Мэгги, стр. 12

10

Наступила весна, и воздух просто благоухал от аромата цветущих деревьев, пышная растительность распустилась даже на каменистых склонах. Душа Мэгги обновлялась вместе с природой, и скоро она почувствовала, что совсем здорова. Пора было возвращаться домой. Когда Мэгги последний раз неделю назад звонила в Дрохеду, Фиона, услышав ее голос, неожиданно заплакала.

— Мэгги, я очень волнуюсь за тебя. Боялась, что не увижу больше.

У Мэгги у самой навернулись слезы на глаза, когда она представила маленькую сухонькую старушку, свою мать с тусклым взглядом и дрожащими руками. Как быстро идет время. Ведь совсем недавно красавица Фиона незаметно сновала по дому, рожала и растила одного за другим своих сыновей.

— Со мной все в порядке, мама. Не волнуйся. Со мной все в порядке. Я приеду. Теперь уже скоро вернусь, — закричала Мэгги. — Как там у нас в Дрохеде? Я соскучилась по вас.

— У нас пошли дожди. Все размыло. Но, Мэгги, мы все ждем тебя…

В день отъезда Мэгги проснулась рано утром и вышла на веранду. Она в последний раз окинула взглядом сонную, ленивую красоту острова, которая уже через какой-то час проснется, прорвется наружу всеми своими неистово сверкающими красками, распустится пестрое изобилие цветов, а еще позже наступит ликующий день. Но Мэгги здесь уже не будет. Она уезжает. Уже сложены вещи, а накануне вечером они долго сидели с Этель и Бобом в их уютной гостиной и говорили. Друзья уже давно не скрывали от Мэгги своих отношений, и всем стало проще. Сегодня Боб отвезет Мэгги на пристань, куда подойдет пароход рейсом на Таунсвилл. А сейчас Мэгги прощалась с Матлоком, который помог ей снова ощутить радость от того, что она живет, дышит, любуется вот этим бирюзовым небом.

Воздух, пронизанный первыми солнечными лучами, был так прозрачен, что горы тоже посветлели и приблизились, словно желая попрощаться с Мэгги. Ну вот и все. Прощай, Матлок!

Когда уже и автомобиль с заведенным мотором стоял у подъезда, и вещи лежали на заднем сиденье, пора было отправляться, а женщины, вцепившись друг в друга никак не могли разжать объятий. Этель всхлипывала:

— Как я буду жить без тебя?

— У тебя есть Боб. Да и я к тебе еще приеду. Теперь я уже не смогу жить без Матлока. Я здесь заново родилась, — успокаивала подругу Мэгги.

Автомобиль покатил по коралловой дороге к пристани, и Этель все стояла на веранде с поднятой в прощальном взмахе рукой, пока он не скрылся вдали. Когда Боб с Мэгги подъехали к пристани, пароход уже стоял у причала и времени на долгое прощание не было, но их даже обрадовало это обстоятельство. Ничего нет глупее, как бессмысленно топтаться рядом друг с другом и вымучивать из себя какие-то малозначащие слова в тоскливом ожидании сигнала отправления.

Пока Боб вытаскивал из машины вещи, Мэгги пошла по тропинке к причалу. Неожиданно она опять почувствовала растерянность: что-то ожидает ее впереди? Ее тянуло домой, в Дрохеду. Но как только она представляла себе череду однообразных дней, наполненных одними и теми же хозяйственными заботами, и так неделя за неделей, месяц за месяцем, ей стало тоскливо. В первые недели выздоровления у нее было какое-то предчувствие перемен. Она просто надеялась, но отчего-то знала, что в ее жизни произойдет какое-то захватывающее событие и все оставшееся до отъезда время она жила в предвкушении чуда. Но вот она уже ступила на трап, и это согревающее душу ощущение исчезло. Все возвращается на круги своя. Сейчас Мэгги направлялась к Энн Мюллер в Химмельхох, чтобы хотя бы морально подготовить себя к возвращению в Дрохеду.

Они с Этель уже позвонили Энн и Людвигу и обрадовали их этой новостью.

Матрос подхватил из рук Боба вещи их новой пассажирки, и Боб на правах друга расцеловал Мэгги на глазах у всех.

— Ты нас не забывай, Мэгги. Наш дом всегда открыт для тебя.

— Спасибо, Боб! Я знаю, что теперь у меня здесь есть друзья. Я еще не успела уехать, а уже мечтаю вернуться, — сквозь слезы улыбнулась Мэгги.

— А ты не плачь. Какие проблемы? Я забираю твои вещи, и мы сейчас же возвращаемся, вот и все, — смеялся Боб.

— Нет-нет, Боб, давай я сначала все-таки уеду.

Мэгги поцеловала его на прощание и, больше не оглядываясь, побежала по трапу. И сразу же старенький трап заскрипел, поднимаясь и отрезая для женщины путь назад. Пароход свистнул и медленно, не особенно торопясь, начал отдаляться от причала, на котором все еще стоял Боб. Он снял шляпу, и подняв ее высоко над головой, стоял, не двигаясь, как каменное изваяние на затерянном в безбрежном море острове.

Почти всю обратную дорогу Мэгги провела в каюте, разговаривать ни с кем не хотелось, и она в одиночестве сидела на постели, пытаясь представить себе, как будет жить дальше. «Я хочу жить, жить, а не просто существовать, как последние четыре года», — твердила она про себя и все придумывала себе разные дела, которыми непременно займется, чтобы подняться над обыденностью. Во-первых, поедет все-таки к внучке в Рим, может быть, заберет ее, и они вместе с малышкой приедут на Матлок. Ничего занимательнее этого Мэгги придумать не могла и даже развеселилась, представив себя в роли заботливой бабушки.

Утром, когда стюард постучал в дверь каюты, чтобы предупредить пассажирку, что их пароход прибывает в Таунсвилл, он застал Мэгги уже одетой и готовой к выходу. Молодой стюард не удержался от изумленного возгласа, взглянув на таинственную затворницу. На Мэгги было элегантное легкое платье из голубого поплина, красиво оттеняющее ее загорелое лицо. Наряд дополняли белая шляпка и сумка.

Старания Этель не пропали даром. Элегантный наряд совершенно преобразил Мэгги. Она и сама чувствовала свою привлекательность и ступала теперь мягко, с достоинством, не опуская глаз от направленных на нее восхищенных взглядов.

«Держись, Мэгги, держись, ты начинаешь новую жизнь!» — подбадривала она себя, спускаясь по трапу и краешком глаза замечая, как, словно по команде, мужские головы поворачиваются следом за ней. «О Боже, Мэгги! Надо тебе это? Ты никогда раньше не была обольстительницей». Пристыдив себя таким образом, Мэгги все-таки решила, что иногда для самоутверждения это не помешает.

Чудеса продолжались. Едва Мэгги спустилась по трапу, как со всех сторон к ней побежали носильщики, стараясь перехватить друг у друга вещи этой красивой женщины, тут же подкатило такси, и не успела Мэгги опомниться, как она уже ехала по улицам Таунсвилла по направлению к вокзалу. Состав уже стоял на путях, по перрону суетливо бежали пассажиры с тюками в руках и на загривках, но Мэгги прошла к вагонам первого класса и сразу же почувствовала разницу. Здесь все было чинно и пристойно. Хорошо одетые люди спокойно беседовали возле своих вагонов, носильщики вежливо, то и дело извиняясь, вносили в вагоны вещи припозднившихся пассажиров, а сами они, не спеша, прощались с близкими, ничуть не сомневаясь, что поезд без них не уйдет. Провожатых у Мэгги не было, и она, не задерживаясь, прошла в вагон. Она и здесь обратила на себя внимание, но приняла это уже как должное. Мэгги уже продумала, как будет вести себя в дороге. Она решила и в поезде оставаться загадочной затворницей, которая по чистой случайности или каким-то таинственным причинам путешествует одна. Этель предлагала Мэгги лететь самолетом. И быстрее, и удобнее, не надо сутками тащиться через всю страну. Но Мэгги отказалась, она побаивалась самолетов, хотя и не сказала об этом Этель. К тому же хотелось посмотреть, как все изменилось с тех пор, когда она в далекой молодости проехала здесь однажды.

И вот наконец Данглоу. Мэгги помнила, что раньше джунгли подступали почти к самому городу. Она вспомнила и свои неприятные ощущения: джунгли подступали прямо к железнодорожному полотну и, сколько не смотри за окно, кругом только густые непроходимые заросли, буйная и какая-то жирная растительность, перевитая лианами. Казалось, что отсюда уже никогда не выберешься, и тогда сердце Мэгги еще больше сжималось от непреодолимой тоски. Она привыкла к широким просторам Нового Южного Уэльса, необозримым полям своей родной Дрохеды.