Чекисты рассказывают..., стр. 25

— Конечно, Ходжа Али. Я проинструктирую Годжаева. Он поймет серьезность поручаемого ему дела и, надеюсь, поведет себя так, как надо.

— Как живете здесь. Не болеете?

— Неважно чувствую себя, Ходжа Али. Вот и сейчас жду доктора.

— Бывал в торгпредстве, часто видел Лидию-ханум. Все хорошеет. Собирается возвращаться на родину, — лукаво улыбаясь, посмотрел Ходжа Али на Якова. И тут же спохватился. — Я пойду, агаи Сергеев. У меня много дел. Очень трудных, как обернутся — еще не знаю. «Ночь забеременела, что-то родится на заре», — говорят у нас.

— Так давно не виделись. Посидите, поговорим.

— Нет, нет, тем более — придет доктор. Зайду к вам как-нибудь.

Церемонно поклонившись, Ходжа Али чуть приоткрыл дверь, будто она не открывалась дальше, и проскользнул в образовавшуюся щель.

На улице он встретился с худощавым, высоким, совершенно лысым стариком лет шестидесяти. Он привлек внимание Ходжи Али. Немецкий шпик обернулся и увидел, что встретившийся ему вошел в дом, в котором жил Сергеев.

«Нет, сомнений быть не могло, лысый старик — это тот самый доктор, который изобличил Ходжу Али в 1925 году в арестном помещении Чека, когда Ходжа Али пытался симулировать болезнь, чтобы вырваться на свободу. Тот же нос, свернутый вправо, словно кто-то взял да и пригнул его в сторону. Конечно, это он».

Пока Ходжа Али шел по улице, в его сознании возникали картины прошлого. Он имел контору в Баку, она солидно называлась: «Оптовая торговля сухофруктами Али Рахим-заде из Решта». Тогда он не имел еще приставки Ходжа. Попал Ходжа Али в Чека за попытку отправить в Иран нелегально на парусных лодках, доставляющих сухофрукты, партию золотых изделий и валюту, скупленные в Баку. Он вспомнил ту темную ночь, когда сумел обмануть охрану и пробраться на пристань, у которой стояли лодки, доставившие ему фрукты. Ходжа Али благодарил аллаха. Самое трудное позади. Он на лодке. Осталось передать сверток с золотом владельцу парусника. Выйти с пристани потом уже не проблема. Но в тот момент, когда он вытащил из-за пазухи заветный сверток, на лодке появились чекисты. Первая мысль: расстреляют. Другого выхода, как симуляция болезни, он не нашел, но врач разоблачил его. Такое забыть нельзя, и этот человек запомнился ему надолго. Правда, счастье неожиданно обернулось к Ходже Али лицом. Он назвал всех людей, через которых скупал золото, и его не стали судить, а как иностранца выдворили из СССР.

Доктор, конечно, не узнал его. Да и где ему вспомнить одного из многих тысяч людей, которых за эти годы приходилось осматривать, лечить.

Ходжа Али подумал и о том, что прошло почти восемнадцать лет, врач давно мог уйти из Чека. Надо проверить. Если он еще работает там, тогда ясно, что из себя представляет Сергеев. Ходжа Али был поглощен этими думами. И ему не пришло в голову, что он и на сей раз попал в поле зрения своих старых знакомых. От самого дома Сергеева за ним осторожно шли два человека.

Ходжа Али свернул на набережную. Вот там, чуть дальше, в одноэтажном здании была его контора, сейчас на ее дверях висит табличка: «Домоуправление». Опять нахлынули воспоминания, как он был счастлив тогда. А какая шла торговля! От покупателей не было отбоя. Страна нуждалась в продовольствии. Единственно, что удручало Ходжу Али тогда, — что он не может организовать доставку из Ирана в несколько раз больше фруктов. Не хватало транспорта. Лодки приходили загруженными до предела. Это были приятные минуты. Ему представилась пристань с ее шумом, сутолокой. Там пришвартовывались лодки с фруктами, овощами из приморских районов Азербайджана, из Ирана, из Туркмении. Настолько он ушел в воспоминания, что ему даже почувствовался терпкий запах, стоявший там, — смесь запаха дыни и лука. Да что говорить, жизнь тогда была интересной. Ходжа Али каждый раз на пристани предвкушал, как он эти ящики с иранским изюмом, финиками моментально обратит в советские деньги, а на них купит золото, доллары. Его сундучок уже был почти полон. Этих ценностей хватит на то, чтобы открыть в Тегеране хороший магазин, какой — он еще не решил, и тогда, слава аллаху, он заживет в свое удовольствие. И вдруг все надежды рухнули. Его богатства попали в руки чекистов. И что он сделал? Подумаешь, нарушал советские законы. Скупал валюту и золотые десятки царской чеканки и хотел отправить их за границу. Какое же это преступление — просто торговля. И много лет не проходившая злоба с новой силой охватила купца.

Сергеев встретил врача очень взволнованный. Он еще не успел доложить Кулиеву по телефону о появлении Ходжи Али. Наконец врач закончил обследование.

— Нужен отдых, полный покой, хотя бы на неделю, — сказал он.

Яков усмехнулся.

— Сейчас нет такой возможности.

— Отдыхать будем в могиле, сказал бы Сергей Владимирович, которому я так настойчиво рекомендую отдых. С сердцем не все в порядке у него, — сказал врач, собираясь уходить.

Только он вышел, Яков позвонил Кулиеву. Они условились встретиться на квартире Мехти Джафаровича.

Кулиев был удивлен рассказом о появлении Ходжи Али и о задании, которое он привез.

— Я слышал о Мирзе Ашрафи, — сказал Кулиев, — это антифашист, противник сближения Ирана с гитлеровской Германией. Наверно, он крепко мешает немцам, поэтому они решили убрать его.

— Это с одной стороны; с другой — такое убийство может отразиться на отношениях Ирана с СССР, что очень нужно сейчас немцам. И наконец, это хорошая проверка меня. Здесь уж Шёнгаузен и Геккерт наверняка будут знать, выполнил я их задание или нет.

— Верно, — задумчиво произнес Кулиев.

— Кандидатура Бывалого для этого им представляется самой подходящей. Он крупный громила, имеет связи среди московских уголовников, часто бывал в Москве, хорошо знает город.

XVIII

Сергей Владимирович и Кулиев выбрали один из выходных дней, чтобы спокойно, без помех, обсудить, как быть с Ходжой Али и с заданием Шёнгаузена, которое привез старик. Когда Мехти вошел в кабинет Сергея Владимировича, тот переодевался в комнате для отдыха. В Баку в связи с жаркой погодой было принято переодеваться на службе в блузы из сатина, так как пробыть целый день в сорочке с галстуком или в кителе было очень трудно.

Проговорили два часа, но так и не пришли к окончательному решению.

— Добро. Давайте, Мехти Джафарович, остановимся пока на том, что предлагаете вы и Сергеев. Но это еще не самый лучший вариант. Шёнгаузен не глуп, это надо иметь в виду. Хотя англичане и говорят: «У каждого в рукаве сидит дурак», рассчитывать на это не стоит. А как чувствует себя Яков Васильевич?

— Неважно, Сергей Владимирович.

— А не пробовали ли вы прощупать Сергеева насчет нашей наметки ввести к немцам вместо него другого человека, а его отправить лечиться? Не можем же мы сознательно ставить на карту здоровье, а может быть, жизнь Сергеева.

— Пробовал, но говорить на эту тему с ним бесполезно, только напрасно будем расстраивать его.

— Тогда надо хоть обеспечить хорошее лечение.

— Мы это делаем. Мне кажется, что улучшению состояния Якова Васильевича значительно способствовал бы приезд сюда девушки, работающей в торгпредстве в Тегеране, которую он любит. Помните, я рассказывал о ней.

— Надо помочь в этом деле.

— Я предпринял кое-что.

— Ну что ж, тогда до завтра.

Мехти собрал документы в папку и, попрощавшись, вышел из кабинета.

XIX

Вечером на следующий день Кулиев позвонил по телефону Сергееву:

— Яков, наш план одобрен. Выявилось новое обстоятельство. Твой старый знакомый живет у крупного валютчика и принимает участие в скупке долларов и золотых изделий. Я думаю это использовать. Сейчас арестуем его.

— Я дам телеграмму.