Меч Заратустры, стр. 53
И дачники уже готовились праздновать победу, когда выяснилось одно неприятное обстоятельство.
Часть крестоносного войска, сохранившая какое-то подобие дисциплины, под командованием императора Льва обошла поле битвы стороной и, не вступая в стычки с местными жителями, направилась по дороге в сторону Орлеана.
Этому немало способствовал гонец от Торквемады, который известил императора, что инквизитор жив и ждет его со своим отрядом неподалеку от цели.
– Мне поручено вас проводить, – сказал гонец, и дальше дело пошло быстрее.
Беда в том, что крестоносцы не потрудились разведать местность и смутно представляли, где тот Орлеан вообще находится. И до появления гонца все шло к тому, что белые воины Армагеддона, завидев любую встречную деревню, будут в восторге реветь: «Орлеан!» – как когда-то древние крестоносцы при виде каждого города вопили: «Иерусалим!»
Но Торквемада был умнее. Он все разведал и приготовил пути. И даже заверил императора через гонца, что в Орлеане их пока не ждут.
И перед императором забрезжила надежда, что вся эта безумная затея еще может выгореть.
65
Открытие новгородских биологов, что земля в дикой степи родит такие скороспелые и богатые урожаи, о которых на старых землях уже стали забывать, президент Гарин воспринял, как добрый знак.
К границе степи сразу потянулись дачники и беженцы и проблема, чем кормить город и поселки, решилась в одночасье.
Серьезных проблем не было и до этих пор. Рыбные реки и грибные леса по южной стороне Ильменя позволяли не беспокоиться о прокорме. А растительную пищу охотно продавали дачники на Тверском перевозе.
Продавали, естественно, за нефть. Вернее, за бензин и керосин.
Зачем им то и другое, Гарин не спрашивал, но догадывался.
Нефтепродукты постепенно приобретали примерно то же значение, что и самогон. Они превращались в суррогатную валюту.
Их было еще слишком мало, и в них очень нуждались кремлевцы и дзержинцы, которые вели на улицах перманентно пылающей Москвы последнюю механическую войну. Поэтому нефтепродукты можно было выгодно сбыть с рук.
Но все-таки выращивать еду на месте удобнее, чем возить ее откуда-то с Волги. Транспорта и так не хватало. Так что дачникам в Новгороде были рады и даже не очень настаивали на соблюдении гаринского Кодекса строителя цивилизации.
Хлеб насущный дороже.
А за хлеборобами следом пожаловали дикари и сектанты.
Они всегда следовали по пятам за дачниками, как мыши и тараканы следуют за человеком, расселяясь по девственным местам только после того, как там появятся люди.
Первыми нагрянули братья-славяне – близкие родичи язычников Перунова бора, которые, однако, считали, что вблизи от Москвы нельзя возродить и сохранить древние обычаи в чистоте, и потому удалились от цивилизации аж за Волгу.
Еще они не пахали и не сеяли, жили охотой и рыбалкой, но не считали грехом и сбор урожая на чужих полях. Так что от Москвы они ушли, а от деревень и хуторов не решались.
Но братья-славяне – это были цветочки. Ягодки начались, когда на Новгород обрушилось дикое племя экологов, которые в нарушение Кодекса строителя цивилизации учинили массовую акцию протеста в голом виде и с плакатами:
«Долой цивилизацию!»
«Нефть это яд!»
«Муха тоже вертолет!»
И так далее.
Разогнать демонстрацию Гарин не решился. В нем еще сильны были либеральные предрассудки, навеянные журналистским прошлым, и стремление железной рукой загнать человечество к счастью еще не вполне овладело им.
Но беспорядки начались все равно. С экологами сцепились мирные жители, и поскольку последних было больше, демонстрантам пришлось отступить.
Но они пообещали вернуться в подмогой.
Верная соратница президента Гарина биолог Тамара Крецу, которая, собственно, и сделала упомянутое выше открытие, воскликнула в сердцах:
– Надо было строить город в пустыне! Туда бы они точно не добрались.
Эта добрая женщина целиком и полностью разделяла страсть Гарина к возрождению цивилизации и гармонично сочетала в себе любовь к природе с ненавистью к зеленым террористам.
– Настоящие экологи примиряют цивилизацию с природой, а не воюют с цивилизацией от имени природы, – сказала она однажды, и за это дикие экологи навечно вписали ее в список своих главных врагов.
Может, она бы и не удостоилась такой чести, но Гарин еще в Белом Таборе поручил ей возглавить Академию Наук Экумены, так что она была у всех на виду, и даже прославленные ученые, которых эвакуировали из Москвы во время последних беспорядков, не решались оспорить ее права на этот пост.
Впрочем, на Земле за все ее открытия в области экуменской биологии ей наверняка полагалась бы Нобелевская премия. Работая в поле, на главной биостанции Белого Табора, она неизменно первой выдвигала сенсационные гипотезы, которые затем подтверждались кабинетными учеными.
Она открыла ускоренный рост растений и первые мутации, изучила строение белого пуха и доказала, что это все-таки форма жизни, первой предсказала, что белая почва будет истощаться и даже подала геологам идею насчет того, откуда взялась в Экумене нефть.
Так что высокий титул был присвоен Тамаре Евгеньевне вполне заслуженно.
И на этот раз она тоже была права.
Действительно, пустыня вряд ли привлекла бы дикарей, и экологи тоже не были бы столь энергичны, если бы им пришлось пробираться к городу через голую степь под палящим солнцем и без воды.
Но это породило бы другие проблемы, которых не было у города из деревянных домов и землянок, раскинувшихся на берегу большого озера на благодатной границе между лесом и степью.
66
Герцогиня Ориенталь была умна не по годам, и королева Жанна сразу послушала ее совета – оставить злодеев-похитителей женщин в покое и возвращаться домой. Тем более, что из Орлеана должны выйти пешие силы, и самое разумное – это соединиться с ними.
А возвращаться домой лучше всего по дороге. Тем более, что лошади устали и люди тоже, и нет никаких сил продираться через заросли, каждую минуту рискуя заблудиться.
На дорогу они выбрались довольно скоро и действительно увидели там пешие силы.
Только не свои, а крестоносные.
Крестоносцы поначалу опешили, увидев перед собою Конрада, который остался верен своим привычкам. Он не успел надеть рубашку, но свой знаменитый плащ в крестах набросил и пожарную каску не забыл, и в первую минуту крестоносцы приняли его за своего.
Но тут белые воины Армагеддона заметили Елену Прекрасную.
Она восседала в седле нагая, и меч уже был в ее руке, и весь вид ее не оставлял сомнений в том, что это валькирия.
А раз валькирия – значит, ведьма!
– Держи ведьму! – разнесся над войском многоголосый хор.
– Врассыпную! – коротко скомандовала королева.
Григораш, как и следовало ожидать, увязался за ней, но Жанна уже на полном скаку крикнула ему:
– Прикрой Ленку!
Елена Прекрасная была в самом уязвимом положении, а муж ее Константин неплохо дрался один на один на кулаках, но верхом против вооруженной толпы с непривычным мечом был почти что беспомощен.
Графиня де Ловеланд оттянула на себя чуть ли не всех фанатиков, которые до сих пор еще сохраняли способность подчиняться командирам.
Вид живой настоящей ведьмы подействовал на них, как красная тряпка на быка или капля крови в воде – на акулу. Планка упала сразу и бесповоротно.
Но даже с мозгами, полными адреналина, пешие фанатики бегали не так быстро, как скачут пришпоренные кони.
Если бы Жанна не так берегла свою Королеву, она бы, наверное, тоже ушла.
Люди в черном, вылетевшие из-за деревьев, тоже были пешие. Но один из них попытался на бегу рубануть кобылицу по ногам.
Уклоняясь, Жанна подняла лошадь на дыбы. Обычного противник кобылица вполне могла затоптать, но человек в черном с непостижимой быстротой откатился в сторону.