Французский поход, стр. 11

– Нет уж, рассказывай здесь и сейчас, – почти прорычал Кара-Батыр.

– Я должен был допросить графиню де Ляфер. Захватить ее и допросить. Мы не грабители. Есть среди вас графиня?

– Графиня де Ляфер перед вами, преподобный, – с вежливой иронией представилась Диана. – Зачем понадобилась засада? Мы могли познакомиться с вами в любое время, в любом из заезжих дворов.

– Люди, которых мы наняли, должны были всего лишь захватить вас. Не причиняя вам при этом никакого зла.

– Вы не объясните мне, преподобный, как можно захватить человека ночью, в лесу, вырвав его у вооруженной охраны, не причиняя при этом зла? Тем более что речь идет о женщине. Побойтесь Бога.

– И все же, мы только хотели допросить вас, – угасшим голосом бубнил монах. – И не более того!

– Ладно, не будем выяснять подробности ваших намерений. В чем заключался бы смысл вашего допроса? Что вас интересовало? – снова ткнула пистолетом ему в лицо графиня.

– Почему королева Мария-Людовика Гонзага столь неожиданно прибыла в Краков и терпеливо дожидается вас? Почему именно вас?

– Королева вправе призвать к себе любого из подданных.

– Никто и не оспаривает это ее право, никто и не оспаривает… Но каким образом этот вызов связан с предстоящей поездкой предводителей украинских казаков во Францию? Как вообще он может быть связан с ней? – уточнил монах.

– Вот это уже существенно. Люди, которые послали вас, хотят знать, какое отношение имеет графиня де Ляфер к переговорам польского правительства и казачьих предводителей с Францией. А если бы я не пожелала отвечать на ваши вопросы?

– Есть вопросы, на которые невозможно не ответить, – монах уже немного пришел в себя и голос его стал жестче, – настолько ответы на них важны для людей, которые организовали эту засаду.

– Я очень удивлю вас, если скажу, что точно так же они важны и для меня. Так, может быть, нам следует объединить свои усилия, чтобы выяснить правду у людей из окружения королевы? Извините, преподобный, но теперь вам придется выбирать, кому служить преданнее – тем, кто вас нанял, или той, что сохранила вам жизнь после неудавшегося нападения.

Монах не ответил. При свете факела видно было, что он шевелит губами, но слов его расслышать графиня не могла.

– Если вы решили молиться, преподобный, то время выбрали неудачное. Я сказала: «Вам придется выбирать».

– Я сделал свой выбор, принимая монашеский обет.

– Вот как?! И в этом обете речь шла о преследовании бедной, беззащитной графини де Ляфер? Странные нынче пошли обеты у наших монахов! – саркастически возмутилась Диана. И, не меняя тона, спросила: – Организовал нападение, конечно же, вездесущий и досточтимый орден иезуитов?

– Даже если я отвечу: «Нет», вы ведь все равно не поверите.

– Я всегда верю людям, которые, давая монашеский обет, освобождают себя от любых нравственных христианских запретов. Кто вы? Из какого монастыря?

– Лишь после того, как татарин обжег ему пламенем подбородок, монах сквозь зубы процедил:

– Хорошо, я буду откровенен. Меня зовут Игнацием.

По имени основателя ордена Игнация Лойолы?

– Очевидно. Я – из Горного монастыря Всех Святых Великомучеников.

«Всех великомучеников», говорите?! – язвительно заметила Диана. – Как трогательно! «Великомученики», которые послали вас… От кого они узнали о письме королевы?

– Разве меня, монаха, в такое посвящали?

– Тогда назовите имя хотя бы одного, главного «великомученика», затеявшего всю эту охоту.

– Он не монах. Мало того, он слишком важное лицо, чтобы те, кого отправляют в ночной лес, могли осквернять его имя, упоминая всуе.

– Но вас-то, вас самого, это интересует: почему королева вызвала меня к себе?

– Я обязан выполнить то, что приказано. Это мой долг.

Графиня внимательно осмотрела всех присутствующих. Мужчины угрюмо молчали.

– Ну что ж, тогда, из уважения к вашему монашескому сану и к вашему послушанию, я поведаю все, что знаю по поводу этого письма, королевы и моего приезда в Краков. Подчеркиваю: все, что знаю и о чем догадываюсь.

– Это еще зачем? Не вижу в этом смысла, графиня, – занервничал поручик Кржижевский. – И вообще, кому нужны сейчас, в этом ночном лесу, ваши откровения?

– Смысл есть во всем, поручик. Тем более – в желании открыть истину монаху, который ради постижения ее ударился во все тяжкие.

Еще выше взошла луна. Стало достаточно светло, чтобы погасить факел, однако татарин все еще стоял с ним за спиной монаха.

Добив по приказанию поручика трех раненых на мосту, гусары подошли к графине и пленному, чтобы попытаться понять, что здесь происходит. Но любопытство их оказалось не ко времени.

– Я прошу всех отойти. Всех-всех! – приказала Диана. – Поручик, кучер, Власта… Готовьте к поездке экипаж и лошадей. Никого из вас я надолго не задержу.

Все, кроме Кара-Батыра, попятились от кареты. Татарин считал, что его эта просьба не касается, поскольку лично он всегда слышит только то, что ему позволено слышать.

– Ну, что вы топчитесь, как стреноженный конь? Выполняйте приказ графини! – прикрикнул он на какого-то зазевавшегося гусара.

15

В течение нескольких минут графиня рассказывала все, что знала об истории письма королевы, о ее «тронных страхах», об Ольгице, об этой поездке. Монах стоял на коленях и изумленно слушал ее. О том, что королеву испугала болезнь короля, что она начала метаться по королевству в поисках знахарей и влиятельной поддержки, монаху в общих чертах уже было известно. Поэтому в правдивости исповеди француженки он не сомневался.

Не мог он понять другого – почему графиня так откровенна с ним? Что заставило ее рассказывать о том, о чем должна была бы молчать даже под пытками тайной иезуитской инквизиции? Уж он-то знал, что графине де Ляфер было уготовано одно из тайных монастырских подземелий, где ей продемонстрировали бы полный набор приспособлений и способов пытки.

– Ну, что, я удовлетворила вашу любознательность, преподобный? – наконец спросила графиня, закончив свой рассказ.

– Да-да, – заикаясь, произнес монах, – это так неожиданно для меня. В-вы святая, графиня.

– Уже пытаетесь причислить меня к лику святых? – сочувственно улыбнулась де Ляфер. – Польщена, хотя лично мне это ни к чему. Да и зачем все эти лишние хлопоты?

– Н-но я д-действительно не ожидал.

– В этом-то и заключается ваша ошибка, преподобный. Соглашаясь на такое злодейство, вы, прежде всего, обязаны были предусмотреть именно такой, плачевный для вас, исход миссии. То есть обязаны были ожидать чего угодно.

– Вы н-не поняли меня. Я хотел сказать, что не ожидал услышать столь откровенный рассказ.

– Что вы, преподобный, с монахами я всегда откровенна, как ни с кем другим.

– В любом случае, позвольте мне встать с колен. Они уже не держат меня.

– Встать?! – удивилась графиня. – Нет, этого я вам не позволю. Вам еще только предстоит опуститься на колени, преподобный. Еще только предстоит – вот в чем дело. Я поведала обо всем, что вас интересовало. Ответила на все ваши вопросы. Следовательно, вам нечего таить обиду на меня, правда?

– Хранит вас Господь. Какая может быть обида? Вы беспредельно добры, – дрожащим голосом уверял ее монах Игнаций.

Странное дело, но чем добрее и нежнее становился голос этой прелестной девушки, тем страшнее она казалась монаху. Было в ее доброте что-то от заботливости палача, трогательно поправляющего петлю на шее обреченного.

Игнаций бормотал еще что-то: о доброте и всепрощении, о своей заблудшей душе, однако графиня укоризненно прервала его:

– Пересказывая мою исповедь в аду, не упустите каких-либо подробностей, – все так же мягко, почти нежно напутствовала его де Ляфер. – А теперь прощайте, мой безгрешный. Прощайте, прощайте… – И движением руки отстранив от Игнация своего телохранителя-татарина, разрядила пистолет прямо в голову монаху.

– Эй, кто стрелял?! – всполошился поручик Кржижевский, находившийся в стороне от кареты. – Графиня?! Кара-Батыр?!