Пока мы не встретимся вновь, стр. 59

10

Уютно расположившись в комнате для приема гостей, залитой солнцем, Ева просматривала утреннюю газету. Поль уехал в консульство; дочери были на занятиях; на кухне вовсю шли приготовления к завтраку, который она устраивала сегодня для дам из французской колонии. Еще накануне она расставила по всему дому свежие розы из сада, так что теперь могла, не торопясь, знакомиться с тем, что происходит в мире, или хотя бы с событиями, значительными с точки зрения издаваемой в Лос-Анджелесе газеты.

Стоял май 1936 года. Франция была парализована забастовками, последовавшими вслед за победой на выборах Народного фронта, в рядах которого оказалось на удивление много социалистов и коммунистов. Закончилась война Муссолини с Эфиопией. Огромные пространства Северной Африки находились под властью итальянского наместника. Гитлеровский вермахт оккупировал бывшую Рейнскую демилитаризованную зону, проявив дерзкое неповиновение Лиге Наций и вызвав гневное осуждение Бельгии, Великобритании, Франции и Италии, хотя дальше осуждения дело не пошло и за этим ничего не последовало. А в Лос-Анджелесе сенсационной новостью, вынесенной на первую полосу газеты, было бракосочетание Дугласа Фербенкса-старшего с леди Сильвией Эшли. Ева с интересом принялась читать это сообщение. Героиней репортажа была женщина, по слухам, дочь лакея, которая какое-то время называлась «восходящей звездой» (хотя, что именно вкладывалось в это понятие, осталось совершенно не ясно) в одном из театральных обозрений Лондона, а потом ухитрилась выйти замуж за наследника титула и состояния графа Шифтсберийского. Теперь, спустя восемь лет, разведясь с лордом Эшли, она обольстила одного из знаменитейших голливудских актеров.

Ева внимательно разглядывала газетный снимок, на котором была запечатлена гражданская церемония бракосочетания, состоявшегося в Париже. Леди Эшли, надо отдать ей должное, была одета в высшей степени элегантно: пальто из светлой шерстяной ткани, украшенное громадным воротником в виде пелерины из темного соболя; под ожерельем из жемчуга и бриллиантов внушительных размеров красовался букет из четырех крупных орхидей. Лак и помада были одного и того же темно-красного цвета. Под ниточками бровей глаза казались удлиненными, их разрез — почти восточным. Несмотря на правильные черты, лицо это вряд ли можно было назвать по-настоящему красивым, и Еве оно казалось холодным. Рядом с леди Эшли стоял загорелый Фербенкс. Он светился неподдельной радостью человека, добившегося исполнения своего заветного желания.

У новобрачных был торжествующий вид. Позади остался скандальный бракоразводный процесс Фербенкса с Мери Пикфорд. В год перед женитьбой Фербенкс и леди Эшли совершили кругосветное путешествие на великолепной яхте Фербенкса, вызывая всеобщую зависть. Рассматривая на снимке женщину, явно привыкшую к роскоши и обожанию и столь желанную для мужчин, что они готовы на все ради обладания ею, Ева подумала, сколько домашних хозяек в Америке заявляют о том, как шокировала их эта свадьба, но втайне завидуют Сильвии Эшли. Миллионы? Десятки миллионов?

Ева бросила газету в корзину для бумаг. Времена, как и нравы, изменились, и Еве, которую всегда осуждали, придется сделать над собой усилие, чтобы самой не судить слишком строго.

Но ведь у нее есть Дельфина и Фредди, и если она может позволить себе с безразличием относиться ко всяким Сильвиям Эшли, то по отношению к собственным дочерям у нее множество обязательств. Дельфина сейчас в том возрасте, в котором Ева с трудом подавляла внутренний бунт. Конечно, пока Дельфина, эта прирожденная кокетка, шла, как легкомысленный ребенок, на поводу у своих желаний. Однако она отнюдь не была посредственностью. Виртуозно манипулируя мужчинами, Дельфина, кажется, не находила удовольствия ни в легких победах, ни в том, чтобы кто-нибудь страдал из-за нее. Она была ласковой, живой, капризной, но, в сущности, милой девочкой. По общему мнению, Дельфина придерживалась не слишком строгих моральных принципов, но в ее-то возрасте, да еще в этом особом городе, кто мог похвастать иным?

Ева очень скучала по Дельфине, которая жила в доме женского землячества Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, против чего Поль категорически возражал. Но университет, действительно, слишком далеко, чтобы ездить туда каждый день. Так или иначе, Еве казалось, что ее старшая дочь будет чувствовать себя лучше среди сверстников. Живя дома, она не смогла бы обрести настоящих друзей, а говорят, именно друзья студенческих лет остаются на всю жизнь.

Еву радовало, что Фредди пока еще учится в школе. Следующей осенью, когда она поступит в университет, ей тоже, возможно, захочется войти в женское землячество и уехать из дома, однако втайне Ева надеялась, что этого не произойдет. Она ненавидела американскую систему, отрывающую детей от семьи, но не могла противостоять ей. Ева надеялась, что сама Фредди не захочет слишком отдаляться от своего драгоценного аэропорта Драй-Спрингс.

Вместе с тем Ева сокрушалась, что Фредди в отличие от Дельфины лишена многих радостей юношеского возраста, не имея даже ни одной близкой школьной подруги. Очень уж отличались интересы ее младшей дочери от интересов сверстников. Фредди еще слишком юная для такого страстного увлечения авиацией, да и такая целеустремленность не соответствует ее возрасту. Если бы Фредди чуть больше походила на Дельфину, а Дельфина на Фредди… «Ну как же я глупа», — подумала Ева и отправилась на кухню, желая убедиться в том, что все идет по плану. Проверяя чаши для ополаскивания пальцев, она думала о том, что, к счастью, хозяйке дома в отличие от гостей не нужно быть в шляпе. Хоть одной заботой меньше.

Дельфина положила сигарету и обвела взглядом комнату своей лучшей подруги и однокашницы по женскому землячеству Марджи Холл. Эта комната, где только что сменили обстановку и где все стало белым и розовым, казалась храмом непорочности. Обстановка совершенно не вязалась с короткими ярко-желтыми кудряшками Марджи, ее пышным молодым телом и дерзкими зелеными глазами. Но, как говорила Марджи, ради того, чтобы пореже видеть мать, она готова вытерпеть и такой антураж.

Мать Марджи только что развелась в третий раз и вышла замуж в четвертый. С тех пор как шесть лет назад Дельфина подружилась с Марджи, комната ее подруги на Бель-Эйр претерпевала изменения в третий раз. Таким образом бывшая миссис Холл пыталась компенсировать своей дочери нежелательную эмоциональную встряску. Что касается Марджи, такая тактика матери вполне устраивала ее, поскольку позволяла обходить острые углы. Кто знает, может, в следующий раз вкус дизайнера совпадет наконец со вкусами самой Марджи.

Сейчас мать Марджи проводила в Европе свой очередной медовый месяц; отец, по слухам, жил в Мексике, но о нем уже давно никто ничего не знал.

Ева не могла недоброжелательно относиться к Марджи только потому, что та из неблагополучной семьи, или потому, что у девушки вызывающе яркие волосы. По словам монахинь из «Святого сердца», у которых Ева наводила справки, Марджи Холл была покладистой, пунктуальной, вежливой и усердной. Училась она вполне прилично, казалась очень живой, а то, что она не подвержена депрессии, настоятельница считала благом. Ее волосы? Ну что ж, она их не красила, это ее натуральный цвет. К сожалению, слишком уж яркий, но с этим ничего не поделаешь.

Случись Еве осмотреть будуар Марджи, она поняла бы, что ее интуитивная тревога имеет основания. В туалетном столике Марджи было припрятано раз в десять больше косметики, чем у Дельфины. Ее шкафы были набиты бесчисленными изысканными и модными вечерними платьями, накидками и туфлями на высоких каблуках. Все это больше подошло бы зрелой женщине, а не восемнадцатилетней девчонке. В потайном ящичке бело-розового бюро находилась изрядная сумма денег. Эти деньги девушки добыли в подпольных казино, куда они часто ходили в сопровождении мужчин. Такие нелегальные притоны пышно расцвели по всему Лос-Анджелесу при попустительстве городской администрации, которая с каждым годом становилась все более коррумпированной. Мужчины в городе поговаривали о том, что эти прелестные создания несомненно приносят им удачу, считая Марджи и Дельфину прекрасными талисманами, щедро вознаграждали их, советовали не слишком сорить деньгами и предлагали свои услуги на будущее.