Мэгги, стр. 57

Он открыл окно, вдохнул сырой и теплый ветер. «Что со мной творится? — подумал он. — Почему я стою здесь и ловлю руками воздух, словно этот воздух — прядь ее волос? Слишком поздно. Ничего нельзя вернуть. Ничто не возвращается. Так же, как не возвращается прожитое мгновение».

Время перестало для него существовать. Он глядел в темноту… Что-то нарушилось. Магический круг разомкнулся, остались лишь сетования, а надежда разбита вдребезги. Его взгляд скользнул по фасадам домов. Несколько освещенных окон. За одним из них сидит женщина, ее взгляд неподвижен. Дик схватил со стола фотографию Мэгги, разорвал и выбросил. Забыть… Какое слово! В нем и ужас, и утешение, и обман. Кто бы мог жить, не забывая? Но кто способен забыть все, о чем не хочется помнить? Шлак воспоминаний, разрывающий сердце. Свободен лишь тот, кто утратил все, ради чего стоит жить.

Когда время приблизилось к вечеру, он стал с безумным волнением ждать, придет ли Мэгги. Он твердил себе, что она наверняка придет, и сам этому не верил. Время шло. Она не появлялась. Бессмысленная жажда мести вспыхнула в нем. Ему хотелось душить, топтать, бить ее, волочить по полу, уничтожить… И в то же время все в нем было пусто. Раньше жизнь его была полна через край, ни о чем другом, кроме Мэгги, он не мог думать. Дни для него летели, как часы. Едва у него выдавалась минута, когда он хотел заняться чем-нибудь серьезным, как мысли его уносились прочь; проходило четверть часа, и он, очнувшись, чувствовал, как сердце его замирает, охваченное жадным стремлением, в голове стоит туман, и весь он поглощен только одним: «Любит ли она меня?»

По улице бродила ночь; жирная, властная ночь, которая обрушивается на спину запоздалого прохожего, вонзает свой хищный клюв ему в затылок.

Дику впервые стало скучно. Скука просачивалась сквозь щели брусчатки, прорастала, как сорная трава, на утрамбованной земле тротуара; выстраивалась вереницей на крыше. Скука — это недавний дождь, застывший лужами в выбоинах дороги; это заляпанные грязью стены. Это сохнувшее на улице белье, секомое ветром. Скука — это взгляд, приподнимающий тяжелые веки гардин и тотчас прячущийся во мрак, едва случайно столкнувшись с чьим-то взглядом.

Ничто не соблазняло Дика Джоунса: никакие развлечения, ни женщины, ни яства и напитки, ни работа. Он со всем покончил счеты. Его тяжелое, волевое лицо превратилось в маску беспредельной скорби; ни один человек не выстрадал столько и не страдал так, как он. И только одно оставалось как прежде: он еще любил ее, никогда не переставал любить и будет любить только ее до самой смерти. Но Мэгги больше не вернется. Он это знал. А раз нет ее — нет и его. Он плакал над ней и над собой; и из глаз его катились жалкие, недостойные слезы, ничего не смывая: ни любви, ни ненависти…

36

На следующее утро пошел дождь. Небо затянулось серыми тучами, и не было ни единого просвета, в которые могли бы проникнуть солнечные лучи. Однако Мэгги как будто не замечала непогоды, она проснулась в радостном оживлении, предвкушая встречу с Диком Джоунсом. Еще лежа в постели, она попыталась представить себе их встречу и что она ему скажет. Ей было радостно оттого, что Джастина помогла ей найти выход. Дик должен понять ее, она попросит у него прощения за то, что так легко отказалась от него. Хотя ей было, конечно, не легко, и он это видел. Она испугалась и внушила себе, что ее действительно преследует рок, но теперь ей кажется все это нелепым. Да, а как же она увидит его, ведь он, конечно же, в дом больше не войдет? А что если?! Мэгги обрадовалась своей мысли. Конечно же, она возьмет Койота и поедет в их лесную хижину. Может быть, она его там и застанет, вряд ли он работает сегодня. А если да же он и выехал на выгоны, она его подождет. Предупредит своих, чтобы не волновались, и уедет к Дику. Зато у них будет возможность обо всем поговорить без свидетелей. Там их дом, Джоунсу очень нравилось, когда она туда приезжала и хозяйничала.

Мэгги вскочила с постели, приняла душ и принялась одеваться. Натянула брюки, сапоги, надела свою любимую хлопчатобумажную рубашку, в которой была, когда впервые познакомилась с Джоунсом. Прихватила куртку, решив, что непромокаемый плащ возьмет у Людвига, и быстро спустилась вниз.

Было еще совсем рано и в гостиной завтракали только ее братья. Правда, Людвиг уехал куда-то еще раньше, как сказал ей Пэтси:

— Он очень спешил, наверное, какие-то важные дела.

Энн была в кухне, и, когда Мэгги вошла туда, она обратила внимание, что лицо у подруги очень расстроенное.

— Что-нибудь произошло, Энн? — спросила Мэгги.

— Нет, все в порядке. С чего ты взяла? — уклонилась Энн от ответа, и Мэгги не стала настаивать, ее переполняло предвкушение встречи с Диком, поэтому она не придала особого значения настроению Энн.

— Я после завтрака хочу проехаться на Койоте, — сообщила она Энн, та подняла на нее удивленные глаза, но ничего не сказала, про себя же подумала: «Может быть, это и к лучшему, пока она катается, Пит привезет Джоунса».

— Осторожнее только, дождь, — предупредила она Мэгги, но та весело отмахнулась.

— Не страшно. Ты дашь мне плащ?

— Конечно, сейчас посмотрю, где он.

Мэгги вернулась в гостиную, и Боб спросил ее:

— Мэг, ты что-то говорила насчет отъезда. Когда мы поедем? Наверное, пора уже, да и в Дрохеде дела не ждут.

— Сегодня решим. Хорошо, Боб? Потерпите еще немного. Я, конечно, понимаю, что доставила вам много хлопот, но еще немножечко, — Мэгги трогательно заглядывала Бобу в глаза, и он сдался.

— Да ладно уж, Мэг. Чего там.

И все братья заулыбались, видя, что их Мэгги опять, как и вчера вечером, в веселом расположении духа.

— Подождем, Мэг. Ты решай, как тебе будет лучше, — заверил ее и Пэтси.

Мэгги наскоро выпила чашку кофе, съела сэндвич и, перецеловав своих братьев, побежала под нудным моросящим дождем на конюшню.

Несмотря на ранний час, возле конюшни никого не было. Очевидно, все уже успели получить задание и уехать. Мэгги облегченно вздохнула. Сегодня ей совсем не хотелось встречаться со своими приятелями. Они, конечно, уже знают обо всем, и ей не хотелось своим появлением ставить всех в неловкое положение, когда надо прятать глаза и неловко шутить, стараясь показать, что ничего особенного не произошло. Мэгги проскользнула в теплый полумрак конюшни и направилась к стойлу Койота. Женщина не сомневалась, что конь на месте. С тех пор, как Джоунс отдал его Мэгги, на Койота больше никто не претендовал. И действительно Койот еще издалека почувствовал приближение Мэгги и призывно даже не заржал, а как-то заурчал от удовольствия. Он уже давно не видел своей хозяйки и застоялся без дела. Правда, его выводили погулять, растирали и хорошо за ним ухаживали, но разве можно сравнивать это со стремительным бегом, когда все мышцы как будто пружинят от заложенной в них силы и мощи, которая наконец-то получает возможность вырваться наружу.

Мэгги открыла дверцу и потрепала своего любимца по холке. Лошадиная морда уткнулась ей в плечо, Мэгги легонько подтолкнула Койота, и он послушно пошел за ней к выходу. Она не забыла прихватить из дома лакомство и протянула ему на ладони кусочки сахара. Койот осторожно коснулся ее ладони мягкими губами и мотнул головой, как будто выражая благодарность своей хозяйке.

Через несколько минут Мэгги уже ехала верхом на Койоте по знакомой дороге. Она старалась сдерживать бег коня. Дождь шел уже несколько часов, и тропинки были совсем скользкие. Мэгги надвинула капюшон по самые брови и из-под образовавшегося козырька видела перед собой тонкую белесую пелену дождя. Но это ее не тревожило, дорогу она знала хорошо, а Койот сильный и опытный конь — не подведет. Сейчас Мэгги представляла себе встречу с Джоунсом и старалась угадать, как он поведет себя в первую минуту. Скорее всего, будет холоден и неприступен, но она сможет растопить его лед. Женщина улыбнулась. А может быть, он, настрадавшись за эту ночь, обрадуется ее появлению, и уже не надо будет многое объяснять.