Время войны, стр. 84

Прямо по центру стремительно надвигалась машина с большой башней, оттянутой в корму, и непропорционально маленькой пушкой. Она стреляла из пушки куда-то вбок, повернув башню, и Игару бросились в глаза цифры на скошенной боковой стенке: «1377» и «01». Они сплетались в красивый логотип, увенчанный большой буквой «Т», и все это Игар рассмотрел за долю секунды, перед тем, как Никалаю бросил свою гранату.

Трудно сказать, куда он метил, но граната, не долетев, упала прямо перед гусеницей. Бронемашина наехала на нее, быстро разворачивая башню вперед.

Пулеметы застучали, кажется, в ту самую секунду, когда под гусеницей раздался взрыв. Но пули успели свалить нескольких целинцев.

Игар замахнулся своей гранатой, когда пулемет смолк. Машина продолжала катиться на него, но было видно, как разорванная гусеница сползает с катков.

Потом машина с шипением остановилась.

Пулеметы застучали снова, и граната полетела туда, где Игар заметил шевелящийся ствол. В переднюю часть машины под башней, правее центра.

Свист пуль, брызги крови, крики, взрыв.

И тишина.

63

Они заняли флагманский корабль без боя. Последние наемники не стали сопротивляться. С ними кто-то конфиденциально поговорил.

Сабуровские коммандос взяли флагман под контроль, но Тауберта на борту уже не было.

— Он на яхте, — невозмутимо сообщил адмирал Эсмерано.

— Хочет сбежать?

— Уже нет. Он не расплатился по долгам, и ему доходчиво объяснили насчет последствий.

Действительно — куда уж доходчивей. «Удаление от рейдеров „Конкистадора“ повлечет за собой самопроизвольный отстрел и подрыв самоликвидатора».

Наверное, сам Эсмерано и разъяснил. Ему ведь тоже причитается с этой расплаты по долгам.

— Связь! — скомандовал генерал Сабуров, появляясь в центральном зале.

Пока налаживали связь с яхтой принцессы Арранской и убеждали маршала Тауберта подойти к видеофону, Сабуров успел получить доклады от всех служб, а в зале появились Бессонов и Тутаев.

Последним прибыл генеральный советник «Конкистадора» со свитой и именно его явление народу увидел Тауберт, который вышел, наконец, на связь.

— Потрудитесь объяснить, господин маршал, почему вы оставили свой пост? — сурово обратился к нему генеральный советник.

— Потому что легион взбунтовался при прямом попустительстве наблюдателей «Конкистадора». Ваших подчиненных, господин генеральный советник.

— У меня другие сведения маршал-сан, — холодно прервал его эрланец. — Ваши действия в последние дни поставили целинскую операцию на грань катастрофы. Я говорю прежде всего о назначении Пала Страхау и конфликте с амурцами. Неужели вы не видели, к чему это может привести?

— Я действовал в точном соответствии с эрланскими методиками. Теми, которые рекомендовали мне вы.

— Мы никогда не рекомендовали ссориться с союзниками и выжигать дотла тыловые города.

— На уничтожение города Чайкина в назидание другим согласились даже земляне.

— Ничего подобного, — резко возразил генерал Бессонов. — Мы согласились только передать оккупационным силам свою авиацию и артиллерию для использования по усмотрению органов полиции.

— Речь не о том, какими средствами пришлось подавлять мятеж, — заметил начальник особой службы Тутаев. — Вопрос в том, почему он возник. И здесь вина Страхау, а еще раньше — вина бредовых инструкций Ставки очевидна.

— Эти инструкции почти дословно переведены с эрланких образцов.

— В отличие от вас, мы готовы признавать свои ошибки, — произнес генеральный советник с видом кающегося самурая. — Возможно, действия и предложения генералов-землян обогатят эрланскую военную науку. Теперь очевидно, что при таком численном превосходстве противника одержать победу стандартными эрланскими методами невозможно.

— И какой из этого вывод? Какие ошибки я должен признавать? Назначение Страхау? Да он и десяти дней не провел на этом посту. К мятежу привела не его жестокость, а преступная мягкотелость 13-й фаланги.

— Не будем о 13-й, — тихо и печально произнес Бессонов. — Она целую ночь в одиночку держала перешеек, а потом перешла в наступление и очистила от целинцев стокилометровую зону. Теперь 13-й больше нет. Генерал-майор Шубин вылетел на планету собирать то, что от нее осталось, но вряд ли он много соберет. Так что не будем…

— И опять же почему? Потому что вы, господин начальник штаба, затянули с наступлением.

— Нет. Это потому что вы, господин маршал, настояли на этом наступлении. Но не будем спорить. У советников концерна есть предложения по поводу того, как не растерять достигнутое и добиться большего.

— Где эти советники были раньше? — с явной обидой произнес Тауберт.

Это был вполне резонный вопрос, и генеральный советник был, наверное, единственным, кто знал на него ответ. Он мог бы многое порассказать о спорах, которые кипели в резиденции эрланцев, и о том, как с его подачи было решено до поры до времени ни во что не вмешиваться и считать безумства Тауберта и Ставки экзаменом для землян с перспективой выгодного трудоустройства. Полководцы, которые способны даже в таких условиях избежать катастрофы, будут отличным приобретением для «Конкистадора».

Он мог бы упомянуть, что даже самые твердолобые молодые эрланцы, свято верующие в непогрешимость имперских боевых наставлений, перестали возражать мудрому генеральному советнику, когда возникла угроза, что маршал Тауберт в ярости и панике попросту перестреляет земных генералов, решивших покончить с его безумствами — и именно тогда эрланцы, используя свой приоритетный доступ, отключили Ставку от контрольных систем особой службы.

А когда генеральный обсуждал с Бессоновым новые условия сотрудничества, твердолобые опять возражали, потому что «Конкистадор» подписывал контракт с Редриком Таубертом, и там черным по белому написано, что он является единоличным командиром легиона и единственным контрагентом концерна. А земляне при всех их талантах — никто, ничто и звать никак.

Но генеральный опять ответил мудро. «Ведь Тауберт не выполнил условия контракта, — сказал он. — И теперь согласно договору мы должны либо отстрелить его ошейник, либо изменить контракт. Думаю, при такой альтернативе он не станет возражать против некоторых мелких поправок».

Но в беседе с маршалом генеральный обо всем этом скромно умолчал, и ответил на вопрос собеседника так:

— Раньше вы не обращались к нам за помощью, а мы не имеем привычки путаться под ногами со своими советами. Но когда наступил кризис и генералы легиона предложили пути выхода из него, мы сочли необходимым вмешаться.

— И что дальше? Вы хотите сообщить, что я отстранен от командования? Или казнить меня за невыполнение условий договора? Я ведь помню, какой сегодня день.

— Мы тоже помним, какой сегодня день. И вы верно подметили, что условия контракта не выполнены. Впрочем, если бы не это обстоятельство, то вы наверняка не сбежали бы на яхту в стремлении покинуть район Целины и скрыться от ответственности.

— Я не собирался скрываться. Просто на яхте я среди друзей, которые могут сообщить всем заинтересованным лицам о методах работы «Конкистадора».

— Наши методы не так уж жестоки, — покачал головой генеральный советник. — Наоборот, слишком много неприятностей на Целине произошли из-за того, что мы вмешались слишком поздно. Но это ваша война. Не в наших интересах заниматься мелочной опекой и не в наших интересах прерывать войну сейчас. Мы готовы предоставить легиону отсрочку еще на сто дней, на протяжении которых он обязан отгрузить 15 миллионов пленных.

— Не пленных, а эвакуированных, — поправил Бессонов.

— Именно так, — кивнул эрланец. — «Конкистадор» обязуется использовать их только для освоения новых планет на правах свободных колонистов.

Тауберт пожал плечами — дескать, какая разница. А советник продолжал ровным слегка усталым голосом:

— Концерн рекомендует назначить командиром легиона генерала Бессонова и предоставить ему максимум полномочий.