Колдовские ворота, стр. 27
26
Дикий темп, взятый гребцами во время рывка в открытое море, лишил их последних сил.
Это касалось и самого Романа Барабина, который в самый драматический момент погони тоже взялся за весло. А потом оставил его, чтобы помочь боевым рабыням, отбивавшимся от абордажников на корме.
Одну рабыню меча аргеманы все-таки убили, а Эрефорше была ранена. По земным меркам — ранена легко, но здесь, при полном отсутствии антисептиков и лекарств, даже такая рана могла привести к очень неприятным последствиям.
Барабину пришлось пожертвовать своей рубашкой, чтобы перевязать невольницу. Было очевидно, что никому другому из мужчин, находящихся на борту, это не пришло бы в голову.
Наоборот, рабыни остатками своей одежды, у кого она была, перевязывали раны мужчинам, среди которых тоже были пострадавшие. Одного из них спасти не удалось — он истек кровью. Но в целом потери оказались меньше, чем можно было предполагать.
Когда стало ясно, что новой атаки пловцов ожидать не приходится, мужчин на веслах снова сменили женщины. Скорость судна резко упала, и Барабин все чаще с тревогой оглядывался назад.
В ближайшей перспективе многое зависело от того, насколько обезумел Ингер из Ферна, узнав об угоне его любимой «Торванги».
Он мог просто вскочить на коня и увлечь за собой весь свой отряд — а мог поступить разумнее, и перед тем, как скакать очертя голову на восток, послать гонца на запад, в Таодар.
И если случилось второе, то быстроходные драккары из ближайшего аргеманского порта уже мчатся вдогонку за «Торвангой». И теперь, когда она лишилась большей части весел, у драккаров есть шанс ее догнать.
«Торванга» продвигалась вперед невыносимо медленно, и у Барабина возникла ассоциация с безногим инвалидом на костылях, за которым гонятся здоровые тренированные молодые бегуны. Они еще далеко, их еще не видно, но впечатление такое, как будто они уже дышат в спину.
И предчувствие Романа не обмануло.
Он увидел драккары, когда совсем уже рассвело, и впереди показалась долгожданная гавань Альдебекара.
Она была ближе, чем корабли аргеманов, но «Торванга» плелась еле-еле, а драккары летели, как на крыльях. И нетрудно было предугадать, что случится, когда они приблизятся на расстояние полета стрелы.
— Сколько у нас стрел? — крикнул Барабин с кормы, и ответом ему было молчание.
Некоторые боевые рабыни, ни слова не говоря, показали ему свои стрелы.
Все было ясно. Шансы баргаутов в перестрелке с корабельными лучниками трудно было приравнять даже к нулю. Скорее, они измерялись отрицательными величинами.
Но одно соображение все же пришло в голову Барабину.
Вряд ли соратники Ингера из Ферна решатся уничтожить «Торвангу» по принципу: «Так не доставайся же ты никому!»
А для Барабина и баргаутов подобного ограничения не существовало.
Наоборот, они почли бы за счастье уничтожить драккары преследователей.
Драккаров этих было всего два. Или целых два, если посмотреть с другой стороны.
Но Барабин за время пребывания в чужом мире уверовал в свое везение.
По всем раскладам ему полагалось погибнуть здесь уже не один раз. Только этой ночью случай отправиться на небеса подворачивался ему по меньшей мере трижды. И тем не менее, он до сих пор был жив и даже не ранен.
— Кто из вас стреляет лучше всех? — произнес Роман, пристально вглядываясь в силуэты драккаров, которые приближались буквально на глазах. И добавил после короткой паузы: — Только честно.
Если честно, то среди присутствующих лучше всех стрелял наверняка сам Барабин. Но только из огнестрельного оружия, которого не было в наличии.
Что касается арбалета и других видов метательного оружия, то с ними Барабин был знаком слабо. как-то так вышло, что именно с этим оружием ему не приходилось сталкиваться за всю свою многотрудную жизнь.
Теперь Роман, конечно, рад был восполнить этот пробел — но акция, которую он задумал, была слишком ответственной, и Барабин ни за что бы не решился взять ее на себя.
Что именно он задумал, все поняли, когда Роман стал собственноручно лепить на одну из драгоценных оставшихся стрел смолу с потухшего факела.
— Не загорится, — с сомнением покачал головой барон Бекар.
— Почему? — удивился Роман. — Факелы ведь горят.
— Драккар не загорится, — пояснил свою мысль многоопытный барон.
— А вдруг! — сказал на это Барабин. — Деревянный, весь в смоле. Есть шанс.
— Погасят, — продолжал сомневаться дон Бекар, но уже подошли к корме молодой оруженосец с арбалетом и боевая гейша, прекрасная, как амазонка, в своей наготе.
Рельефу ее мышц позавидовала бы любая гимнастка или мастер спорта по легкой атлетике. Но это было не главное.
Главное — все сходились во мнении, что эта рабыня стреляет из лука и арбалета лучше любой другой. Даже лучше Эрефорше, которая все равно не могла стрелять из-за ранения в руку.
И хотя стрел было больше, чем одна, стрелять все равно должны были лучшие из лучших.
Хоть Барабин и сказал, что шанс есть, он совсем не надеялся достичь цели с первой же стрелы.
Чтобы реализовать шанс, надо было вонзить в драккары как можно больше горящих стрел. И сделать это раньше, чем аргеманы сами начнут стрелять.
Барабин уже успел узнать, что у аргеманов основное оружие дальнего боя — это лук. Их мастера не умеют делать хорошие арбалеты, а покупать их дорого.
Между тем, дистанция уверенной стрельбы для лука гораздо меньше, чем для арбалета. На этом Барабин и строил свой расчет.
И пока «Торванга» грузно поворачивала к берегу, двое стрелков обживали позицию у борта.
Погода была ясная, ветер легкий и волнение едва заметное, но все равно — если воткнуть горящую стрелу в борт слишком низко, то брызги могли ее погасить. А если высоко — то ее без труда погасили бы аргеманы, перегнувшись через борт.
Следовало не только найти золотую середину, но и попасть из арбалета точно в намеченное место. А это очень непросто на расстоянии, когда стрелять из арбалета уже можно, а из лука — еще нельзя.
Барабин, между тем, после всех событий минувшей ночи, пришел к выводу, что лучшие воины среди баргаутов — это боевые рабыни и что рыцари и оруженосцы не годятся им даже в подметки.
Поэтому Роман обстоятельно инструктировал молодого оруженосца, представленного ему в качестве лучшего арбалетчика среди мужчин — на предмет того, куда надо стрелять, как и когда. А рабыню Тассименше не трогал, предоставив ей право разбираться самостоятельно.
Но в последний момент, когда настало уже время стрелять, Роман встал за спиной именно у нее. А его напряженная поза и выражение лица навели остальных баргаутов на мысль, что это неспроста.
Как-никак, Барабина в этой компании считали колдуном.
И можно представить себе ошеломление баргаутов, когда первая же пущенная амазонкой стрела угодила в самое лучшее место, которое только можно себе представить.
Это была носовая фигура переднего драккара — странного вида химера с бараньей головой, женской грудью и рыбьим хвостом. И горящая стрела угодила ей как раз между грудей.
Быстро добраться до этого интимного местечка с борта драккара было труднее, чем до любой другой точки корабля, и на «Торванге» все сразу решили, что так удачно положить стрелу можно было только благодаря колдовству.
Стрела оруженосца воткнулась в левую скулу судна, что тоже было удачно, поскольку место соединения досок обшивки с форштевнем было хорошо просмолено, и огонь здесь разгорелся очень быстро и весело.
Но выстрел Тассименше поразил всех куда больше.
Фигура на носу драккара изображала какую-то мифическую персону, имеющую особое значение для аргеманов — кажется, праматерь священных аргеманских баранов. Так что попадание огненной стрелы чуть ли не прямо в сердце химеры приобретало важный сакральный смысл.
С пылающим носом драккар продолжал продвигаться вперед, но уже через несколько минут стало ясно, что ловить ему больше нечего. С форштевня и носовой фигуры огонь перекинулся на борта, и погасить его аргеманы не могли при всем старании.