удостоверение гражданину деревни Герасимовка Верхне-Тавдинского района Уральской области (тут надо пропуск сделать: фамилии мы будем сами вписывать)… что уезжает он с места жительства по собственному желанию и по социальному положению является бедняком»…
«Бежать с Урала хочет!» — подумал Данила.
— Так, — он покривил губы. — Не выйдет из этого ничего. Не согласится дядя Трофим.
— А мы не даром, хлопец! Чуешь? Не даром! За каждое такое удостоверение по тысяче рублей заплатим!
— По тысяче?! — слабо ахнул Данила.
— По тысяче, хлопец! И тебе дадим еще! Устрой нам только это дело.
— Не знаю…
— Устрой, хлопец!
— Я скажу ему…
— Добре!
Данила помолчал, вытер вдруг выступившие на висках капельки пота.
— А ты приходи в Герасимовку, когда стемнеет… Свистнешь на крайнем огороде…
За деревьями, внизу на дороге, послышался цокот копыт. Данила и хромой молча шагнули к обрыву. Из-за поворота показался всадник в кителе защитного цвета. Он ехал медленно, отгоняя плеткой кружащихся над лошадью слепней. Покачиваясь в седле, всадник тихо напевал какую-то незатейливую песенку. У него было открытое лицо с узким косым шрамом через щеку и усталые серые глаза. На вид ему было лет сорок.
— Кто такой? — шепотом спросил Данилу хромой.
— Дымов… В райкоме партии работает. Разудалый человек — ездит по району, за колхозы агитирует… Стреляли в него уже один раз, а ему все нипочем…
— Плохо стреляли! — зло сказал хромой и вдруг рывком вынул из кармана наган.
— Да ты что, ты что?! — попятился Данила, бледнея.
— Ничего! У меня с коммунистами свои счеты!.. Ступай, хлопец, попозже я приду в Герасимовку…
Данила бегом бросился с холма в чащу леса. Он слышал, как за его спиной хлопнул короткий выстрел. Эхо подхватило его и понесло далеко по тайге. Стайка птиц с тревожным свистом сорвалась с вершины старой сосны…
ГЛАВА II
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ СЕЛЬСОВЕТА
Старая, почерневшая от непогоды и времени изба Трофима Морозова стоит на самом краю деревни. Перед крыльцом растет одинокая береза. За покосившимися воротами видна гряда леса, близко подступающего к Герасимовке.
Павел и Федя, запыхавшись, вбежали с улицы во двор.