Трудный вопрос, стр. 9
— И голосовать нечего!
— Он уже председатель!
Считая, что с этим вопросом покончено, ребята сразу же стали называть кандидатуры членов совета. Виктор Петрович не вмешивался, поэтому каждый кричал свое, но чаще других слышались фамилии Марины и Андрея.
Маша Агеева не кричала. Она подняла руку, как на уроке, и терпеливо ждала, когда пионервожатый заметит ее.
— Накричались? — спросил Виктор Петрович. — Давайте теперь послушаем самых спокойных. — Он повернулся к Маше. — Ты хочешь сказать?
Маша встала.
— Предлагаю в совет Бориса Чернова.
Это предложение показалось таким нелепым, что вызвало не протест, а хохот. Громче всех смеялся Андрей, раскачиваясь за партой, как маятник.
Виктор Петрович удержал его за плечо.
— Упадешь!.. Я тоже люблю посмеяться, но сейчас никак не могу разделить ваше веселье… Проголосовать против — это понятно. Пусть кому-нибудь обидно, но понятно и законно. А смеяться в такую минуту!.. Не знаю… Я бы себе это не позволил!
Он говорил, а сам пытался отгадать, который из мальчишек Чернов. Борис сидел невозмутимо. По его виду нельзя было определить, что он и есть тот самый Чернов, над которым смеялся весь класс. И все-таки Виктор Петрович отгадал. Очень уж непривлекательная была у Бориса внешность. Настоящая находка для режиссера, которому нужен в фильме типаж отъявленного прогульщика, второгодника и хулигана.
Борис наклонился к Маше и сказал, не очень беспокоясь, что его могут услышать другие:
— Съела!.. Ты меня не подсаживай! Захочу — сам куда надо влезу!
До многих долетели эти слова, и не будь в классе вожатого, снова раздался бы хохот.
Виктору Петровичу стало жалко Бориса. В невозмутимости и браваде Чернова была чуть приметная фальшивинка, которая заставляла думать, что мальчишка совсем не такой, каким кажется.
Поднял руку Гриша, и Виктор Петрович еще раз подумал, что из Грачева получится хороший вожак — чуткий и тактичный. Всякий разговор о Борисе Чернове был бы сейчас неуместным. Гриша о нем и не упомянул, а ловко переключил внимание на других.
— Марину и Андрея нужно выбрать обязательно! — сказал он. — Один будет спортом руководить, а Марина — культсектором. А еще я хочу предложить в совет братьев Арбузовых.
Виктор Петрович помнил близнецов. В школе их знали почти все и относились к ним почтительно.
— Не выйдет! — возразил Мика, услышав свою фамилию.
— Не пойдет! — подтвердил Ника.
— Почему вы не хотите поработать в совете? — спросил Виктор Петрович.
— Мы не активные, — ответил Мика.
— Мы пассивные, — добавил Ника.
— А мы вас раскачаем! — пошутил Гриша.
— Не надо, — сказал Мика.
— Не стоит, — согласился с ним Ника.
Других бы стали уговаривать, стыдить. Других, но не Арбузовых. Были они какие-то обособленные. В спорах и потасовках старались не участвовать. Мнение свое высказывали редко, а если и говорили, то очень коротко — одну, две усеченные фразы и таким тоном, что возражать было бессмысленно. Всякий чувствовал, что братьев ни расколоть, ни переубедить невозможно. Они будут отстаивать свое любым способом, даже в четыре руки, если потребуется.
В классе наступила тишина. Гриша почти всегда отыскивал выход из трудного положения, но перед Арбузовыми и он робел и терялся. Молчали и остальные. На помощь пришел Виктор Петрович.
— Голосовать надо, — напомнил он. — Поступило предложение — избрать Арбузовых в состав совета. Но есть также их самоотвод. Решит большинство. Кто за первое предложение?
Ни одна рука не поднялась.
— Не хотят — значит, нельзя выбирать, — вздохнув, сказал Гриша. — Они такие — зря не откажутся!
— Причина у них уважительная! — заявил Андрей.
И хотя братья никаких серьезных причин не выдвигали, все согласились с ним. Вместо Арбузовых в совет выбрали двух других мальчишек.
Когда закончилось голосование и Виктор Петрович пожелал пионерам успехов в учебе и работе, к столу подскочила Марина.
— Выбрали — теперь слушайтесь! Я вам спать не дам! — весело пригрозила она. — Объявляю культпоход в кино! Идет «Ох, уж эта Настя»! Начало в пять. Пообедаем — и к школе! Договорились?
— Ты пойдешь? — спросил Борис у Маши.
— Мне в шесть — в садик, за братьями.
— Тьфу! — сердито сплюнул Борис и добавил: — Я тоже не пойду… Не люблю про девчонок смотреть!
Он поднялся и, распихивая спешивших из класса ребят, пошел по проходу к задним партам, сел на предпоследнюю спиной к доске и уставился на Арбузовых, которые тоже собирались уходить. Когда Борис сел, сели и они.
— Чего? — спросил Мика.
— Говори! — сказал Ника.
— Ничего, — ответил Борис. — Мне бы хоть какого-нибудь брата!
— Зачем тебе? — с явным сочувствием произнес Мика.
— Ты и один двоих стоишь! — добавил Ника. — В кино пойдешь?
— Давай сходим! — подхватил Мика.
— Неохота… Лучше дома на гитаре пошарю. — Борис встал. — Заходите как-нибудь. Вам сыграю.
Он тяжело затопал по проходу к двери, приостановился, увидев у доски Машу. Она убирала меловую пыль, накопившуюся за день. Возмущенно вздернув плечи, Борис вышел и хлопнул дверью. Ушли и братья Арбузовы. А Маша еще долго приводила класс в порядок и думала о прошедших выборах. Конечно, совет подобрался хороший. За каждого она голосовала от всей души. Но почему отвергли Бориса? Ну, грубый, некрасивый. Только ведь это все снаружи…
О выборах думал и Виктор Петрович, возвратившись в пионерскую комнату. Ему никак не удавалось разобраться в своих впечатлениях и ответить на простой вопрос: доволен он или огорчен? Сбор прошел быстро и организованно. Разногласий почти не было. Председателя совета выбрали без всякого нажима со стороны вожатого. Отчего же нет полной удовлетворенности? В чем причина смутного беспокойства? Обидели Чернова? Нет, это не причина. Он, может быть, заслужил такое отношение. Категорические реплики близнецов? И это не могло вызвать настороженность. А она была…
Культпоход
Билеты на всех покупала Марина. Она же и раздала их перед входом в кинотеатр. Получил билет и Гриша. Он даже не посмотрел, какое досталось ему место, и небрежно засунул бумажку в карман. Эта притворная небрежность объяснялась просто: ему страшно хотелось, чтобы Марина сидела рядом. Она легко могла это устроить, было бы ее желание. Какой же билет дала Марина Грише? Ей-то известно, а ему — мучайся! И он мучился до самого звонка и даже дольше, потому что Марина с девчонками допивала в буфете лимонад. Они вбежали в зрительный зал, когда свет стал меркнуть. Марина заняла наконец пустое место справа от Гриши.
— Я думал, ты весь лимонад в буфете выпьешь! — шепнул он радостно и заметил лукавинку в ее глазах.
Сначала показали смешной мультфильм о хоккеистах. Андрей сидел слева от Гриши и бурно переживал вместе с героями картины.
Перед кинофильмом снова зажегся свет. Андрей выглядел так, словно побывал на стадионе и все три периода прокричал как заведенный: «Шайбу! Шайбу! Шайбу!»
— Скорей бы зима! — отдуваясь, сказал он Грише, но не почувствовал ответного энтузиазма и повернулся к другим одноклассникам. — Вот посмотрите — за этот сезон не меньше десяти шайб наберу! Коллекция будет — во! Полсотни — и все именные!
— Было сорок семь, — бесстрастно напомнил Мика.
— Станет пятьдесят семь, — сосчитал Ника.
Андрей обернулся и подозрительно посмотрел на них.
— Ну и что?.. Я округлил!
Свет потух. Пошли титры фильма. Гриша и Марина сидели напряженно, боясь двинуться, задеть друг друга, и оба думали, откуда вдруг появилась эта непонятная скованность. Они и в классе сидели рядом, за одной партой, но ничего похожего не испытывали. Бывало, и локтями сталкивались, а один раз Гриша случайно наступил на ногу Марине — и хоть бы что! А здесь, в темном зале, на них нашла стыдливая робость. Грише показалось, что он поглупел. Ему хотелось сказать что-нибудь Марине, но в голове было пусто.
Помогла пантера. Когда она появилась на экране, Гриша чуть-чуть наклонился к Марине и спросил: