Пока гром не грянул, стр. 2
— Но почему Брем? — упорно гнул свое Тримейн. — Насколько я знаю, здесь ни с кем у него не было серьезных отношений.
— Ах да, Джимми, ты ведь слишком юн, — фыркнул Джесс. — И ничего не знаешь про мистера Брема — молодого мистера Брема — и Линду Кэрролл.
Тримейн покачал головой.
— Старая мисс Кэрролл… Она много лет была тут учительницей. Думаю, к тому времени, когда ты начал прогуливать уроки, она уже ушла на пенсию. Но у папаши ее водились деньжата, а в молодости та была просто красавицей. И неотесанные парни из здешних краев ей, конечно, не пара. Помню, как я еще пацаном стою и смотрю, а она мчится в фаэтоне на высоких колесах. Всегда сидела совершенно прямо, гордая и величественная, и рыжие волосы были уложены в высокую прическу. Мне она тогда казалась чуть ли не принцессой…
— И что у нее было с мистером Бремом? Роман?
Джесс покачался на стуле, нахмурившись, уставился в потолок.
— Это случилось в году, наверное, девятьсот первом. Мне тогда еще и девяти лет не исполнилось. А мисс Линде было за двадцать, и она считалась старой девой — по тем временам, конечно. И ходили слухи, что девица положила глаз на Брема. Ну, тогда он выглядел совсем иначе: молодой парень ростом больше шести футов, косая сажень в плечах, соломенные кудри. И к тому же совсем чужой здесь. Я ведь тебе уже сказал, что она ничего общего не хотела иметь с местными щеголями. И как-то в Элсби затеяли большое веселье. Ну, ты знаешь, Брем всегда странно относился к вечеринкам, после заката никогда никуда не ходил. Но это был воскресный полдень, и, так или иначе, Брема затащили на праздник. И тут, практически перед лицом всего города, мисс Линда пустила в ход свои чары. И прямо перед закатом они укатили вместе в этом классном фаэтоне. А на следующий день девица опять была в своем доме — и одна. На этом с ее репутацией было покончено, тут уж служанки постарались. Прошло десять лет, прежде чем мисс Линда смогла приземлиться хотя бы на должность учительницы. Но к тому времени она была уже стара. И конечно, дураков не было упоминать в ее присутствии о Бреме.
Джеймс поднялся со стула:
— Буду признателен, Джесс, если ты настроишь свои ушки на все, что хоть каким-то боком может заинтересовать меня. И не забывай: я просто турист, который приехал посмотреть на дом родной. Ностальгия, так сказать.
— А что насчет твоего оборудования? Ты, кажется, говорил, что у тебя есть нечто вроде детектора, который собираешься пустить в ход?
— Я привез сюда огромнейший чемодан, — ответил Тримейн. — И как только снова окажусь в отеле, сразу включу детектор.
— И когда та нелегальная станция, по-твоему, должна опять выйти в эфир?
— После наступления темноты. У меня есть несколько идей, сейчас прорабатываю их. Возможно, существует бесконечная периодическая логарифмическая последовательность, основанная на…
— Стоп, Джимми. Это не для моих мозгов. — Джесс тоже встал. — Дай знать, если тебе что понадобится. И кстати… — Он с хитринкой подмигнул Тримейну. — Я всегда знал, кто расквасил Динамиту Гаскину нос и выбил передние зубы…
2
Выйдя на улицу, Тримейн направился на юг, к городской ратуше, приземистому зданию из красно-коричневого кирпича, которое пряталось среди желтых осенних деревьев в самом конце Шеридан-стрит. Он поднялся по ступенькам и миновал тяжелую двойную дверь. В десяти ярдах направо по тусклому коридору виднелась написанная от руки картонная табличка: «Городской архив». Тримейн открыл черную полированную дверь и вошел внутрь.
Худой мужчина в нарукавниках оглянулся через плечо:
— Мы уже закрылись.
— Это не займет и минуты, — пообещал ему Тримейн. — Я просто хочу знать, когда в последний раз земельный участок Брема менял хозяина.
Клерк повернулся к Тримейну, бедром задвинул ящик письменного стола.
— Брема? Старик что, умер?
— Ничего подобного. Всего лишь хочу знать, когда он купил этот участок.
Клерк прислонился к деревянному барьеру и уставился на Тримейна.
— Брем не собирается продавать участок, если вас интересует именно это, мистер.
— Меня интересует, когда Брем купил его.
Клерк заколебался, плотно сжав рот.
— Приходите завтра, — наконец сказал он.
Тримейн положил ладонь на барьер и многозначительно посмотрел на клерка.
— Я надеялся уложиться в один заход. — Он поднял руку и потер челюсть. На барьере осталась лежать сложенная банкнота. Взгляд клерка немедленно устремился к ней, рука опустилась и накрыла банкноту. Он хитровато усмехнулся:
— Посмотрим, чем я смогу вам помочь.
Прошло десять минут, прежде чем служащий подозвал Тримейна к столу, на котором лежала раскрытая книга в пару футов площадью. Грязный, неопрятный ноготь указал на выцветшую от времени чернильную запись:
«Мая 19, земельный уч-к продан, один доллар и другие налоги, уплач. Пр. Соб. С-3 четверть участка 24, Городск. упр. Элсби. Брем (см. том 9 и т.д.)».
— Объясните, что это все значит, — попросил Тримейн.
— Гроссбух за тысяча девятьсот первый год; тут сказано, что Брем купил четверть участка девятнадцатого мая. Хотите, чтобы я нашел акт купли-продажи?
— Нет, спасибо, — ответил Тримейн. — Больше мне ничего не нужно.
Он направился к двери.
— Что случилось, мистер? — спросил человек в нарукавниках ему вслед. — У Брема какие-то неприятности?
— Нет. Никаких неприятностей.
Клерк, поджав губы, смотрел на записи.
— Девятьсот первый, — пробормотал он. — Я никогда прежде не задумывался об этом, но старине Брему должно быть почти девяносто. Для своего возраста он очень бойкий старик.
— Похоже, вы правы.
Клерк искоса взглянул на Тримейна:
— О старине Бреме ходит много забавных историй. Говорят, в его доме водятся призраки. Понимаете — странные звуки и огни. И еще ходят слухи, что на его участке спрятаны деньги.
— Я уже слышал эти сплетни. Чистые суеверия, как вы думаете?
— Может, и так. — Мужчина облокотился на барьер и послал Тримейну понимающий взгляд. — Но есть одна байка, которая суеверием не является…
Тримейн молча ждал.
— Вы… э-э… платите что-нибудь за информацию?
— А с чего бы мне платить за нее? — Тримейн взялся за дверную ручку.
Клерк пожал плечами:
— Да я просто так спросил, мистер. Я и бесплатно расскажу вам. Тем более что в этой байке я уверен на все сто. Никто в нашем городе никогда не видел Брема между закатом и восходом.
Неподстриженные сумахи отбрасывали вечерние тени на облупившийся фасад городской публичной библиотеки. Сухая, как палка, женщина неопределенного возраста провела Тримейна к стеллажам с пожелтевшими от времени газетами.
— Вы найдете здесь газеты с тысяча девятьсот сорокового года включительно, — сказала ему библиотекарша. — Более ранние газеты находятся в специальных ящиках.
— Мне нужны газеты за девятьсот первый год, если у вас есть такие древние.
Женщина с подозрением посмотрела на него:
— С этими старыми газетами вы должны обращаться очень осторожно.
— Я буду крайне осторожен, — пообещал Тримейн.
Библиотекарша хмыкнула, вытащила ящик, пошелестела, что-то бормоча, бумагами.
— Какая дата вас интересует?
— Девятьсот первый год, неделя в районе девятнадцатого мая.
Библиотекарша вытащила газету, положила ее на стол, надела очки и, прищурившись, посмотрела на первую страницу.
— Вот они, — сказала она. — Эти газеты сохранились очень хорошо благодаря тому, что мы держим их в темном ящике. Но они весьма хрупки. Помните об этом!
— Не волнуйтесь, не забуду.
Женщина стояла рядом, пока Тримейн просмотрел первую полосу газеты. Передовица была посвящена открытию Панамериканской выставки в Буффало. Вице-президент Рузвельт произнес там речь. Тримейн перелистнул страницу, медленно читая заметки.
На четвертой странице в колонке, озаглавленной «Окружные новости», он обнаружил имя Брема: