Рыцари Дикого поля, стр. 23

– Под утро весь ваш отряд должен выйти из леса и напасть на пьянствующих повстанцев. Соединившись при этом с отрядом, который выйдет из замка.

С минуту все задумчиво переглядывались друг с другом, пытаясь выработать какое-то более или менее благоразумное толкование комендантского замысла.

– План столь же примитивный, сколь и гениальный, – задумчиво признал Болевский. – Только вряд ли он удастся. Повстанцев добрых пять сотен. К тому же неизвестно, клюнет ли атаман на нашу приманку.

– Я понимаю: вам жаль всего того добра, что пропадет на столах, – сказал швед. – Конечно, оно пригодилось бы здесь, в осажденном замке. Но через все это мы уже прошли, переступив через собственную жадность. Насколько мне помнится, ни одного вашего, господин Болевский, бочонка среди выставленных для завлечения гайдуков не будет. Так что вас сдерживает?

– Тем более что будет лучше, если часть наших сил все-таки останется за стенами «Гяура», чтобы повстанцы чувствовали себя в постоянном напряжении, – поддержал его предводитель дворянства.

23

Хмельницкому явно не понравились слова провидца. С силой рванув саблю из ножен, он подержал ее на весу и вновь вернул на место. Ни одна жилка на лице хранителя языческого капища при этом не дрогнула.

– Саблю оставьте в покое, полковник. Если уж вы беретесь вершить судьбы целых народов, то должны быть готовыми воспринимать и то, как эти народы станут воспринимать вас.

– Не то говоришь, Велес, не то…

– Сказано уже, что не я пишу книгу судьбы вашей. Всего лишь заглядываю в нее. Ну а слава… Слава к вам, так или иначе, придет.

– Уж не хочешь ли ты отговорить меня от восстания, язычник?

– Даже если бы очень захотел, то не сумел бы, поскольку сие мне пока что не подвластно.

– Хочешь еще что-либо добавить? – спросил Хмельницкий таким тоном, словно позволял Велесу молвить последнее слово перед казнью.

– Хочу. Давно выяснил для себя: сатанизм нашего мира в том и заключается, что в исторической памяти народа всегда остаются те, кто хижины превращает в пожарища, а не те, кто на пожарищах стремится возвести хижины.

Хмельницкий откинулся так, чтобы припасть спиной к обшитой досками стенке хижины, и поиграл желваками.

– Тебе уже когда-то приходилось слышать обо мне, Велес?

– Я даже не знаю, кто вы, поскольку вы так и не представились.

– Узнать, кто я – будет нетрудно. Куда труднее будет заставить себя молчать. Но, видит бог, придется. Ты никогда больше не должен повторить то, что только что сказал обо мне. Беднота желает победы и мести. То и другое она получит. Как случится дальше – один бог ведает. После первых же своих побед я пожертвую на хутор столько, что ты сможешь отстроить и укрепить его как настоящую крепость. И людей принять, сколько прокорм местный позволит. И так будет после взятия каждого города, каждого дворца и замка.

Велес вновь прошелся по полковнику взглядом, словно раскаленным штырем, и выразительно кивнул:

– Верю, что так и будет.

– Озерцо небольшое, но, судя по всему, глубокое.

– В гранитном провале образовалось, причем бог знает когда. Как и скалистый остров Перуна посреди него.

– Потому и говорю: озеро хоть и небольшое, а все же для пешего и конного – преграда. Поэтому возведи на острове большую каменную башню, чтобы стояла там, как неприступная цитадель. Мастеров каменных я пришлю с первой же оказией, как только подвернутся под руку. Камня в округе много, на несколько башен хватит.

– Были бы люди, а камня вокруг – на удивление, – признал Велес. – Будто не посреди степи, а в горах живем.

– Поселение пришельцев, которое по ту сторону озера возникнет, тоже рвом и валом обведи. Обшей деревом и всячески облагородь несколько подземных схронов, где можно было бы отсиживаться, даже если татары или поляки ворвутся в форт. В том числе и на острове…

– Что потребуешь взамен, полковник?

– Чтобы мне всегда были рады в этом стойбище Перуна.

– И будут рады, конечно, будут. Однако же не все молвлено, – решительно повертел головой Федор.

– Дарю тебе чин сотника и назначаю комендантом этого укрепленного казачьего лагеря.

– Теперь мы должны будем считать это капище – «стойбище Перуна» – казачьим лагерем?

– Чем вы станете считать свой хутор в душе – это ваше дело. Я же, ко всему прочему, – будущий гетман взглянул на дверь, из-за которой послышались шаги, и приглушил голос, – назначаю вас хранителем войсковой повстанческой казны, которая должна быть спрятана в одном из подземных тайников. Причем спрятана так… – потряс полковник перед собой кулаком, – чтобы никто и никогда…

– Вы готовы доверить казну человеку, которого впервые видите и которого совсем не знаете? – изумленно уставился на атамана Велес. Вот уж чего он никак не ожидал услышать за этим столом, так это разговора о сокровищах.

– Да, казны, которой пока еще не существует, но которая вскоре обязательно появится. А что касается нашего мимолетного знакомства, то разве на Сечи обнаружатся люди, с которыми я знаком ближе? И разве там хранить безопаснее?

– Значит, вы действительно намерены хранить награбленные, извините, добытые в боях сокровища здесь?

– Какую-то часть. Подумай, где и как спрятать его в здешних каменных подземельях. Причем схоронить надобно так, чтобы, кроме тебя и меня, ходу к нему никто не ведал. Ты понял меня, сотник?

– Но мне сказали, что в отряде ваш сын Тимош. Он в нашей «тайной вечере» не участвует.

– Вообще-то от сына у меня секретов нет. Но в этот, в тайну нашей казачьей казны, мы посвятим его позже. Значительно позже, когда придет время.

Велес понимающе развел руками: дескать, воля ваша, было бы сказано.

– Во всяком случае, теперь многое проясняется, – задумчиво постучал опустевшей кружкой по столу сотник. – Есть тут одна подземная пещерка, три подводы драгоценностей поместить можно. И ход к ней – мудреный. Но главное, чтобы как можно меньше людей знало, о том, что на стойбище Перуна казна казачья хранится. Что она находится именно здесь, что сами следы ее ведут в нашу местность.

– Всех особо интересующихся будем истреблять, – кротко заверил хранителя святынь будущий повелитель.

– Более надежного способа хранения тайн человечество не придумало.

Полковник внимательно присмотрелся к выражению лица Велеса: не искажено ли оно гримасой насмешки.

– Кажется, ты пока еще тоже сказал не все, что хотелось бы. Говори, коль уж выпали минуты откровений.

– Задумка у меня возникла: построить на этом месте монастырь.

– Казачий монастырь, – тут же уточнил Хмельницкий, ничуть не удивившись появлению этой «задумки».

– Православный и, конечно же, казачий. Поскольку иного на Сечи не воспримут. Но в нем будут храниться те языческие святыни и реликвии, которые ждут своего часа в тайнике нашего скита.

– Здесь хранятся реликвии язычников? Не ожидал.

– И даже старинные летописи, тексты языческих треб, которыми пользовались волхвы и до введения на Руси христианства, и после ее крещения. Только, извините, полковник, сейчас я не стану вскрывать эти тайники и демонстрировать вам какие бы то ни было реликвии.

– Не думаю, что они удивят меня или откроют нечто такое, с чем бы я не познакомился в иезуитском коллегиуме, – как можно безразличнее парировал полковник. – Выкладывайте свой замысел дальше.

– Еще там, в бурсе, я задумал возвести монастырь, в котором бы язычники могли молиться Иисусу как одному из богов наших предков. Чтобы не вводить христиан и язычников во вражду, а, наоборот, объединять их. Кстати, об этом мечтал еще мой прадед, Властибор Велес. Дед и отец тоже до последних дней жизни оставались его последователями. Точнее, они мечтали о таком учении, такой вере, которая сумеет соединить православие и язычество в единой вере русичей.

– Итак, вы намеревались создать религию русичей? То есть ты, лично ты, сотник, намерен творить сейчас эту веру?

– Намерен.