Муж есть муж, стр. 1

Фредерика Эбрар

Муж есть муж

Бета-ридер: Anastar

Переводчик: katusha

Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru

Принять участие в работе Лиги переводчиков http://lady.webnice.ru/forum/viewtopic.php?t=5151

Об авторе

Фредерика Эбрар, актриса и писательница, родилась в 1927 году в Ниме, в семье хранителя Лувра, французского писателя Андре Шамсона. Обладает огромной эрудицией, мягким чувством юмора и чисто женской мудростью. Написала более 20 романов.

Книги Фредерики Эбрар не являются любовными романами в чистом виде. В них редко встречаются "откровенные" сцены, и они редко заканчиваются свадьбой. Чаще всего герои уже женаты. "Ну вот, вы поженились, а дальше что?" - как бы спрашивает автор. "А что, если вы так заняты работой, что почти не видите друг друга?" "А что если жена успешнее делает карьеру?" "А что если он ушел к другой, а потом вернулся?" "А что, если он полюбил другую, но утверждает, что любит и вас тоже?" "А что если вы не можете иметь детей?" "А что, если вы так замотаны хозяйством, что у вас нет ни времени ни сил на любовь?"… "захотите ли вы тогда сохранить друг друга? И как вы это сделаете? Возможно ли это?". Автор считает, что возможно.

Фредерика Эбрар пишет о любви, о выборе, который женщине часто приходится делать между любовью и собой, о том как сложно порой любящим людям найти общий язык, о том, как это все-таки удается.

Многие романы писательницы удостоены литературных наград.

По нескольким ее книгами (включая роман "Муж есть муж") сняты фильмы.

Аннотация

Где-то между Нимом и Монпелье, посреди виноградников стоит большой старый дом, нуждающийся в ремонте, но полный очарования.

Там Людовика проводит летний отпуск со своим мужем-музыкантом Жаном, с роялем и детьми. Их окружает прелестный пейзаж: река в тени вековых деревьев, длинная платановая аллея, терасса, украшенная вазами Андуцци, источник, откуда брали воду еще во времена римлян… Фонкод - просто рай на земле.

Но в один прекрасный день, поехав за покупками, Людовика неожиданно бежит из этого рая на земле, и оказывается на пляже своего детства, в Гро-дю-Руа, одинокая и потерянная.

Как она сюда попала? Это бегство? Драма? Приключение?

Глава 1

Мы с Консепсьон встали в 4 часа, когда воздух Парижа еще казался чистым от утренней прохлады.

Солнце встало в 4:59.

А мужчины встанут гораздо позже.

Было 9 июля, и мы уезжали в отпуск в Фонкод.

Наш Ситроен рассекал утро, как жеребенок разнотравье на поляне. Автострада была еще пуста. Мы правильно сделали, что отправились пораньше.

Франция открывала перед нами свои зеленые ресницы, встряхивала пшеничными юбками, пела от радости тысячей жаворонков в прозрачном небе с очаровательными маленькими облачками, которые, казалось, плыли там с единственной целью: сделать голубизну еще голубее.

- Какое красивое утро! - сказала Консепсьон.

Консепсьон… Чтобы поверить что она есть, ее надо видеть.

Пять лет назад она пришла в Фонкод, сойдя с автобуса на Перпиньян, совершенно несчастная и беременная до самых своих бархатных глаз. Так что она и Игнасио появились в доме почти одновременно. Игнасио - это ее сын, рожденный от неизвестно кого. Это неважно. Он живет с нами с самого рождения, поэтому поступает, как наши мальчишки: он зовет Жана папой. Кажется, наших друзей это смущает. И неважно, что они знают правду. Они говорят, что это неловко. Бедный малыш! Нельзя же отбирать у него все только потому, что у него нет самого главного!

От красоты Консепсьон захватывает дух. Это тоже, кажется, смущает. Мы-то к ней привыкли, но когда приходят гости и она вносит суфле, они в трансе провожают ее глазами и рассеянно обращают внимание на тарелку, только когда суфле уже полностью осело. Тем более что зимой и летом она ничего не надевает под блузку. Миниатюрная, изящная и округлая, с кожей, какая бывает у девушек, выросших на берегах Средиземного моря, в краю олив и апельсинов. Но ведь красота, это не преступление, правда? А с работой, которую она под пение радио проворачивает за пол дня, трое здоровых мужчин не справятся и за неделю, даже если их погонять кнутом.

Милая, любящая нас и любимая нами Консепсьон.

В это утро мы обе счастливы. Начинается отпуск. Отпуск, который мы все проведем по тщательно разработанному плану.

Наш отпуск!

Ситроен рвется к отдыху в потоке движения, которое радио называет “свободным”.

Машина до отказа забита чемоданами, корзинами, сумками, плохо увязанными пакетами, ящиками, саквояжами. Настоящая повозка переселенцев. На заднем сиденье Игнасио и Октав - наш пес - лижут друг другу физиономии. Лапы и руки аплодируют отъезду.

Ситроен бурит пространство, подставляя ветру заячью губу.

Да-да, со времен (несколько жесткой) встречи со столбом на стоянке, мой Ситроен усмехается. Столб поднял ему левую губу, к счастью, не повредив ничего важного, и, как говорит Жан, «пока она ездит…»

Жан. Это мой муж.

В 4 часа, когда мы уходили, он сладко спал, но я наклонилась к нему, и он нашел в себе силы меня поцеловать и сказать: “Я везу тебя в отпуск”.

Он был горячий, как хлеб в печи. Я бы тысячу лет грелась в этом тепле… какого мужества мне стоило уехать!

И какого страха …

Вчера вечером мы все приготовили, все спланировали, дали последние наставления. Мужчин всегда боязно оставлять… Вы говорите им не забыть отключить счетчик и телевизор, уходя хорошо закрыть входную дверь и - наоборот - ни в коем случае не закрывать дверь холодильника. Они смотрят на вас с выражением, от которого становится больно. Сперва они не слушают, потом не понимают. Однако надо сказать, иногда я замечаю в глазах моих сыновей мимолетную искру понимания, которая, возможно, доказывает, что раса мужчин становится лучше.

Раса мужчин.

Что до расы женщин - иногда я спрашиваю себя, в чем нас еще можно улучшить?

Нет, волноваться не стоит. Мадам Шарль, консьержке, было хорошо уплачено за то, что она проверит состояние помещения после их отъезда. Ни пожар, ни наводнение нам не грозят.

Я им не то чтобы не доверяю… я в них сомневаюсь.

…Нет, я думаю, волноваться нечего…

А потом приходилось выбирать: либо запереть дом после их отъезда, либо открыть Фонкод до их приезда. Я правильно сделала, что выехала пораньше. Надеюсь только, что не слишком поздно. Заячья губа не метеор, и “Мерседес” Жана сделает его в два счета…

- Ика,- говорит Игнасио, проводя испачканной ручонкой по моему лицу, - Ика, когда мы приедем?

- А ну живо прекрати! - говорит его мать.

Он тут же начинает плакать. В зеркало заднего вида я вижу, как огромные, с фасолину, слезы текут по его щекам.

- Это не я, - всхлипывает он, - это Октав хочет знать.

Октав в подтверждение щедро лижет меня в ухо.

- Вот я тебе! - угрожает Консепсьон, которая использует эту фразу, чтобы пообещать своему сыну и книжку комиксов, и малиновую карамельку, и шлепок.

Игнасио орет, Октав скулит, Консепсьон сердится.

- Веди себя как следует! СЕЙЧАС ОТПУСК!

- Я не хочу отпуск!

С ним не всегда легко, но у него бездна обаяния и выдумки. А потом, я перед ним в долгу, который еще не скоро оплачу. Он разрушил заклятие, тяготевшее надо мной все мое детство.

Заклятие моего имени.

Я родилась на земле и в семье, где еще не совсем забыли, что такое римское владычество. Мы - люди из Provincia. Мы от этого так и не оправились, и - если вам интересно мое мнение - мы от этого никогда не оправимся. Антонины и Юлии переполняют регистрационные книги наших мерий. Мода на Веспасианов устарела, но Цезари и Маринианы все еще в ходу! Мои дедушка с бабушкой пошли еще дальше: они назвали сына Теодор. А мой милый крестный, дорогой labadens (соученик) отца по лицею в Ниме, тот, который должен был стать адмиралом в 1949, зовется Аурелианом. Вы понимаете, что в таких условиях было сложно окрестить меня Жинеттой или Марианной, как всех нормальных людей.