Сокровища Перу, стр. 11
— Неужели? — воскликнул Бенно.
— Да, это так! — убежденно повторил сеньор Рамиро.
— Так что вы теперь знаете, где находятся эти алмазы?
Рамиро отрицательно покачал головой.
— Альфредо пожелал лично указать и назвать мне это место, чтобы я узнал о своем счастье из его уст: очевидно, он этим хочет искупить свою вину передо мной!
— Что же сталось с посланным вам человеком?
— Он скончался вскоре по прибытии в Европу! Но что же из этого? При мне собственноручное письмо Альфредо!
— И вы думаете теперь отправиться пешком через всю Бразилию?
— Да, с вами, я надеюсь… Из-за меня вас постигло несчастье, и я желал бы вознаградить вас за это: алмазов там на несколько миллионов, верьте мне!
— А давно ли вы получили это известие?
— Да уже более двух лет! Альфредо, как монах, не имеет в своем распоряжении ни гроша и поэтому не только не смог мне выслать на дорогу, но даже его посыльный вынужден был совершить переезд в Европу в качестве служащего на судне. Вот причина, почему я не мог немедленно отправиться в Бразилию: мне необходимо было прежде всего добраться до Гамбурга, где я надеялся сесть на судно. Я очень хотел забрать с собой жену и детей, да при бедности все — помеха, и возможное становится невозможным. А в такого рода экспедициях, как та, какая теперь предстоит мне, женщины и дети — страшная обуза. Я был так рад, что хоть нас троих господин агент согласился бесплатно перевезти через океан. Конечно, упаси Господь, чтобы он узнал о моих планах!..
— Понимаю, он должен думать, что вы переселенцы…
— Ну, да! Пусть нам дадут наделы, мы обождем немного, да и давай Бог ноги!
Звонок на палубе возвестил, что пассажиров приглашают спуститься в каюты.
Наездник протянул руку Бенно, и они расстались. Палуба быстро опустела.
IV В ОТКРЫТОМ МОРЕ. — БУРНОЕ ПЛАВАНИЕ. — ПОКИНУТОЕ СУДНО. — ПРОЖОРЛИВЫЕ КРЫСЫ. — ТАЙНА ОДНОГО ПИСЬМА. — ПОХОРОНЕН НА ДНЕ МОРЯ. — БОРЗАЯ С ТАИНСТВЕННОГО СУДНА
Проходил день за днем, и Бенно вскоре вполне свыкся с новой для него жизнью на судне.
Уже более половины пути было пройдено почти совершенно незаметно. Бенно за это время успел сойтись и сдружиться со многими. Особенное расположение к нему выказывал старший штурман судна, родом немец, часто бывавший в Рио и хорошо знавший фирму Нидербергеров.
— Нет, молодой человек, это дело совсем неподходящее для вас! — говорил он, — у господина Нидербергера ведь просто жалкая лавчонка!
— Да что вам до того? Ведь вы отправитесь со мной, — шепнул ему в этот момент Рамиро, — подумайте только о том, что нас ожидает там!
И действительно, Бенно стал подумывать об этом, но дело это представлялось ему опасным, несбыточным сном, что он и высказал своему приятелю.
— Что ж тут невероятного! — воскликнул Рамиро. — Из капитала, оставленного моей матерью на церкви и монастыри, был построен новый монастырь в самом парке, прилегавшем к дому моих родителей.
В этом монастыре уже много лет живет теперь Альфредо, спокойно и счастливо, на той самой земле, с которой я был изгнан по его вине. Это, конечно, мучило его, и он сделался изобретателен. Он искал скрытые сокровища и днем, и ночью, искал в течение многих лет, пока наконец не нашел их. Тогда он, чтобы позвать меня, послал ко мне сына своего брата, а сам остался сторожить день и ночь эти сокровища до тех пор, пока я не приду и не сниму проклятья с его головы. Не правда ли, это вполне естественно?
— Пожалуй… во всяком случае, не следует с такой уверенностью рассчитывать на благополучный исход этого дела. Мало ли какие препятствия могут еще встретиться на вашем пути, сеньор Рамиро, в таких случаях разочарование нередко стоит людям рассудка!
— Конечно, это бывает! Но ведь вы сами читали письмо Альфредо, где он пишет, что нашел сокровища Фраскуэло, и зовет меня на родину — принять из его рук принадлежащие мне по праву богатства!
— Да, да, но после этого письма прошло уже три года… А ведь люди смертны, и ваш друг детства мог умереть!
— О, нет! Это невозможно! Альфредо — человек моих лет, сильный и здоровый… Нет, нет! Сама эта мысль ужасна! Давайте, молодой человек, займемся с вами немного изучением испанского языка!
В свободное время они нередко занимались этим полезным делом, а Михаил молча сидел подле них, мечтательно устремив взор на синие волны.
— Смотрите, белые туманы ложатся на воду, — сказал он таинственным шепотом, — и если теперь залает собака, то всем нам придется умереть!
— Но ведь у нас на судне нет ни одной собаки! — заметил Бенно.
Бедняга многозначительно улыбнулся и снова погрузился в молчание.
— Отчего это Михаил так боится воды и тумана? — спросил Бенно, — тонул он когда-нибудь?
— Нет, он когда-то, давным-давно, упал с лошади и с тех пор боится абсолютно всего!
— Бедняга! Есть у него родители?
— Нет! У него даже нет никаких ни близких, ни дальних родственников. Я взял его из воспитательного дома и надеялся сделать из него первоклассного наездника, но этот несчастный случай навсегда лишил меня всякой надежды!
Бенно казалось, что в этом отношении Рамиро не говорит ему всей правды и старается что-то утаить от него, но на этот раз у молодого человека не было времени размышлять на эту тему, так как начавший еще недавно свежеть ветер грозил теперь ежеминутно разразиться бурей.
Матросы хлопотали у снастей и возились с парусами. Пассажиров попросили очистить палубу и уйти вниз. Одному Бенно позволялось, в виде исключения из общего правила, во всякое время оставаться наверху.
— Как вы полагаете, грозит нам опасность? — осведомился Бенно у старшего штурмана. Тот пожал плечами.
— Трудно сказать! Как знать, что еще может случиться?
Между тем запертые внизу пассажиры кричали и рвались наверх, женщины плакали, мужчины сыпали проклятиями, дети кричали без умолку. — «Мы здесь точно заживо похороненные! Дайте нам света, огня! Здесь — страшный мрак и духота!..»
И все они теснили друг друга, сплошной стеной ломились наверх, но напрасно, никто не внимал их воплям и стонам.
Два дня и две ночи длилась эта страшная буря, а там, внизу, в этой душной и темной тюрьме, в какую превратилось отведенное для пассажиров помещение между деками, разыгрывались страшные, душераздирающие сцены. Слышались вопли и стоны, слезы и проклятия.
Лишь к концу третьих суток погода несколько изменилась к лучшему. Пошел дождь, мелкий и частый, настолько частый, что даже в самый полдень солнце заволакивал как бы густой туман и оно смотрело бледно и тускло. Пассажирам разрешено было выйти на палубу подышать свежим воздухом, в чем все они так сильно нуждались. За эти три дня, проведенных там, в помещении между деками, умерло двое маленьких детей от страха, качки и духоты. Несчастные матери ни за что не соглашались расстаться с телами своих малюток, зная, что их безжалостно бросят в сердитые волны моря. Пришлось прибегнуть к насилию, исполняя тяжелую обязанность. Все судно огласилось криками, стонами и горькими жалобами большинства этих людей, проклинавших свою тяжелую участь.
— Да, — сказал сеньор Рамиро, — за эти три ужасных дня я тысячу раз возблагодарил Бога, что не взял с собой мадам Хуаниту. Как бы она, бедная, могла вынести все это! Нет, когда я повезу ее в родное гнездо Фраскуэло, у нее будет своя отдельная каюта с широкой, удобной софой. А может быть, я надумаю купить для этой цели свое собственное судно и приспособлю его для перевозки в Америку всех своих лошадей и даже наших повозок, как воспоминание о нашей прежней жизни и наших странствованиях по Европе!
— Ах, какое несчастье! — простонал тихо где-то позади Михаил. — Ведь я был уже мертв и мне было так хорошо, а вот и опять наступил день! Какое, право, несчастье!..
В воздухе было душно, ни одна звездочка не показывалась на темном, почти черном небосводе, который сплошь застилали тяжелые тучи. На этот раз, по случаю жары и духоты, даже на ночь все люки были оставлены открытыми, на мачтах повсюду мигали в тумане зажженные цветные фонари. Судно стояло почти неподвижно на месте, так как в воздухе не было ни малейшего ветерка, и даже сами волны как-то лениво ударялись о киль.