Пламя - имя моей любви (СИ), стр. 1

Полежаева Инна

Пламя — имя моей любви

Я таращилась в потолок. В открытую форточку допотопного окошка долетали звуки деревенской ночи: сверчок, собаки, шаги, смех… где-то далеко гитара… Наверное, в центре… Я протяжно вздохнула. Черт, как же меня все это достало, а ведь прошло только три недели. То есть еще и месяца я не отработала. А работаю я агрономом… Да-да, эта профессия все еще существует, не думайте, что если Союз Социалистических Республик загнулся на корню, то и чудо-профессии агроном и зоотехник ушли в прошлое. По крайней мере, в нашем городе процветает учебное заведение под говорящим названием "Сельхоз-навоз". Именно его я и закончила.

— Леха-а-а-а! — раздался вопль в форточке. Опять местный алкаш Серёга пришел к своему собутыльнику, моему соседу дядь Леше.

— ЛЁХА-А-А! — опять раздался душераздирающий вопль. Черт, была б у меня нычка в виде "беленькой", я б с удовольствием поделилась ею с этим гадом, только чтоб он перестал орать, как резаный.

— ЛЁХ! — не теряя надежды, гаркнул Серёга.

— Да мать твою… — раздался ядреный русский мат этажом повыше. А это уже тетя Галя, которая всему миру доказывает, что глухая, решила разобраться с многострадальным алкашом. Я как-то особо не верю в ее глухоту, но хотя такие вопли помирающего с похмелья, не то что глухого, но и мертвого из могилы поднимут. Однозначно. Как же вы все мне надоели. Я протяжно вздохнула. И как меня угораздило сюда попасть? А очень даже просто. У моей семьи малых народов, как говорим мы с мамой, не было средств для поступления в какой-нибудь престижный ВУЗ. Нужно было набрать баллы на бюджет. Ну, я их и набрала в местный Агро-Инженерный. Только бюджета в нашей Республике Казахстан как такового нет. Мы с мамой назвали это "дашь на дашь". Государство дает мне денег на учебу, точнее, я учусь бесплатно. А потом мне вручают диплом и отправляют работать. То бишь, практика советских времен, распределяют по колхозам поднимать целину. Когда я поступила и условием бюджета была работа в деревне в течение года, мне казалось это далеким и нереальным. А сегодня, когда спустя три недели этой самой работы, я лежала в квартирке, предоставленной местным акиматом (ну, мэрией или сельсоветом), этот долбанный год казался мне самым длинным этапом моей молодой жизни. Вопли за окном прекратились. Я так и не поняла, то ли Серёге подали пузырь, то ли могучая теть Галя его спугнула. Я повернулась на другой бок и стала разглядывать узоры на ковре. Ковер остался в наследство от бабули, которая тут жила. Вообще с доисторических времен это допотопное двухэтажное строение являлось домом престарелых. То есть поселок имени Джангильдина во времена правления дедушки Ленина, был не каким-то там затрапезным селом, а самым крутым совхозом в округе. Поэтому тут была и больница, и клуб, и большая школа, а также дом престарелых. Насколько я знаю, местный аким Самат Кейеркенович, старался сохранить все в целости и сохранности. То есть когда по всей области разбирали здания бывших домов культур по кирпичам, здесь все охранялось и осталось целым. Так что у местных жителей была работа, место для проведения танцев, акимат, то бишь сельсовет, школа, садик и даже дом для престарелых и приезжих дипломированных специалистов, которые будут год отрабатывать свой долг государству. Я еще раз вздохнула и силой мысли попыталась заставить себя уснуть. Завтра рано вставать…

Дико верещал мой будильник. Я, проклиная все на свете, спотыкаясь, пошла умываться. Как ни странно, водопровод в доме был, а вот унитаза не было. Это просто жесть. Туалет представлял собой деревянную кабинку на заднем дворе дома. Так что посидеть с газеткой и насладиться жизнью, как мы это делаем в городе, не получалось. Зато у меня было ведро, правда я им еще ни разу не воспользовалась, но предусмотрительно держала на кухне, на случай, когда приспичит, а идти холодно или лень. Я натянула шорты и футболку, не идти же топлесс на улицу. Наш дом старушек, как мы называли его на работе, был обычной двухэтажкой, только квартирки были все маленькие. В каждой жили бабуля или дедуля. Квартира — громко сказано. Это была маленькая кухня и маленькая спальня. Я выглянула в подъезд, который насквозь провонял нафталином, старостью, сыростью и еще черт знает чем. Вроде никого. Зевая и шлепая сланцами, я поплелась вниз писать.

— Здравствуй, Юленька! — раздался громовой бас тети Гали над моей головой.

— Здравствуйте! — хриплым ото сна голосом прошипела я, а мысленно добавила: "Не спится же тебе… миссис Ватсон, блин". Правда, говорят, что несколько преступлений было раскрыто благодаря бдительности "слабослышащей" тети Гали. Зажав нос пальцами, я сходила в туалет. Туалетная бумага у меня всегда лежит в заднем кармане в шортах, так сказать для ежедневного утреннего моциона. Зевая, приплелась обратно, умылась, втолкнула в себя кружку горячего чая и стала одеваться. Никаких шпилек, юбок, белых брючек. Когда я ехала сюда, то имела слабую надежду на то, что меня посадят в местной конторе ксерокопировать бумажки. Ни фига. Полина Афанасьевна, главный агроном ТОО решила передать мне все свои знания, приобретенные за половину жизни. Так что я с утра до ночи как ишак насалась с ней по полям. Я натянула облегченные штаны шаровары, так как пекло в полях было приличное, надела голубую футболку, волосы собрала в хвост. На ноги нацепила тряпочные ботиночки. Сандалии и шлепанцы проваливались на полях в землю. Перед выходом глянула на свое отражение в зеркале. Подумала, нужно ли красить ресницы? И решила — не нужно. Спотыкаясь, поплелась по главной улице, на которой, кстати, не было асфальта, в сторону здания акимата. Лично я это дело называю конторой. Там мы по утрам с Полиной Афанасьевной встречались, решали дела насущные и гнали в поля.

— Юльчик, привет! — догнала меня Кристина. Еще одна "жертва" бюджетного обучения. Только она зоотехник. Уж лучше проверять, как глубоко посеяли зерно, чем смотреть, как доят коров и таскают их какашки.

— О, привет, Кристинка. — Ты пойдешь в субботу на ДИСКОТЕКУ? — смеясь, спросила она.

О Боже… До сих пор я всегда отмазывалась от этого мероприятия. Я сморщилась.

— Не хочу…

— Юль, да ты хоть раз сходи! Знаешь, как классно! Ну, конечно, нет бармена, и не продают мохито, но весело, серьезно говорю тебе!

— Да я верю… Только… ты же знаешь, я в субботу пока приеду с работы, пока схожу в баню, мне уже ничего не хочется…

— Ну да, конечно, девушке двадцать один год и ей хочется в субботу летом сидеть дома, что ты мне рассказываешь? Просто у тебя депресняк, тоска по городу так сказать… Кристина продолжала меня уговаривать. На самом деле городской я себя не считала, так как родилась и росла до двенадцати лет в такой же деревне. А потом, когда не стало папы, мы с мамой переехали в город. И знаете, занятия танцами, походы по музеям и театрам все-таки возвышают тебя на какую-то ступень. В разговоре с деревенскими жителями мысленно поправляешь их ошибки в словах, критикуешь их одежду. А они смотрят на тебя, как на городскую выскочку. У меня раньше возникала тоска по деревне, как поется в той песне:

Городским считаю
 Сам себя теперь я,
Здесь моя работа,
Здесь мои друзья,
Но все также ночью
Снится мне деревня,
Отпустить меня не хочет
Родина моя…

Но сейчас я понимаю, что мы, проживая в городе со всеми удобствами, посещая кинотеатры и так далее, любим деревню издали, это как читать стихи Есенина и представлять: ах было бы здорово упасть в траву и смотреть на солнце, порыбачить на реке… И это правда здорово! Только если ты приехал в гости в деревню, либо представляешь себе все это, сидя на керамическом унитазе, или лежа на диване в благоустроенной квартире. А жить здесь… Нет, я уже точно никогда не соглашусь на коров, свиней, огород и так далее. Кристинка, видимо потеряла всякую надежду, уговорить меня на что-либо, шла молча, только иногда зевала.