Ген бесстрашия, стр. 41

— Капитан погиб, — предваряя расспросы новоприбывших, сказал один из звездолетчиков. — И еще многие. Раненых тоже до черта. Срочно нужен эвакуатор.

Ри Ка Рунг немедленно вызвал «Лилию Зари», но после короткого обмена фразами был вынужден огорчить уцелевших:

— Эвакуатору не пробиться. Там еще не кончился бой. И я боюсь, как бы мотогалы не пожаловали сюда первыми. У канонерки оставаться опасно. Надо унести раненых в лес и рассредоточиться. И хорошо бы найти общий язык с аборигенами.

— Насчет общего языка не знаю, — сказал звездолетчик, оставшийся после гибели капитана за командира. — А то, что орал этот придурок с ведром на голове, мы записали. Мои компьютерщики соединили уцелевшие планшеты в сеть, так что язык скоро расшифруем.

«Придурок с ведром на голове» на самом деле оказался всадником в латах и шлеме.

Когда уцелевшие миламаны с «Тени бабочки» вышли из канонерки, чтобы по инструкции встретить аборигенов миром, этот персонаж раскричался, то и дело поднимая лошадь на дыбы и размахивая копьем и мечом, да так раздухарился, что пришлось успокоить его парализатором.

Крики всадника удалось расшифровать довольно быстро, и оказалось, что он обращался к миламанам с такими примерно речами:

— Прочь с дороги, мерзкие свиньи! Я — доблестный рыцарь Тиль Мангустери кай Нунавер иду на бой, чтобы сразиться с драконом, который изрыгает свой огонь на мою землю и крадет наших девственниц в угоду проклятым живородящим.

Из следующих выкриков благородного рыцаря миламаны с запозданием узнали, что это именно он ранил свирепого дракона в честном бою, а сюда примчался, чтобы добить его, и не позволит мерзким и дурнопахнущим слугам чудовища ему мешать.

Миламаны, которых еще никто никогда не обзывал дурнопахнущими, очень удивились, но не обиделись, потому что на идиотов обижаться грех. А поскольку за дракона благородный рыцарь принял, разумеется, канонерку, старший звездолетчик, прослушав расшифрованную запись, проворчал:

— Что-то не видел я там на орбите никаких рыцарей с ведрами на башке.

В этом он был прав. Если на орбите и попадались какие-то всадники, то только моторо-мотогальские бронекавалеристы верхом на мотошлюпках.

Между тем, поглядев на трех обездвиженных лошадей, Ри Ка Рунг тоже задумался о верховой езде — и как раз вовремя, потому что лошади начали оживать. Человеческая доза парализующего излучения оказалась для них слишком мала.

Еще четыре лошади паслись сами по себе неподалеку. Поначалу они носились в панике вокруг канонерки, но потом успокоились и принялись мирно щипать траву. Миламанским мужчинам, которые габаритами и телосложением здорово напоминали скульптуры с Аничкова моста, удалось изловить их без особого труда, но в путь верхом отправились женщины. Парни не решились садиться в седло из опасения, что под таким весом у лошадок переломится хребет.

Девушки помчались в деревню, чтобы разведать обстановку и если получится, все-таки найти общий язык с аборигенами. Может, не все они окажутся такими воинственными, как благородный рыцарь Тиль Мангустери кай Нунавер и его свита.

А Ри Ка Рунг тем временем озаботился другой проблемой. Надо было доставить с другого берега тех, кто остался там, и только теперь звездолетчики напомнили спецназовцам, что часть крыши любой космической шлюпки представляет собой отделяемый плот, а в аварийном наборе есть и мотор к нему.

Конечно, Ри Ка Рунг и сам это знал, только забыл в суматохе. Теперь же проблема переправы через реку была решена легко и быстро.

С другими проблемами было сложнее. Хорошо еще в шлюпках сохранился неприкосновенный запас лекарств, и из канонерки тоже удалось кое-что извлечь. Этого хватило для глубокой консервации тех, кто пострадал особенно тяжело. Теперь их можно было транспортировать без опасений, что они умрут в дороге, а потом положить в укромном месте, где они смогут дождаться помощи, даже если она придет через год.

Но сначала надо было найти это укромное место.

45

Почетный главнокомандующий союзнических войск Мотогаллии четырежды генерал Набурай долго и нудно зачитывал дребезжащим старческим голосом список обвинений, каждый пункт которого заканчивался отдельным приговором.

— … За оставление поля боя без приказа лишить означенного генерала Забазара звания «Героин Мотогаллии» и за то же самое преступление, но совершенное при отягчающих обстоятельствах, лишить названного генерала Забазара того же звания вторично, а за открытие огня по своим и злостное сопротивление аресту лишить его же упомянутого звания в третий раз, и далее за позорное и трусливое бегство с поля боя лишить вышепоименованного Забазара звания «Героин Мотогаллии» в четвертый раз, поскольку же он бросил своих товарищей на поле боя без помощи, лишить его того же звания в пятый раз, а так как его товарищи и подчиненные в результате погибли в бою или были захвачены в плен, лишить его же означенного звания в шестой раз, и поскольку следствием сего преступления стала утрата территории, завоеванной прежде во имя Всеобщего Побеждателя, лишить названного генерала Забазара звания «Героин Мотогаллии» навсегда, как изобличенного труса и изменника. А так как он не совершил подвига, дабы вернуть утраченные территории, лишить генерала Забазара ордена «За беспримерный подвиг», поскольку же другим мотогалам пришлось совершать подвиги вместо него, лишить Забазара второго ордена «За беспримерный подвиг», и принимая во внимание тот факт, что вышеупомянутый генерал не пролил ни капли своей крови ради спасения войска, лишить его почетного знака «Кровавое сердце» и наградного аксельбанта к нему…

Строй мотогалов и «добровольцев» стоял неподвижно в мертвой тишине. Только голос старого четырежды генерала разносился над бесконечными рядами солдат, которые тянулись от горизонта до горизонта.

Генерал Забазар стоял перед строем, не опустив головы и устремив неподвижный взгляд куда-то вдаль, мимо офицера, который один за другим срывал с его груди ордена.

— … И поскольку генерал Забазар не растерзал ни одного врага, дабы предотвратить поражение, лишить его знаков отличия «За образцовое растерзание врага», а поскольку его поведение явило всем очевидцам наглядный пример ничем не оправданной трусости, лишить его знаков отличия «За кошмарную храбрость», и в силу того, что Забазар не принял никаких мер для поголовного истребления врага, лишить его знаков отличия «За лютую ненависть». А также за все вышеизложенное лишить генерала Забазара знаков особого расположения «Благосклонная улыбка Всеобщего Побеждателя» и «Именной портрет Всеобщего Побеждателя», в связи с чем считать его утратившим навечно почетное звание «Славный сын Мотогаллии».

Четырежды генерал умолк, и тишина сделалась по-настоящему мертвой.

Когда офицер церемониальной службы прикоснулся к именному портрету Всеобщего Побеждателя, Забазар побледнел до синевы, но вопреки ожиданиям многих, не умер тут же на месте от разрыва сердца. Зато в строю напротив какой-то юный мотогал, не выдержав, с грохотом свалился в обморок, и это вызвало цепную реакцию в других шеренгах.

Если бы тишина продлилась еще немного, неизвестно, чем бы все это кончилось, но тут инициативу взял в свои руки дважды маршал Караказар, и его зычный голос быстро привел пораженных солдат в чувство.

— Преисполненный мудрости достойнейший из достойных второй адъютант Всеобщего Побеждателя Четырежды Генералиссимус Тартакан принял решение разжаловать покрывшего себя позором генерала Забазара в подполковники и изгнать его из рядов славных союзнических войск с переводом в штрафную эскадру на должность старшего офицера бригады камикадзе.

С парадного мундира торжественно спороли генеральский шеврон и бросили Забазару красную повязку камикадзе с грубо намалеванными знаками различия, которые соответствовали званию подполковника.

Но это было еще не все. Дальше начиналось самое страшное.

Забазар стоял перед строем в мундире, превратившемся в лохмотья, поскольку офицер церемониальной службы намеренно срывал многочисленные ордена, знаки отличия и шевроны крайне неаккуратно. Но на этих лохмотьях еще держались три последних награды — «Гордость мотогальника Заба», «Истинный сын мотогальника За’» и «Славный собрат мотогальника Набу».