Лучшее за год 2005: Мистика, магический реализм, фэнтези, стр. 124

По спине бегут мурашки, и по какой-то необъяснимой причине воздух становится холоднее. Тишина пугает, и когда я слышу звук двух выстрелов, то не раздумывая оставляю все размышления о камнях. Беру рюкзак, вынимаю из кобуры пистолет и трусцой бегу в направлении пальбы. Я не думаю о том, что могло случиться, или о том, во что мог их втянуть Дэлони. Вместо этого я стараюсь сконцентрироваться на том, как добраться туда, как вычислить их местонахождение, даже если больше не слышно никаких звуков, которые могли бы помочь мне в поиске.

Я пробегаю мимо машин, они стоят на дороге где-то в полумиле слева от меня. Ничего неузнаваемого мне на глаза не попадается. Я бегу еще с милю и понимаю, что направляюсь в сторону Трибуны. Я не поворачиваю назад, это бессмысленно. Даже если я не найду там ничего живого, все равно я должен посмотреть.

У Трибуны никого нет. Я выпиваю еще бутыль воды, чтобы не так ощущать отчаяние, которое я испытываю. Тени вытягиваются поперек озера к породе, они окрашивают поверхность в кроваво-красный цвет. Некоторое время я пристально гляжу на глыбы, теряя связь со временем. Их здесь около дюжины, они разбросаны вокруг Трибуны и вместе образуют широкий круг. Видели ли они Софи? Я вытираю пыль и грязь из своих неверящих глаз и, когда снова открываю их, вижу, что камни подвинулись ближе. Последние лучи солнца освещают свежие следы их передвижения. Сердце мое бешено колотится, а пояс вокруг груди стягивается еще сильнее. Сначала я думаю, что у меня сердечный приступ и я умираю, однако через пару минут понимаю, что это невозможно. Я сосредотачиваю взгляд на ближайшем камне. В высоту он восемнадцать дюймов, в длину чуть больше, весит примерно триста фунтов. Земля абсолютно сухая, ветра нет, ни дуновения. И даже если я не видел этого своими глазами, я допускаю, что камень сдвинулся с места. Поздно что-либо предпринимать. Я не испытываю никаких чувств, когда поворачиваю в сторону дороги.

К тому времени, когда я добираюсь до машин, уже почти стемнело. «RAV4» стоит пустой, как руина. Я сижу в своем авто и пытаюсь связаться с главным управлением, чтобы доложить о пропавших, но снова не получаю сигнала. В темноте раздается лишь мой собственный голос. Я продолжаю делать попытки выйти на связь, но никто не отвечает. Спустя некоторое время возвращаюсь к «тойоте». Камера так и лежит там, где я ее оставил, — на сиденье, пленка в ней остановлена на том же месте. Нажимаю кнопку «пуск» и всматриваюсь в синий экран в попытке разглядеть то, что скрывается по ту сторону синевы. Я с минуту прокручиваю пленку, но это лишь пустая трата времени. Как только я собираюсь остановить просмотр, синий фон сменяется белым, который постепенно превращается в пористый узор. Он двигается взад-вперед по экрану. Затем в быстрой последовательности раздаются три выстрела — первые звуки на пленке с момента, показанного у перекрестка Тикеттл. Я спокоен, не чувствую страха, до тех пор, пока не проходит еще минута и раздается четвертый выстрел, после чего экран становится черным.

Оказавшись снаружи, я вглядываюсь в темноту и вижу вырисовывающийся на фоне трека еще более темный и мрачный силуэт Трибуны. Он не придвинулся ближе, говорю я себе, хотя я не могу более доверять своим ощущениям. Проходит час, и я забираюсь в свой внедорожник. Никто не появился. Я снова пытаюсь связаться с управлением, на этот раз у меня наконец-то что-то получается, слышен голос, докладывающий о внедорожнике на треке. Я быстро выключаю рацию, выпиваю еще воды и стараюсь не представлять себе камни, собирающиеся на соляном озере. Я думаю о голосе, который я услышал, и о том, что этот голос говорил. Разговаривая лишь с самим собой, я отвечаю:

— Вы ничего здесь не найдете. — И после минутного молчания прибавляю: — Они исчезли.

Что-то услышав, я вылезаю из машины. Подхожу к краю дороги, ощущаю тяжесть навалившейся на долину ночи. Я ничего не вижу, но все равно всматриваюсь. Я знаю, что камни продвигаются с юга. Я твержу себе, что кто-то должен был их услышать, кто-нибудь придет. Уверенность в этом меня поддерживает. Я не могу не слушать, поэтому, когда они останавливаются, это меня шокирует. Затем, до того как я это осознаю, они продолжают движение, теперь направляясь на запад, в сторону дороги. У меня не осталось сил. Сажусь на землю и жду, когда кто-нибудь приедет, хотя и знаю, что никто сюда не направляется, никто не должен. Правда в том, что у меня такое же право быть здесь, как и у темноты. Здравый смысл здесь лишний, это он не должен находиться здесь. Рассудок не в состоянии объяснить камни, что катятся, стоны ночи или хлопья небес, которые тихо падают на землю. Все это смог бы объяснить я, было бы время.

Джон Вудворд

Ода Мифическому Зверю

«Ода Мифическому Зверю» входит в дебютный сборник стихов Джона Вудворда «Мистер До-Свидания-Остров-Пасхи» («Mister Goodbye Easter Island»), с которым мы настоятельно рекомендуем ознакомиться всем любителям поэзии, сатиры и сюрреализма. Стихи Вудворда публиковались в «Сап We Have Our Ball Back», литературном обозрении «Konundrum Engine» и в «The Canary». Вудворд родился в 1978 году в Уичите, штат Канзас, учился в университете Колорадо, а сейчас живет и работает неподалеку от Бостона.

О Зверь, Мифический наш
Зверь, Сколь чуден ты собой!
Вокруг тебя мы собрались
Встревоженной гурьбой.
Тревожит будущее нас
Твое, и тает фонд,
И что готовит завтра нам?
Туманен горизонт.
(Нельзя с ошибками писать
То, как его зовут, —
Ошибки оскорбляют взгляд.)
Так что ж нам делать тут?
Финансы тают, как снега
На солнышке весной.
О, что нам делать, как нам быть,
Решаем над тобой.
«Нет денег, чтоб полировать
Копыта и шипы!» —
Вдруг заявил один из нас,
Таков был глас толпы.
Придется нам составить смесь,
На все про все одну —
Табаско-соус, пять частей,
И полировка для шипов,
Блеск для копыт и для рогов,
Чтоб не пойти ко дну.
Придется нам составить смесь
И с нею сдать бюджет,
Гляди, уж потускнел он весь,
Альтернативы нет!
Он не блестит, сиянья нет,
Так что же делать нам?
Прикрыть брезентом наш позор
И топать по домам?
Какой брезент, когда у нас
Почти что ни гроша?
Не наскребем мы на футляр,
О, как болит душа!
«Настал тот день,
И пробил час,
Пора Его будить, —
Сказал вдруг кое-кто из нас. —
Постойте уходить!»
«То катастрофою грозит!» —
Вскричал в ответ другой.
И вновь вокруг сгрудились мы
Встревоженной толпой.
Много идей прозвучало в тот день на тему «Что же нам делать»,
Всякий свое утверждал, но все равно страшились мы Зверя будить.
«Можно бы было фонтан с лимонадом открыть в его чреве,
Деньги б рекой потекли в наш иссякнувший фонд!» —
«Нужен кому лимонад, не смешите, коллега!
Всем лишь политика в мире этом нужна». —
«Но, лимонад покупая, мы политический акт совершаем тем самым». —
«Нет, монументы свергать — вот политический акт!
Свергнуть ли Зверя нам ниц? Что скажете, друже?» —
«Может, в Конгресс его выдвинуть нам?
Кандидатом пустить в президенты?» —
«Если стоишь недвижимо среди Диснейленда какого —
тем самым ты политический акт совершаешь».
«Да, коль стоишь недвижимо и сохраняешь секреты.
Так, тайну хранить и молчать!» —
«Да, но во чреве Зверя места довольно
 для двух Диснейлендов, коллеги, — взгляните же сами!» —
«Славен же будь, интуиции и восприятья союз!» —
«Деньги должно потратить, чтоб сделать новые деньги, — так засевают и пашню». —
«Я предлагаю побольше устройств к Зверю
скорей приспособить — пусть свисают из чрева!» —
«Да, но, простите, коллега, какая нам с этого польза?» —
«Я полагаю, польза уже от того, что болта…» —
«С-с-стоп! С-с-с-скажите мне быс-с-с-стро,
как зас-с-с-тавить его говорить нам?» —
«Может стихи он слагать? А небылицы плести?» —
«Кто, скажите на милость, станет печатать Зверевы произведенья?!» —
«С-с-с-сами его из-з-здадим. Вс-с-се с-с-сами.
Из-з-здательский дом мы ус-с-строим „Мифологичесс-с-кий зверь“». —
«„Мифологический“? Что вы несете! „Мифический“!
Сколько говорено было!» —
«Мифологичесс-ский!» —
«Что вы! Фондов не хватит для лишнего слога у нас!»
Кто он — тот, что шипит, откуда он взялся?
Когда в разговор он вмешался? Никто не приметил.
Да и на наших прошлых собраньях никто его раньше не зрел.
Больше того, и видеокамеры, что в очах у Зверя сокрыты,
Ни на одной из пленок его не засняли.
Сорок лет Зверю, напомню, и взоры его проникают повсюду,
Все он видит окрест, вот вам и политический акт.
 Видя, молчит, тайны хранит и не разглашает.
«Да, несомненно, если его мы разбудим — то политический акт.
Стойте, коллеги, а этот, зеленый, шипящий, куда подевался?
Вроде он только что был тут и реплики нам подавал!» —
«Может, на поле для гольфа, что в районе спины у нашего Зверя?» —
«В аэропорт городской? Вон туда, на зады?» —
«Что-то, коллеги, мне кажется, путь мы неверный избрали.
Зверя пытаемся мы превратить в то, чем отнюдь не является он.
Точно, неверен наш путь». —
«Это, простите, к чему вы ведете?» —
«Я ни к чему не веду, я просто сказал». — «Что?» —
«Просто сказал».
Скверный уже оборот разговор принимает, и воздух трещит напряженьем.
Чу, пробуждается Зверь, и кое-кто чует, как перья его шелестят.
Срочно, коллеги, меняем и тему, и тон, и словарь мы!
«Ночной разговор на подушке». — «Ярмарочный балаган». —
«Бодрый и радостный наш метрополис». — «Да, метрополис.
Кстати, о полировке».
«Ну вот и затишье». —
«Немножко подливки».
Так накаленного нашего спора атмосфера остыла,
Вздохнем с облегченьем.
Должно нам бдеть, коллеги, востро
Должно нам ухо держать.
Зверь, бесспорно, ужасен и дивен,
Да так, что нам масштабов его не постигнуть.
Эти сказавши слова, мы все же не знаем — как быть?