Назначение в никуда, стр. 15

– Не пользуйтесь ружьем без крайней необходимости, – предупредил Рузвельт. – Взять здесь жизнь – любую жизнь – значит вмешаться в управление вероятностью. Даже слабейшее изменение может интерферировать сигнал вызова челнока.

Улицу пересекала арка, наверху почти потерявшаяся под грузом поганок величиной с корыто, хотя резные фигуры и цветы на вершине еще были видны. Рузвельт снова проконсультировался со своими шкалами.

– Нам следует двигаться к Королевским Архивам, – сказал он. – Это впереди.

Боковая улица смотрела фасадами на стену листьев, бывшую когда-то парком. На нашей стороне стоял монументальный фасад с фестонами оборвавшихся лиан. В некоторых окнах еще держались стекла, но большая часть их была слепа, как глаза, страдающие зеленой катарактой. Там, где были двери, зиял пролом в экране лиан.

– Этим входом что-то пользуется, – заметил я. – Что-то размером с риноцероса.

– Тем не менее, именно туда мы и должны войти, – сказал Рузвельт и протолкнулся сквозь экран вялой, в желтых пятнах листвы размером с гарнизонный флаг.

Сквозь дорожку мха на полу была протоптана тропинка, где виднелась черепица. Мы шли по ней футов пятьдесят до тупика. – Рузвельт выгрузил фонарь и заиграл им по стене нетронутых лиан.

– Мы должны прорваться сквозь это.

Он изменил настройку лазера, луч сгустился до глубокой красноты и прорезал спутанную поросль. Через полминуты был вырезан достаточно большой ход, чтобы пролезть.

Рузвельт прицепил лазер к поясу и вошел первым. Я последовал за ним и услышал такой рык, будто потревожили бенгальского тигра в его логове. Я быстро протиснулся, схватил свое оружие и увидел низкие стены, черную лужайку, фонтан с водой, залитый лунным светом. Рузвельт стоял спиной к резному Нептуну, глядя на что-то прямо-таки из книги волшебных сказок: длинное кошачье тело, гривастая шея, клюв, как у орла – если у орлов есть клювы двух футов длиной. Ноги от середины вниз покрывала чешуя, и кончались они когтями – большими клешнями на потрескавшемся грунте. Это был грифон, полулев-полуорел, которые сошлись на убийстве.

Я завопил и выстрелил поверх, чтобы отвлечь тварь. Та встала на дыбы, затанцевала вокруг на задних ногах и, повернувшись ко мне, бросила вниз на меня взгляд с красной головы за клювом. Глаза были размером с походный котелок, три концентрических окружности вокруг желтых радужек. Внешний круг был чешуйчатым – радужного серебра. Более темные чешуйки бежали назад по морде и заканчивались там, где начиналась белая грива. Раздвоенный черный язык мелькал, как змея, меж половинок острого, как нож, клюва. Я заметил все это за пару тех секунд, пока пятился назад и гадал, что же Рузвельт назвал бы крайним случаем.

– Удержитесь от выстрелов, – крикнул тот. – Он приручен!

Я начал было спрашивать его, какое у него представление о дикости, когда увидел, что он имел в виду. Вокруг груди твари шла упряжь, почти спрятанная под гривой. Серебряные украшения висели на черной коже, бренча при движении.

Между тем оно опускалось на все четыре лапы меньше, чем в десяти футах от меня, издало вопль, перешедший в вой, и село на задние лапы.

Его дрессировка была хорошей; в следующие полусекунды я чуть не был сдут выдохом из его раскрывшейся пасти, что вполне могло бы случиться, поскольку только теперь его хозяин вышел из тени.

Глава VII

Я довольно пристально смотрел на змеесобаку, и грифон тоже задержал мое внимание; но все это была сущая безделица по сравнению с тем, на что я смотрел сейчас.

Это была длинноногая девушка с высокой полной грудью, с белой мраморной кожей и с волосами цвета темной меди, окаймлявшими лицо, какие мы видим во сне, улыбающиеся и потерянные навсегда, а мы просыпаемся с болью в душе. Ее одежда представляла собой ветхую обмотку из белого газового материала, свисающего над бедрами, и что-то типа мокрой хлопчатобумажной ткани, колышущейся, когда она двигалась. Девушка подошла прямо к твари, загнавшей меня в угол, и сказала:

– Посторонись-ка, Вроделикс! Плохо приветствуешь гостей! Тварь опустила голову и завизжала, как переросший щенок. Девушка оттолкнула чудовище в сторону и посмотрела на меня темно-голубыми глазами, блестевшими в лунном свете. Я знал их по своим снам.

– Вы мужчина? – спросила она. – Или бог? – Тон ее показывал, что оба варианта были равно приемлемы. Я сказал ей, и девушка кивнула.

– Я рада. Я смертная женщина. – Она смотрела на подошедшего к нам Рузвельта, который отвесил ей придворный поклон и улыбку. – А вы бог? – спросила она его.

– Только человек, дорогая, – ответил он. – Питер Рузвельт, к вашим услугам, а это Ричард Кэрлон.

Она улыбнулась ему, а я ощутил странное чувство, что каким-то образом упустил что-то резкое и ценное.

– А я Иронель, Питер, – сказала она.

– Вы здесь живете одна? – поинтересовался Рузвельт.

– О нет, со мной Вроделикс. – Она провела рукой по гладкой изогнутой шее кошмарного животного. – У меня есть и другие друзья, а сейчас – двое новых! – Она схватила руку Рузвельта, затем мою и улыбнулась нам, поворачиваясь от одного к другому, и мы ухмыльнулись в ответ.

– Расскажите мне о других, э, ваших друзьях, Иронель, – попросил Рузвельт мягким отцовским тоном, который он культивировал по отношению к ней.

– Конечно, Питер! Здесь есть Ронизпель – Скалолаз, Чааз – Подземный житель, Арнк – Колющий – и много других!

– Все животные?

Девушка задумалась над этим.

– Большей частью, – ответила она, – за исключением Чааза, я думаю. Но вы скоро встретите их. О, как они будут рады, что вы пришли. – Она остановилась, как будто что-то вспомнила. – Только я не уверена, что будет доволен Старый Гарф.

– Как давно вы живете здесь? – хотел знать Рузвельт.

– Как? Всегда. – Она казалась удивленной глупым вопросам.

– Где ваши родители?

– Что такое родители?

– Люди, которые вырастили вас, учили говорить, одеваться… так мило…

– Ну… новая мысль, Питер! Должен ли кто-либо учить разговаривать, как я учу Арнуа плести свои сети над Темными Местами. – Она тронула мягкие складки своей одежды. – Что касается моего одеяния – оно сделано для меня Арнком, конечно. – Девушка посмотрела на нейлоновый костюм Рузвельта, дотронулась до моего рукава. – Я должна показать вашу ткацкую работу Арнку; это-то будет для него задачка – сделать такой материал, как ваш. – Она засмеялась, обрадованная этой идеей.

– Разве здесь нет других людей, как вы и мы? – не унимался Рузвельт.

– Мы тоже не похожи! – засмеялась она. – Вы выше меня, ваши волосы короче, плечи шире и грудь ваша плоская – не как у меня. – Она потрогала свое тело, пробежала пальцами по стройной талии, как будто хотела ощутить различия кончиками пальцев.

– Мы мужчины, – пояснил Рузвельт с легкой улыбкой, – а вы – женщина. Есть здесь другие люди того или другого пола? Это, казалось, озадачило ее.

– Нет, никого, – ответила она.

– Что вы едите? Как храните тепло зимой?

– Ну, Чааз приносит мне коренья, которые достает глубоко из-под земли, Ронизпель знает, где раньше всего спеет виноград и дыни. И когда падает белизна, я живу за дверьми, а окна заплетает Арнк своим тончайшим плетением, чтобы задерживать холод. Тем временем Вроделикс заскулил, и, пока девушка гладила его, Рузвельт близко подступил ко мне.

– Можем мы поверить этой бедной туземной девушке, что она живет одна-одинешенька, как сказала? Это возможно?

– Кажется, это так и есть. По каким-то причинам здесь, на крохотном пятачке земли, Распад оставил просвет. Вы говорили, это «зарница» шторма. В «зените» урагана стоит мертвый штиль.

Улыбающаяся Иронель снова оказалась возле нас.

– Пошли, – сказала она. – Сейчас я покажу вам свои игрушки! Она отбуксировала нас через вымощенную плитами дорожку между ухоженными клумбами, где черные и золотые грибные шляпки росли между розами и маргаритками. Мы прошли в арку и через засыпанный черепицей холл, вверх по ступенькам поднялись в широкий затененный коридор, который в двадцати футах был блокирован упавшей мебелью; но та часть, что оставалась свободной, была тщательно выметена. Иронель открыла дверь в комнату с глубоким черным ковром и высокими окнами без стекол с занавесями из той же газовой ткани, что и ее одежда. Там стояла высокая кровать с белым шелковым покрывалом, отделанным золотой нитью. Иронель наклонилась к большому ящику с резной крышкой, открыла его и вынула оттуда кусок алой ткани.