Ген бесстрашия, стр. 31

В глубине толпы кричали задавленные и плакали дети, а за ближним оцеплением продолжалась экзекуция.

Один из колдунов выкрикивал заклинания, которые должны были заставить руки палачей онеметь, но ему быстро заткнули рот кляпом и накинули на голову мешок, дабы уберечься от его гипнотического взгляда.

С другими колдунами поступали точно так же — но только в том случае, если они открывали рот. Тем, кто молчал, рот не затыкали, потому что Забазар хотел слышать крики казнимых, когда вспыхнет огонь.

Вернее, он хотел, чтобы эти крики слышали рамбиярцы в толпе.

А старший из колдунов, седая борода которого спускалась чуть не до колен, не издавал ни звука. Он покорно дал привязать себя к столбу и молча смотрел, как палачи, у которых так и не онемели руки, бичуют прекрасную Гуару на глазах ее отца.

После первого же удара и вскрика дочери князь смертельно побледнел, а когда на спину девушки обрушился третий удар, тело феодала поползло вниз по столбу и повисло на прочных веревках.

Две другие дочери князя вскрикнули в унисон так громко, что перекрыли вопли бичуемой сестры.

— Что с ним? — резко спросил генерал Забазар.

— Умер, — ответил штатный врач команды палачей, потратив на осмотр князя не более десяти секунд. — Сердечный приступ.

Генерал в сердцах бросил наземь свой головной убор и рявкнул на бичевателей:

— Хватит!

Он подумал, что нежная красавица тоже может окочуриться раньше времени, а это вовсе не входило в его планы.

Когда Гуару стали привязывать, прижимая окровавленной спиной к шершавому столбу, она уже не кричала, а только стонала негромко. И лишь когда палач зажег лучом из бластера дрова под ее ногами, и пламя, взметнувшись вверх, лизнуло ее икры, девушка закричала снова — страшно, как раненый зверь.

Еще один молчавший до того колдун не выдержал и попытался погасить огонь силой заклинания. Но ему тут же заткнули кляпом рот и сразу подожгли его костер.

В судороге боли он сумел вытолкнуть кляп, но ничего вразумительного произнести уже не смог и только кричал, словно приняв эстафету от княжны. А несколько мгновений спустя к его крику присоединились искаженные болью голоса двух других дочерей князя.

Костры вспыхивали один за другим, и разрозненные крики слились в единый жуткий вой. А старший из колдунов по-прежнему молчал. Молчал до тех пор, пока пламя не охватило его самого. Только тогда, усилием воли притупив боль, он вперил свой взгляд в генерала Забазара, и тот не смог отвести глаза.

— Слушай меня убийца, слушай и запомни, и не говори, что не слышал! — загремел над толпой голос колдуна, и словно стих рокот людской массы и крики боли. А может, так только показалось генералу, который замер в седле своей мотошлюпки и превратился в некое подобие конной статуи. — Сегодня ты погубил не меня и не тех, кто умирает со мной. Ты погубил себя, и с этого дня никогда и ни в чем не будет тебе удачи. А когда ты вкусишь сполна бед и несчастий и проклянешь всю свою жизнь, а пуще всего — этот день, тогда и сам ты умрешь, как пес, от зубов своей своры, и наши мучения вернутся к тебе тысячекратно. Я приду за тобой, и пусть страх не оставляет тебя все дни, пока я в пути. Будь проклят! Будь проклят! Будь проклят!

И когда он, наконец, умолк, задохнувшись дымом, ни единого звука не было слышно у подножия замка. Только вороны громко каркали, слетая с тюремной башни, да потрескивали, догорая, костры.

Все приговоренные были мертвы, и зрителей — особенно тех, что стояли в отдалении — больше всего поразило не грозное пророчество старого колдуна, ибо к пророчествам на Рамбияре привыкли, а то, что князь не издал ни звука во время казни.

Ближние видели, что он то ли умер, то ли потерял сознание еще до того, как был зажжен его костер, однако дальние этого не поняли и разнесли по округе легенду о невиданной стойкости славного благодетеля, пострадавшего за всех своих подданных.

И если до этого с партизанами был связан от силы каждый двадцатый, то теперь в леса и горы был готов податься чуть ли не каждый второй.

Воспламенить эту горючую смесь могла любая случайная искра.

34

Кораблей в сводной десантной флотилии особого назначения было немного, но они отправились в путь, набитые десантниками, как бочки селедкой. Бойцы буквально сидели друг у друга на плечах и спали вповалку посменно.

Приученные жить вольготно миламаны не привыкли к таким спартанским условиям, но тут был особый случай. Ради обогащения генофонда миламанской расы драгоценным геном бесстрашия, десантники, спецназовцы и космолетчики были готовы терпеть любые лишения.

Миламаны давно не проводили крупных наступательных операций, и их десантные силы успели соскучиться по настоящей работе. Конечно, похищение портрета Всеобщего Побеждателя из полевого мотогальника — это увлекательно и романтично, но десант создан все-таки не для этого. Его главная задача — вышибать врага с оккупированных им планет.

Флотилия двигалась через гиперпространство россыпью, потому что ее корабли имели разную скорость, и если держать строй по самому тихоходному борту, то можно проститься с надеждой прийти к Рамбияру раньше «Лилии Зари» и «Тени бабочки».

Быстрее всех мчались скоростные канонерки и легкие крейсера во главе с флагманом флотилии, носившим имя «Свет Неба». Следом двигались тяжелые крейсера и один старый линкор, только что вышедший с ремонтной базы, но по виду готовый тут же на нее вернуться. Ремонтники спешно завершили капитальный ремонт внутреннего оборудования, но не успели даже приступить к внешней отделке.

А уже за этим эшелоном на сотни световых лет растянулись разномастные транспортные звездолеты, набитые оружием и людьми.

Впрочем, боевые корабли тоже везли десантников. Весь доступный объем корабельных помещений флотилии был отдан под живую силу и технику.

Даже на флагмане индивидуальную каюту имел только один миламан — командующий в чине контр-адмирала. Но даже в его каюте почти все свободное место занимали ящики с оружием и боеприпасами.

Сам командующий в этой каюте появлялся редко. Он дневал и ночевал на мостике, не отходя от компьютеров. Они непрерывно анализировали ситуацию и выдавали на гора массу полезной информации, которую контр-адмирал просеивал через свой мозг, лишенный быстродействия компьютера, но зато наделенный интуицией.

На сегодняшний день главной новостью было то, что авангард флотилии успевает подойти к Рамбияру раньше, чем моторо-мотогалы смогут обнаружить след «Лилии Зари», которая приближается к той же планете с другой стороны.

О приближении миламанской флотилии на Рамбияре пока не подозревали. Когда она прорвала кольцо окружения в той точке, где присутствие моторо-мотогалов было чисто символическим, генерал Забазар встревожился, но даже он не подумал о том, что миламаны рискнут напасть на Рамбияр.

Он испугался другого — что «Лилия Зари» сумела обойти ловушку и добралась до линии фронта раньше, чем ее там ожидали. А действия флотилии — это начало операции, цель которой — прорыв крейсера в скопление Ми Ла Ман.

Когда же выяснилось, что флотилия ушла вглубь космоса и скрылась в неизвестном направлении, Забазар решил, что миламаны избрали другую тактику и собираются встретить «Лилию Зари» в условленном месте, чтобы прорываться домой большими силами, упрятав корабль с ценным грузом в глубине боевых порядков.

И узнав, что на Рамбияр движется группа неопознанных кораблей, Забазар поначалу подумал, что это Генеральный штаб Мотогаллии все-таки выслал ему подмогу, но по причине бардака, который царит там, наверху, забыл уведомить его об этом.

Однако очень скоро таинственные корабли были опознаны, как миламанские боевые звездолеты, и генералу пришлось срочно прервать рабочую поездку по городам Рамбияра, в которых Забазар занимался организацией сожжения колдунов и истребления партизан.

Вернувшись на главную базу, начальник штаба союзнических войск получил подтверждение — к планете приближаются миламанские крейсера.