Меч Заратустры, стр. 39

Конечно, елок, тополей и лип и здесь было больше, чем бананов, ананасов и пальм. Но на фоне последних любая елка казалась тропическим растением, а раскидистую иву, искореженную мутациями, легко было спутать с эвкалиптом.

Однако раздетым и обезоруженным пленникам было вовсе не до красот природы.

Разложив перед собой спички из стратегических запасов Кремля, огниво с зиловским клеймом и ножи, изготовленные по спецзаказу еще до Катастрофы, вождь племени, одетый в знак своего высокого сана в гирлянду из цветов и трав, удовлетворенно произнес:

– А вот за это спасибо. За это мы вас мучить не будем, – и обыденным тоном пояснил: – Мы вас сначала зарежем, а потом съедим.

И хотя из этой фразы явствовало, что бывает и наоборот, все же нельзя не признать дикарей из племени йети более гуманными, чем инквизиторы из Белого воинства Армагеддона.

Те хоть людей и не ели, но зато жарили их на кострах живьем.

44

– Можете звать меня Торквемадой, – сказал при первой встрече с предводителем Белого воинства человек в черном, лицо которого скрывал монашеский капюшон.

У Льва, который с недавних пор начал без стеснения называть себя Князем Света, уже был свой великий инквизитор – тот самый третий фюрер, которого выбили из Кремля спецназовцы Колотухина. Он очень быстро наладил методику выколачивания признаний из подозреваемых и их последующей казни.

Ему доставляло видимое удовольствие разнообразить способы умерщвления людей. Два способа повешения – быстрое и медленное – и один способ сожжения не могли принести ему подлинного удовлетворения, и скоро еретиков, получивших прощение и отпущение, стали сбрасывать с высоких зданий.

Фюрер мечтал приспособить для этой цели Останкинскую башню, но дружба Аквариума и Белого воинства еще не доросла до этой стадии. В Кремле делали вид, что никаких средневековых казней в городе вовсе нет, а есть антитеррористическая операция, осуществляемая силами добровольцев.

Так что инквизитору приходилось довольствоваться обычными жилыми домами в шестнадцать и более этажей. Зрелищность от этого немного страдала, зато идея – нисколько. Еретики получали ту самую быструю и безболезненную смерть, которая была им обещана в обмен на полное и безоговорочное признание вины с выдачей сообщников и других известных обвиняемому еретиков и сатанистов вкупе с доказательствами их преступлений.

Тех, кто выдавал сообщников, но не мог придумать убедительных доказательств их вины, вешали быстрым способом, с переломом шейных позвонков. Тех же, кто свою вину под пыткой признавал, но никого не хотел выдавать, вешали медленно или душили веревкой прямо у кострового столба.

Но вот что удивительно – чем больше костров зажигала инквизиция на площади перед поверженным храмом сатаны – Московским государственным университетом, тем больше пожаров вспыхивало каждую ночь в разных концах Москвы.

Говорили, что в самый темный час прямо из под земли появляются демоны ада и зажигают дома своим огненным дыханием.

На самом же деле это поднимались из катакомб самые упорные демониады, которые поджигали все, что горит, с помощью огнива и смоляных факелов.

Но этих самых упорных было не так уж много, и когда за одну ночь по всему городу совершались сотни поджогов, невольно приходила на ум мысль о вмешательстве потусторонних сил.

Но все могло быть и проще. Недаром Лев дал своим людям категорическое указание – не трогать блаженного Василия и его присных.

Даже когда их заставали с поличным при поджоге еще уцелевших библиотек и при этом не убивали на месте, следствие не имело продолжения. Живых фанатиков отпускали с извинениями, а мертвых объявляли героями, павшими от рук сатанистов. Поджог сваливали на еретиков, и очень скоро кто-нибудь из арестованных непременно признавался под пыткой, что это – дело его рук.

Но фанатиков-пироманов и книгоненавистников тоже было мало и главное – они не поддавались никакому управлению. Сам Василий был совершенно невменяем, а его последователи подчинялись только ему.

Они запросто могли поджечь все, что угодно, включая цитадели Белого воинства во главе с гостиницей «Украина», которую с огромным трудом удалось спасти от огня, когда горел Кутузовский проспект.

В этой гостинице была не только штаб-квартира Белого воинства и личная резиденция Князя Света, но и богатая библиотека, которую Лев собирал для личного пользования.

Видное место в ней занимал «Молот ведьм», и это была единственная после Библии книга, которую Василий признавал не зараженной ересью.

Но в этой библиотеке было множество других книг, и Василий уже обратился к Князю Света с проникновенным письменным призывом торжественно сжечь их все на площади и показать тем самым достойный пример всем, кто воистину верует, а не притворяется во избежание кары, которая рано или поздно настигнет всех еретиков.

Лев ничего на это не ответил, но, усмотрев в послании неприкрытую угрозу, решил, что с Василием пора кончать. А то неизвестно, что этот псих придумает завтра.

И Лев приказал фюреру доставить Василия в штаб-квартиру.

– Немедленно! – уточнил он, но и через день, и через два безумец доставлен не был.

Инквизиция, поднаторевшая в выявлении еретиков путем допроса под пыткой людей, арестованных по доносу или по наитию (ну, кажется мне, что ты еретик!), не могла найти в опустевшем до последнего предела городе одного конкретного человека, который вовсе даже не прятался, а наоборот, вел себя весьма активно.

А город действительно пустел. Пожары и охота на ведьм гнали мирных жителей прочь подобно урагану, выметающему с улиц опавшие листья.

И человек, назвавшийся Торквемадой, однажды сказал Князю Света Льву:

– Правители делятся на тех, кого любят, и тех, кого боятся. Тебя в этом городе боятся. В Москве не стало грабежей и мародеры наперегонки бегут записываться в твое войско, чтобы тащить все, что плохо лежит, на законных основаниях. Скоро настанет день, когда ты сможешь выгнать военных из Кремля и стать единоличным правителем всей Москвы. Одна беда – к этому времени у тебя не останется подданных.

– Почему? – удивился Лев. – Мое войско растет с каждым днем. Разумные люди предпочитают быть на стороне сильного.

– Эти разумные люди тоже хотят грабить и убивать. В каждом человеке сидит убийца, только не все выпускают его на свободу. И чтобы люди, которым нравится убивать, могли жить сытно и вольготно, им нужны те, другие. Иначе им просто будет нечего есть. Только тот, кто задавил в себе убийцу, может растить для воинов хлеб.

– Дачники охотно продают еду в обмен на вещи. А вещей мы конфискуем достаточно.

Князь Света хорошо знал, за что его ненавидят простые горожане и за что его боготворят белые воины Армагеддона. Для фанатиков, составивших костяк и опору Белого воинства, не было дороже зрелища, чем ежедневные аутодафе на закопченных руинах университета.

И вдруг какой-то новичок предлагает все это прекратить. Да ведь завтра же Белого воинства не будет и в помине.

Приблудные просто разбегутся, а фанатики сначала прикончат самого Льва, как пособника еретиков, а потом пойдут устраивать новые аутодафе своими силами и не успокоятся до тех пор, пока не истребят всех окружающих или сами не погибнут в неравной борьбе с еретиками, которым тоже хочется жить.

Но обо всем этом Лев промолчал, чувствуя себя неловко под пронзительным взглядом Торквемады. Сказал только о дачниках, благодаря которым приток еды в город еще долго не иссякнет. И услышал в ответ:

– Если твой инквизитор будет и дальше хватать на рынках самых красивых дачниц и тащить их на костер, как ведьм, то базары скоро опустеют совсем, а в дачной земле твоих заготовителей станут без разговоров поднимать на вилы. И некому будет выковать для тебя оружие против них, потому что все, кто знает хоть какое-то ремесло, уже ушли из города.

По счастью Князь Света был не фанатиком, а циником. А Торквемада явно говорил дело.