Мой волшебный фонарь, стр. 13

— А почему же ты никогда об этом не рассказывал? — с досадой спросила я.

— Разве вам это интересно? Вас заботит одно: как бы я не проглотил косточку от чернослива, а то живот может заболеть, да чтоб полотенце вешал на крючок, а не швырял на стиральную машину. Агату еще волнует, чтобы я в школе поменьше валял дурака, а то ей, видите ли, за меня стыдно.

— Если б ты хоть словечком обмолвился насчет этих ребят, мы бы все заинтересовались, будь уверен, — сказала я. — А как нас может интересовать то, о чем мы ничего не знаем?

— Ив школе ты не говорил, — поддержала меня Агата. — Никогда, ни звука.

— Три ха-ха! — воскликнул Ясек. — Скажешь тоже — в школе! Чтоб потом меня, как высокосознательного, заставили стенгазету оформлять, да? Я эту публику знаю, им только б найти дурачка, который будет тянуть весь воз! А я козлом отпущения быть не собираюсь!

— Но дома… Дома ты же мог сказать, — не сдавалась я.

— Чтобы меня похвалили? Терпеть этого не могу! Сразу отбивают всякую охоту что-либо делать. Потому что у нас дома ужасные порядки. Во-первых, обо всем докладывается родным и знакомым. А им только скажи! По Агате видно, чем это может кончиться. Я бы от стыда сгорел, если б меня начали так превозносить. Лучше помереть!

— Не ковыряй в носу, — сказала Агата и вздохнула. — Значит, вот откуда у тебя пятерка по обществоведению?

— Да, — признался Ясек. — Это засчитывается как общественная работа.

— Но почему шайка? Неужели нельзя было придумать что-нибудь поблагороднее? Какое-нибудь другое название? — сердито пробормотала я.

— Я пытался, — улыбнулся Ясек. — В «дружину» удалось завербовать всего шестерых. Но как только я произнес слово «шайка», нас сразу стало пятнадцать. А теперь, когда мои мальчики прочитали все, что смогли, о Робин Гуде, куда денешься — пусть остаются «шайкой», — сказал Ясек и вдруг вскочил как ужаленный. — Ты алгебру сделала, Агата?

— Нет.

— Ох! — тяжело вздохнул Ясек. — Что же, мне самому прикажешь этим заниматься?

— Да, самому. Сегодня я у тебя списываю, — заявила Агата тоном, не допускающим возражений. — В порядке общественной нагрузки начинаю следить за успеваемостью собственного братца, застрявшего в педагогической пустыне, где он, бедняжка, как ни старается, не может отыскать ни клочка тени, чтобы спокойно заняться математикой!

— Не понимаю, — сказала я, когда Ясек вышел. — Решительно не могу понять нашего брата! Вроде бы неглупый парень, а вместе с тем способен на спор пообещать Крулику, что покажет ему по телевизору язык. У меня все это просто в голове не укладывается!

— Не знаю, не знаю, — ответила Агата. — У меня укладывается.

— Ну да? — усомнилась я.

— Представь себе.

И тут я вдруг почувствовала себя ужасно старой. Может быть, в самом деле, чем человек становится старше, тем хуже у него в голове укладываются некоторые невероятные дела и события?

Мой волшебный фонарь

— Если все человечество столь же наивно, как наш физик, то моя сестра Агата далеко пойдет, ручаюсь, — сказал Ясек.

Он только что вернулся из школы и сразу зашел ко мне.

— А что случилось? — спросила я.

Но Ясек уже занялся своим портфелем, откуда извлек один за другим все учебники. За учебниками последовала книжка под названием «Уход за грудными детьми».

— Анджей попросил для него достать, он сам заболел, — объяснил Ясек, заметив мое удивление. — Простыл и лежит с температурой. А ему никак нельзя болеть — некому будет возиться с ребенком, когда они с мамой вернутся домой.

Напоследок Ясек вытряхнул из портфеля засохшие апельсиновые корки и полиэтиленовый мешочек, набитый завинчивающимися крышечками от бутылок. И, покосившись на меня, на всякий случай пояснил:

— Не думай, это не мое, это для ребят из шайки. Они увлекаются велосипедными гонками, в особенности перед Велогонкой Мира. Не понимаешь? Это велогонщики. Ага, вот оно! — радостно воскликнул он, вытаскивая со дна портфеля какую-то странную штуковину. — Знаешь, что это такое?

— Нечто, имеющее отношение к электричеству, — неуверенно предположила я.

— Это обыкновенный переключатель. Я его сам сделал, поэтому он немного не того…

— Не вижу связи между переключателем и Агатой. Ты ведь, кажется, начал с Агаты? — недоуменно спросила я.

Ясек растянулся на коврике в своей обычной позе.

— Сейчас увидишь. Ах да, ты, кажется, любить, чтобы у каждой истории было название? Что ж, назовем эту историю так:

Я считаю, что наш физик — настоящий ангел. Даже сев на бутерброд с вареньем, который шутки ради подложил ему на стул Генек Крулик, он, вместо того чтобы без звука выставить Генека за дверь, сказал с искренним сожалением: «Мне очень жаль, Крулик, что я нечаянно оставил тебя без завтрака!» Если б на месте физика был физкультурник, он бы, я полагаю, заставил Генека этот бутерброд слопать и вдобавок выстирать измазанные брюки, что было бы вполне законным требованием; думаю, и Верховный суд отклонил бы апелляцию Генека. Но физик у нас такой, что если б даже Генек Крулик стал убеждать его в своей виновности, он все равно бы не поверил, что кому-то из его воспитанников могла прийти в голову такая дурацкая идея. Мне кажется, когда имеешь дело с человеком вроде нашего физика, нужно вести игру по всем правилам, а об ударах ниже пояса я уж и не говорю — это абсолютно исключается.

Ну ладно, хватит об этом. Я собирался рассказывать про переключатели. Дело было так: физик велел каждому принести какое-нибудь учебное пособие для физического кабинета — разумеется, собственного изготовления, на отметку. Многие пообещали сделать лабораторные переключатели, потому что нам их вечно не хватает. Мой можно с равным успехом называть чудом техники или мышеловкой, кому как больше нравится. Физик назвал этот шедевр переключателем, однако оценил на тройку с минусом, и то лишь по доброте душевной. Я бы лично за такую работу вкатил пару, невзирая на стенания и всякие жалкие слова. Впрочем, тройка с минусом меня вполне устроила, так что обошлось без жалких слов; получив эту прекрасную отметку, я вздохнул с облегчением и тут же про нее забыл.

Зато нашей сестре Агате даже такой переключатель оказался не по зубам. Когда же я великодушно предложил ей помочь, она заявила, что не нуждается в помощи, цена которой тройка с минусом. Целый час она ломала голову, что бы ей эдакого придумать, и в конце концов, по своему обыкновению, поскакала к папе и так долго его терзала, что он пообещал сделать этот несчастный переключатель, лишь бы отвязалась. При условии, что она не будет больше его теребить. Обещать-то он обещал, но выполнить обещание ему все время что-то мешало, и он только вчера принес с работы переключатель. Такой, что сам Эдисон бы не погнушался!

Сегодня утром Агата вручила свое творение физику, а тот, конечно, сразу сунул его мне под нос: «Видишь, Ясек, как у Агаты замечательно получилось?! Жаль, что тебе не захотелось немножко потрудиться, тоже мог бы заработать пятерку!» А я про себя подумал: «Бедный папа! Хорошо бы он выглядел, если б еще я его оседлал вместе с нашей милой сестрицей!»

Но это еще полбеды, и я даже готов был бы смириться с тем, что Агата самым бессовестным образом ухитрилась обвести физика вокруг пальца по силовой линии (я забыл тебе сказать, что он задал ей вопрос насчет силовых линий, на который она ответила весьма приблизительно, но он нашей отличнице это простил, учитывая ее выдающиеся достижения в области конструирования лабораторных переключателей), если бы не печальные последствия ее проделки: после нее никому не удалось вытянуть на пятерку.

Ни один переключатель не мог сравниться с Агатиным шедевром, и даже Зебжидовский, который над своим промыкался целых два дня, получил жалкую четверку с минусом! А наша Агата до конца уроков пребывала в распрекрасном настроении, и ей даже в голову не пришло, что унылая физиономия Зебжидовского может быть каким-то образом связана с пятеркой, которую заработал за изготовление переключателя наш папа. Больше всего меня злит то, что Агава, которая соринки в чужом глазу не пропустит, в своем не заметила бревна! Вот все, что я хотел сказать, комментариев не будет.