Конан и повелитель молний, стр. 50

Предсказательница сидела на прежнем месте. Уговорами и силком Лорна заставила девушку выпить полкружки «Корня», надеясь, что хоть это заставит гадалку очнуться.

Помогло. Феруза подняла голову, взглянула на сидевшую напротив тавернщицу – карие с желтыми искрами глаза походили на затянутые льдом лужицы. В Замору лед попадал только в виде оплывающих кусков, вырубленных на вершинах Карпатских гор и добавляемых в вина, но Лорна помнила, что такое холод и вот такой неокрепший ледок над черной стылой водой.

– Ты бы поплакала, что ли, – посоветовала бритунийка. – Полегчает.

– Не могу, – одними губами отозвалась Феруза и снова спряталась за хрупкой стеной молчания.

– Всю жизнь не просидишь, глядя на угли, – ухватилась за ниточку зарождающегося разговора Лорна. – И ему, кстати, от твоего сидения ничуть не легче.

– Разве я могу что-то сделать? – выдохнула туранка. – Если бы речь шла о людях, я бы раздобыла денег, нашла кого-нибудь, кто мог бы похлопотать… А Чамган… – она подняла руку и бессильно уронила ее на стол, шепотом договорив: – Мне остается только ждать и надеяться на случай.

– Под лежачий камень… – зло буркнула тавернщица и вдруг оживилась: – Слушай, что ты хоронишь своего красавчика и себя заодно раньше времени? Ты ведь предсказательница! Другим загулявших благоверных через тарок сколько раз искала?

– Другим, – чуть окрепшим голосом произнесла Феруза. – Другим женщинам – конечно, это я умею. Но себе… Гадалка не может гадать сама на себя. Ой-лэ, запрещено, нельзя!

– Кем запрещено? – Лорна вызывающе тряхнула белой гривой. – Каким-нибудь свихнувшимся проповедником? На клюквенном киселе вареной десятиюродной теткой, сродственницей приемной сестры третьего деверя?

– Нельзя, – скорбно возразила девушка, судорожно раскачиваясь взад-вперед. – Беда будет. Тарок – только для кого-то иного. Для спрашивающего и ищущего ответ. Я посредник, нить между картами и задающим вопрос…

– Тогда я спрошу! – не на шутку разошлась Лорна. – Чихать мне на ваши дурацкие правила! Доставай свои картинки!

– Но… – слабо заикнулась туранка.

– Я что сказала – доставай! Твой парень, между прочим, где-то загибается, не мой! Раз ты боишься спросить, то я не боюсь!

– Я знаю, – мягкий, слегка насмешливый и ласковый тон принадлежал прежней Ферузе. Ее правая рука потянулась к расшитому мешочку на поясе, вытащила толстую колоду, ритмично задвигалась, перемешивая. – Ты никогда и ничего не боишься, не то, что я… Спасибо, Лорна-хайнум.

– Какая я тебе хайнум? – по привычке огрызнулась бритунийка. Она могла пережить все, кроме приставки, означавшей почтенную, умудренную годами женщину, нечто вроде кхитайского «госпожа бабушка». – Так кто будет спрашивать, ты или я?

– Я, – просто ответила гадалка. – Глупо прятаться от судьбы.

Она размашисто кинула веер тарока на стол, тут же сгребла его, яростно перемешивая и нараспев шепча по-турански. Лорна смотрела, затаив дыхание и боясь спугнуть кружащееся под потолком волшебство. Кто-то присел рядом с ней, она по звуку шагов, по шуму дыхания узнала Райгарха и коротко махнула рукой – молчи, не спрашивай, ради всех богов, не отвлекай!

Девушка одним пальцем выщелкнула из растрепанной колоды карту, упавшую точно в центр стола картинкой вниз. Танцующий дракон в кирпично-красной с золотыми пятнышками чешуе уставился на людей узкими скрытыми глазами. Над ним лег еще один, два по бокам и один – внизу. Пятеричный крест, прошлое-настоящее-будущее, ищущее и искомое, возможное и недоступное, намертво стянутое узлом воли спрашивающего.

За год с небольшим бритунийка раз сто видела, как предсказывает Феруза. Наверное, по пальцам одной руки можно пересчитать, когда тарок переставал быть обычной гадальной колодой и обретал подобие собственного разума. Страшна доля гадалки, особенно если она молода и честна. С годами Феруза научится лгать и запрещать себе видеть то, что может не понравиться клиенту, но пока, пока…

Карты перевернуты. Кажется, что отрезки пергамента дымятся, прожигая толстую столешницу. За левым плечом проглатывает не успевший вырваться возглас Райгарх. Лорна невольно тянется вперед – увидеть, понять, распознать укрытый в разноцветных картинках тайный смысл.

– Узник, – четко, сухо произносит туранка, прикасаясь к центральной карте, где смутные очертания человеческой фигуры перечеркнуты частыми прутьями решетки. Рыжеватые локоны, не причесанные с утра, сами собой скручиваются змейками. Тонкий палец с серебряным кольцом движется вверх, затем вниз, налево и направо. Монотонный, лишенный выражения голос перечисляет: – Драгоценность. Граница. Выбор, – она прикусила губу и с трудом закончила: – Смерть.

Лорна перевела дыхание и оглянулась. Пришел не только Райгарх, но и Джай, и Кэрли. Бритунийка ждала, что заговорит Райгарх, но его опередил Проныра, осторожно попросив:

– Феруза, расскажи по-человечески. Узник, надо полагать, Аластор, да? Драгоценность – наверняка намек на его прошлое. Обокрал он когда-то карликов, как есть обокрал. А дальше? Какая граница?

– Любая, – гадалка потянула к себе кружку, на дне которой плескались остатки «Золотого корня». – Просто граница. Между кварталами, между странами, между человеческими душами.

– А выбор? – почему-то шепотом спросила Кэрли. – Кто должен выбирать? И что?

Предсказательница наклонилась над картинками тарока, словно пыталась расслышать очень тихие слова, приходящие из какой-то невообразимой дали.

– Выбор – это вероятность, качающиеся весы, – напряженно произнесла она. – От него зависит, как сыграет последняя карта – действительностью или обманом.

– То есть это тебе… или нам нужно сделать какой-то выбор? – уточнила Лорна. Феруза отрывисто кивнула.

– Что у нас в Шадизаре может считаться границей? – вдруг вмешался молчавший до того Райгарх. Он пристально разглядывал карту с этим названием – распахнутые створки, за которыми тянется извилистая светлая дорога, прерываемая черными трещинами. Так ночное небо разрывают молнии, только цвета поменялись местами. – Между кварталами они весьма и весьма призрачные.

– Есть трактир «Около границы», – вспомнил Джай. – На закатной окраине, рядом с Карпашскими воротами.

– А куда ведет дорога от Карпашских ворот? – тавернщица почуяла если не след, то его близкое присутствие.

– В Коринфию, – быстро откликнулась Кэрли и замерла с полуоткрытым ртом, догадавшись: – Тоже на границу! На границу Заморы и другой страны!

– Я иду туда, – туранка вскочила, торопливо собирая разбросанные карты. – К Карпашским воротам. Не знаю зачем, но мне необходимо побывать там.

– Нет, – отчеканила Лорна и, когда компания недоуменно уставилась на нее, а Феруза явно приготовилась разразиться гневной речью, уточнила: – Ты не пойдешь туда в одиночку. Я пойду тоже.

– Мы все идем, – подвел конец разговорам Райгарх и поднялся. – Если там ничего не случится или мы ничего не узнаем, обойдем все городские ворота.

– Хисс и Ши, – напомнила встревоженная Кэрли. – Я останусь, подожду их возвращения. Как только они объявятся с новостями о Малыше, сразу побежим искать вас…

Договаривала она в спины поспешно выбегавшей наружу компании. Джай задержался, крикнув ей: «Мы оставим вам весточку на воротах!»

Кэрли подобрала уроненную шаль гадалки, медленно и аккуратно сложила ее. Села возле окна. Над залитым солнцем двором колебалось сонное, жаркое марево. В такой день неохота никуда бежать, но выбор, как всегда, остается не за людьми, а за обстоятельствами. Этим миром правит случай, а смертным остается только поспевать за его переменчивым блеском.

Взгляд в настоящее: Карпатские ворота

В полулиге от Шадизара, там, где старая Коринфская дорога изгибается крутой петлей, сливаясь с мощеной белыми плитами Дорогой Королей, поднимается невысокий скалистый холм. Ничем в общем-то не примечательный – осыпи желтовато-красного песчаника, низкая, выгоревшая на солнце степная трава да рощица диких слив, мелко трепещущих на ветру сизо-зеленой листвой.