Проект Омега, стр. 4

— Напомни мне еще разок, что мы здесь делаем? — спрашиваю я уже в сотый раз и в сотый же раз пристально оглядываю окрестности.

Клык забросил в рот горсть соленой кукурузы:

— Собираемся смотреть, как настоящие мужчины играют в игру для настоящих мужчин.

Между тем я смотрю, куда направлен его взгляд. Он пялится на группу танцевальной поддержки Ковбоев Далласа. [3] Даже если хорошенько напрячься, этих длинноногих девиц не заподозришь в том, что они играют в игру для настоящих мужчин.

— Что происходит? — спрашивает Игги. В отличие от всех остальных, он нервничает не меньше меня. В непривычном странном шумном месте Игги не в состоянии самостоятельно сориентироваться. Не удивлюсь, если он не выдержит и психанет на полную катушку.

— Чуть что случится, — говорю ему тихо, — вставай на стул и взлетай с места. Направление вперед, ярдов на десять, и дальше — вертикально вверх. Понял?

— Понял, — он нервно вертит головой и вытирает о драные джинсы вспотевшие ладони.

— Вот бы мне выступать в группе танцевальной поддержки, — мечтательно шепчет Надж.

— Прекрати, пожалуйста, свои пустые… — обрезала я ее раздраженно, но остановилась на полуслове — Клык полоснул меня таким ледяным взглядом, мол, не порть людям праздник, что я решила не продолжать. Но внутри у меня все бурлит. Не надо было на это соглашаться. Дура я, дура, что дала Клыку себя уговорить. А теперь, когда он распустил слюни, глядя на голенастых бедовых танцовщиц, я и вообще готова взорваться.

— Все девчонки в коротеньких шортах, а у одной длинные рыжие волосы, — Клык со смаком живописует Игги происходящее на поле, и тот уже забыл свои страхи и с увлечением просит все новых и новых подробностей.

«Всем прекрасно известна твоя слабость к рыжим», — думаю я, вспоминая, как он целовался со своей рыжей в Вирджинии. По-моему, от этих «счастливых» воспоминаний у меня вместо слюны начинает вырабатываться яд.

— Макс? — Ангел пододвигается ко мне вплотную, и мне вдруг бросаются в глаза ее грязные кудряшки. Надо придумать, как их всех помыть поскорее.

— Что, моя девочка? Проголодалась?

Я уже готова махнуть рукой разносчику запеченных в тесте сосисок.

— Нет, я хотела тебе сказать… Я имею в виду, пара сосисок мне не помешает, и еще две — Тоталу. Я просто хотела тебе сказать, что психовать тебе совершенно нечего… Все в порядке.

— Что в порядке?

— Все. Ничего страшного с нами не случится. До сих пор каких только с нами ужасов ни происходило, а мы вон все целые и невредимые. Мы все уцелеем, что бы ни случилось. Мы предназначены уцелеть. А ты еще и мир спасешь, потому что это — твое предназначение.

Не хватает, чтобы мне еще шестилетняя пигалица напоминала о моем предназначении.

— Мне просто не нравится здесь, на стадионе, — я то ли оправдываюсь, то ли пытаюсь сохранить видимость спокойствия.

— Я знаю. И еще тебе не нравится, что Клык смотрит на тех девчонок. Но это просто такое развлечение. Клык тебя любит, и ты все равно мир спасешь. Понятно?

У меня отвисла челюсть, а мозг зашкалило. Я лихорадочно пытаюсь понять, на какое из ее заявлений реагировать сначала, что Клык меня любит или…

И тут за спиной я слышу чей-то шепот: «Смотри, это те самые дети-птицы. По крайней мере, похожи…»

7

Мы с Ангелом переглянулись. Как может шестилетний ребенок иметь такие всепонимающие глаза?!

Пара секунд — и уже вся стая просекает, что народ вокруг нас перешептывается о крылатых детях и что шепот растет, как цунами, и уже охватил практически весь стадион.

— Мама, смотри, вон там дети-птицы, которых мы в газете на фотографии видели.

— Джейсон! Джейсон! Те ребята, как на фотках в журнале.

— Батюшки-светы! Неужто вправду они!

— Ребекка! Иди сюда, гляди! Да нет, правее! Вон они, вон!

И так далее, и снова, и еще. И теперь уже весь стадион гудит.

Первый раз наши фотографии появились в газетах после скандала в нью-йоркском ресторане. Но это было уже давно. Думаю, на сей раз какой-то фотограф заснял, как мы драпали из Диснейленда. И наши портреты, поди, снова заполонили первые газетные полосы.

Боже сохрани, дать нам в кои веки раз спокойно посмотреть треклятый футбольный матч без каких-либо непрошеных осложнений!

Краем глаза вижу пробирающегося к нам охранника. Но на ирейзера он не похож. Равно, как не выявляет в округе ни одного ирейзера и тщательное трехсотшестидесятиградусное сканирование. Зато народ, похоже, забыл обо всем на свете, кроме нашего существования. Отвесив челюсти, на нас глазеет весь стадион.

— Пора делать ноги? — нервно спрашивает Газ, внимательно обозревая толпу, намечая оптимальные пути отступления к выходам. Молодец — точно следует моим указаниям. Но, с другой стороны, при чем тут мои указания. Все мы этому жизнью обучены.

— Нет, «делать ноги» будет слишком медленно. Скорее, придется «делать крылья».

— Еще даже игра не началась, — жалобно скулит Тотал из-под Иггиного сиденья. — Я на Медведей поставил.

— Пожалуйста, оставайся здесь. Никто тебе не мешает досидеть до конца игры и дождаться результата. — Я встаю, сгребаю рюкзаки, пересчитываю стаю. Все как обычно.

Тотал неохотно вылез и запрыгнул к Игги на руки.

Дважды похлопала Игги по спине и вскочила на сиденье. Вслед за мной, как по команде, мгновенно повскакивала вся стая. Гул толпы нарастает. Даже девчонки-танцовщицы, хоть и продолжают выкидывать свои коленца, не спускают с нас глаз. Люди повставали на ноги, и в следующую минуту наши лица крупным планом заполнили здоровенные экраны, поднятые над стадионом футов на двадцать. Все, как Клык и планировал. Надеюсь, он теперь счастлив.

— На счет три все вверх! — командую я, глядя, как еще двое охранников торопливо направляются к нам. Теперь уже справа.

Народ на всякий случай отодвигается от нас подальше. Наше счастье, что на стадионе действует жесткая политика запрета на огнестрельное оружие.

— Раз! — Я только начала отсчет, а мы все уже через головы людей стремительно сиганули вверх.

У-у-ух! Резко раскрываю крылья. У меня их размах составляет тринадцать футов, а у Клыка и Игги — и того больше.

Клянусь, поднявшись над той жаждущей увеселений толпой, мы похожи на Ангелов Мщения. Только изрядно потрепанных и грязных. Особенно Ангел. Ее, с ее белыми перьями, точно надо помыть, в первую очередь.

— Пошевеливайтесь! — тороплю я ребят, поглядывая, не выскочат ли из публики ирейзеры. Белохалатники их усовершенствовали специально для погони за нами, последняя их модель вполне сносно держится в воздухе. Но вроде бы, кроме нас, в воздух никто не поднялся.

Пара мощных взмахов, и, поравнявшись с открытым к небу верхним уровнем стадиона, мы уже смотрим с высоты на ярко освещенное футбольное поле и крошечные задранные к небу лица людей. Одни радостно нам улыбаются и выкидывают вперед руки в победоносном салюте. Большинство сильно напугано, и кто-то даже закрыл лицо руками. Но есть и такие, у кого физиономии искривились от злости.

Хорошо, хоть никто не порастает шерстью, ни у кого челюсти не поддаются вперед и не вытягиваются волчьими пастями, обнажая длинные кровожадные клыки. Болельщики на стадионе как были людьми, так людьми и остаются.

Ровным строем, как военные самолеты, мы летим в ночное небо, а я про себя думаю: «Куда же, в конце концов, подевались ирейзеры?»

8

— Непруха нам с футболом вышла, — сетует Газзи. — Но, с другой стороны, взмывать в небо у всех на виду, как эскадрон Голубых Ангелов! все равно клево!

— С той только маленькой разницей, что Голубые Ангелы отлично профинансированы, прекрасно обучены, накормлены и, уж вообще никаких сомнений в том, что до блеска намыты. — Стая определенно слышит в моих непритязательных замечаниях если не зависть, то, по меньшей мере, досаду. — А мы неорганизованная кучка бедных, никак не вооруженных, недоучившихся, не слишком сытых, но зато, бесспорно, очень грязных homo-avian гибридов мутантов. В остальном сходство несомненное.