Георг — Синяя Птица (с иллюстрац.), стр. 42

Синей Птице удалось один-единственный раз увидеть через узкую щель палисада своего отца. Малый Медведь искал сына в другом месте и не слышал, как тот окликал его.

Многие краснокожие родители хотели проводить колонну «освобожденных» до Огайо. Полковник Букэ дал согласие, тем более, что индейцы обещали охотиться и снабжать мясом своих детей в дороге. Этим разрешением воспользовался и Малый Медведь, чтобы отодвинуть как можно дальше час разлуки.

Лес уже оделся в яркий желто-красный наряд осени, когда небольшой отряд отправился в путь… Регулярные войска шли впереди, за ними следовала пенсильванская пограничная милиция с их длинными, тяжелыми ружьями, и здесь же «освобожденные» пленники. Маленьких детей везли на двух запряженных волами телегах, а те, кто был постарше, должны были идти пешком.

Обоз отставал, поэтому назад в Огайо шли короткими дневными переходами. Для солдат и пограничников это был путь домой, а для детей — на чужбину…

По утрам давался сигнал к походу; немного позже полудня — сигнал на отдых. Разбивался лагерь. И вот тогда-то и появлялись индейцы; они приносили все, что успевали поймать за день: индюшек, енотов, зайцев. Часовые не подпускали их к детям. Разлученным оставалось лишь перекликаться и разговаривать взглядами.

Окружающий шум доносился до Синей Птицы как из глухой дали. С нетерпением он ожидал полдня, когда разбивался лагерь и появлялся отец. Малый Медведь подходил настолько близко, насколько разрешала охрана, а это было все же довольно далеко. Только в часы, когда Синяя Птица издалека видел родное ему лицо, он оживал.

Единственным связным между ними был преданный Шнапп, который днем сопровождал отца на охоте, а по ночам спал у Синей Птицы. Мальчик прижимался к шкуре четвероногого друга, точно хотел срастись с этим последним живым кусочком своей «родины». И когда Шнапп лизал лицо, мальчик обнимал пса и что-то долго-долго шептал ему. И Шнапп ворчал так успокаивающе, точно они всего-навсего возвращались с охоты в дом Черепах.

И река Оленьи Глаза была верна юноше: она бежала рядом с ним.

На третий день пути показался Луговой берег. Показался и исчез поселок Тускаравас. Наконец отряд, через леса и болота, свернул прямо на восток к Огайо.

Слишком быстро проходили для юноши дни этого затянувшегося похода, который он так хотел бы продлить до бесконечности. Синяя Птица знал, что самое позднее у форта Дюкен все «родители» индейцы, а значит и его отец Малый Медведь, должны будут оставить детей и вернуться назад.

Форт показался только на семнадцатый день. Теперь он назывался фортом Питт. У крепостных стен по-прежнему теснились дома, а вверх по холмам тянулись поля. Но юноша ничего этого не видел, его глаза застилали слезы.

Отец оставался до самой темноты, и его лицо постепенно скрывали наступающие сумерки. В ушах Синей Птицы еще долго раздавался печальный крик матерей индианок, издалека прощавшихся вместе с Маленьким Медведем со своими белыми детьми.

Еще крепче обнимал юноша четвероногого друга, который к вечеру, как всегда, прибежал к нему и прижался своим теплым боком. Но когда на следующее утро убежал и этот верный друг, юноше стало нестерпимо больно.

Собака с визгом металась. Шнапп не понимал, почему вождь не идет дальше с отрядом. Несколько раз пес возвращался то к юноше, то к вождю, отстававшему от колонны, пробегая все большие и большие расстояния. Наконец кто-то из пограничников прогнал его. И только тогда пес отстал. Оборвалась последняя связь.

Глава 24

Все дальше и дальше продвигалась колонна по дороге на Рейстоун. Наезженные фургонами колеи сменяли гати — сгнившие стволы, заложенные хворостом. Просека то опускалась по горам среди зеленой стены лесов, минуя форт Лижонье, через Аллеганы в долину Юниаты.

Юношу охватил настоящий ужас перед будущим. Изо всех сил он пытался восстановить в своей памяти образ своих белых родителей, братьев и сестер, своей тетки из Рейстоуна и старый бревенчатый дом. Там был его настоящий отец — Джон, как называла его мать. На этом воспоминания юноши обрывались.

Но вот припомнилось, что однажды, сидя на пороге дома, он видел отца за плугом: высокий мужчина, с развевающимися по ветру волосами, шел позади лошади и с трудом обходил с упряжкой пни на свежевспаханной целине.

Образ матери оживал только в событиях последней ночи, когда мать стояла на лестнице и подавала ему ведра с водой. Обе его сестренки, маленький Питер и старший брат Эндрю оставались расплывчатыми, бестелесными образами. Вспоминались и побои, получаемые за малыша.

Точно леденящий поток обдал юношу, когда ему кто-то сказал:

— Завтра мы будем в Бэдфорде.

— Бэдфорд? Что это такое?

— Поселок на Юниате. Раньше он назывался Рейстоун.

Словно удар обрушился на юношу, как будто земля опрокинулась и стала вертеться в другую сторону. Мир изменился: бывший форт Дюкен стал форт Питт, посредине пути на Юниату вырос новый форт Лижонье, а теперь исчез и старый Рейстоун. И юноше казалось, что вместе с изменением названий изменилась и местность, и высокие палисады, и длинные крыши казарм, и жилые дома.

Однако уже к следующему полудню с высокого холма над Юниатой открылась знакомая картина. По-прежнему от крепостного вала к берегу шел сложенный из бревен, защищенный сверху, удивительный проход-тоннель, по которому солдаты, не боясь обстрела, носили воду в крепость. По-прежнему из многочисленных труб тянулись, растворяясь в воздухе, струйки дыма. По-прежнему жались к крепости жилые дома. Пожалуй, забор стал ниже — или это только показалось юноше? И где же притаились стаи уток — или все это он уже путает с Бобровой рекой?

Фургоны остановились сразу же после нижнего брода через Юниату. Целая толпа людей уже ожидала своих освобожденных родственников. Те, у кого не хватало терпения, кричали и звали детей, ставших индейцами. А дети были еще в мокасинах, легинах и накидках. И на них обрушился неудержимый поток приветствий.

Смущенно стоял Синяя Птица среди этой неразберихи, всматриваясь в сотни незнакомых лиц, и вдруг увидел перед собой стройного молодого мужчину, рассматривающего его. С трудом он догадался, что перед ним, вероятно, брат Эндрю. Его подвел сюда один из пограничников.

— Ну вот тебе Георг Ростэр! — прогудел он дважды.

Эндрю машинально кивнул, точно его заставляли поверить тому, чему просто невозможно поверить. Молодой человек рассматривал возвратившегося: темную кожу на лице, ставшую медно-красной от воздействия медвежьего сала, узел коротких волос на затылке, ожерелье из когтей медведя поверх красной рубашки, кожаные, с бахромой по боковому шву, легины и синюю накидку.

Так же недоуменно стоял Синяя Птица перед братом. И он видел перед собой нового, не знакомого ему человека, совершенно отличного от того образа, который сохранили слабые воспоминания.

Постепенно между ними завязался разговор, достаточно трудный для Синей Птицы из-за необычного произношения братом английских слов. Однако он понял, что родители покоятся на кладбище. Отца убило, упавшим деревом. Мать унесло в могилу горе. Сестры теперь приняли на себя заботы по дому, и даже младший Питер усиленно помогает в хозяйстве. Все они снова живут в своем доме. В эти места они возвратились три года тому назад, так как после занятия англичанами форта Питт индейцы больше не появлялись.

Оба брата направились к тетке Рахиль. Эндрю по дороге многословно рассказывал о новом Бэдфорде. Ему, видимо, хотелось скорее разрушить отчужденность, которая была между ними, ставшими за эти годы далекими друг другу.

— Город за последние годы вырос вдвое, — сказал он,

И действительно, город разросся. Рядом с домом тетки Рахиль видна была новая крыша, а напротив высилась постройка на каменном фундаменте. Такие здания для пограничных поселений были чем-то неслыханным. Над дверью на длинном железном кронштейне было укреплено изображение скачущей лошади.