5-я волна, стр. 39
Я не понимал. Сначала не понимал: он делает из меня солдата или хочет убить? Одно время я склонялся ко второму варианту. А потом понял – и то, и другое. Резник пытался меня убить, это был его способ сделать из меня солдата.
Приведу только один пример. Одного будет достаточно.
Утренняя зарядка во дворе. На плацу все подразделения полка, больше трехсот солдат, и Резник выбирает это время для моего публичного унижения. Я отжимаюсь семьдесят восьмой раз. Резник нависает надо мной – ноги широко расставлены, уперся руками в колени. Его лицо рядом с моим.
– Рядовой Зомби, у твоей матери были дети, которые выжили?
– Сэр! Да, сэр!
– Держу пари, когда ты родился, она посмотрела на тебя разок и сразу попыталась запихнуть обратно!
Он ставит ногу в черном ботинке на мой зад и придавливает меня к земле. Моя группа отжимается на кулаках на асфальтовой дорожке, которая огибает двор. Земля промерзла, асфальт впитывает кровь – не так скользко. Резник хочет, чтобы я сдался, не дотянув до ста. Я поднимаю туловище с его ногой на моей заднице. Нет, я не начну сначала. Только не перед всем полком. Я чувствую, что новобранцы наблюдают за мной. Они ждут моего неизбежного поражения. Ждут, когда победит Резник. Резник всегда побеждает.
– Рядовой Зомби, ты считаешь, что я ничтожество?
– Сэр! Нет, сэр!
У меня горят мышцы, костяшки кулаков ободрались об асфальт. Я наращиваю мускулатуру, но верну ли я обратно свою душу?
Восемьдесят восемь. Восемьдесят девять. Еще немного.
– Ты меня ненавидишь?
– Сэр! Нет, сэр!
Девяносто три. Девяносто четыре.
Кто-то из другой группы шепчет:
– Кто этот парень?
Кто-то еще, по голосу девушка, отвечает:
– Его зовут Зомби.
– Ты убийца, рядовой Зомби?
– Сэр! Да, сэр!
– Ты ешь мозги инопланетян на завтрак?
– Сэр! Да, сэр!
Девяносто пять. Девяносто шесть.
Во дворе гробовая тишина. Я не единственный новобранец, который его ненавидит. Наступит день, когда кто-нибудь из нас обыграет Резника на его собственном поле.
– Дерьмо собачье! Я слышал, ты трус. Я слышал, ты боишься драться.
– Сэр! Нет, сэр!
Девяносто семь. Девяносто восемь.
Еще два, и я победил. Я слышу, как та же девушка – она, наверное, стоит рядом – шепчет:
– Давай же.
На девяносто девятом жиме Резник придавливает меня пяткой. Я падаю на грудь, щека касается твердой утрамбованной земли. Его одутловатое лицо всего в дюйме от моего. Я смотрю в его бесцветные глазки.
Девяносто девять. Оставался только один жим. Мразь.
– Рядовой Зомби, ты – позор своего рода. Я уделывал недоносков покруче тебя. По твоей вине я начинаю думать, что враг не зря презирает нашу расу. Тебя следует пропустить через мясорубку и скормить свиньям! Чего ждешь, мешок с блевотиной? Нужно особое приглашение?
«Это было бы мило, спасибо, сэр».
Я поворачиваю голову и вижу девушку примерно моего возраста. Она стоит со своей группой. Скрестила руки на груди и качает головой.
«Бедный Зомби».
Девушка не улыбается. У нее темные глаза, темные волосы, а кожа такая светлая, она словно бы светится. Я вижу ее в первый раз, но у меня такое чувство, будто я ее знаю. Здесь готовят к войне сотни ребят и ежедневно подвозят еще сотни. Каждому выдают синий комбинезон, потом приписывают к взводу и селят в одну из окружающих двор казарм. Но у этой девушки запоминающееся лицо.
– Вставай, червяк! Встань и выдай мне еще сотню. Еще сотня или, клянусь Богом, я вырву тебе глаза и подвешу у себя на зеркале заднего вида!
Я выдохся; не думаю, что у меня остались силы даже на одно отжимание.
Резнику плевать на то, что я думаю. Это тоже до меня дошло не сразу. Им не только плевать на то, что я думаю, они вообще не хотят, чтобы я думал.
Его лицо так близко, что я чувствую запах у него изо рта. Похоже на мяту.
– В чем дело, сладенький? Устал? Пора сменить подгузник?
Хватит у меня сил еще на одно отжимание? Если получится, я не проиграю. Упираюсь лбом в асфальт и закрываю глаза. Мне есть от чего оттолкнуться. Это место, которое я нашел в себе, когда подполковник Вош показал мне поле последней битвы. Это центр абсолютного покоя, там нет усталости, нет ни отчаяния, ни злости, нет ничего, что принес в нашу жизнь повисший в небе зеленый глаз. В этом месте у меня нет имени. Я не Бен и не Зомби, я – просто я. Ничто не может на меня повлиять, ничто не способно меня контролировать, ничто не в силах меня сломать. Я последний во Вселенной, в ком сконцентрирован весь потенциал человечества, включая способность выдать самому злобному придурку на Земле еще одно отжимание.
И я отжимаюсь.
43
Но я не какой-нибудь там особенный.
Резник – беспощадный садист, он ни для кого не делает исключений. В группе номер пятьдесят три, кроме меня, еще шесть новобранцев. Кремень, мой ровесник с крупной головой и густыми сросшимися бровями; Танк, худой раздражительный парнишка с фермы. Дамбо, двенадцать лет, большие уши; был улыбчивый, но утратил это качество в первую неделю подготовки. Кекс, восемь лет, все время молчит, но пока он наш лучший стрелок. Умпа, кривозубый щекастый мальчишка, последний на тренировке, но первый в столовой. И наконец, Чашка, семь лет; совершеннейшая посредственность; восторженная дурочка, готова целовать землю, по которой ступал Резник. И всех нас Резник обрабатывает с одинаковой жестокостью.
Я не знаю настоящих имен ребят из моей группы. Мы не говорим, кем были до того, как попали в лагерь, или что случилось с нашими семьями. Все это уже не имеет значения. Всех этих ребят – до-Кремня, до-Танка, до-Дамбо и других – больше нет, так же как нет Бена Пэриша. Нам вживили микрочипы, скачали наши жизни в компьютер и сказали, что мы – единственная надежда человечества, молодое вино в старых мехах. Нас, естественно, связывает ненависть к инвазированным и их хозяевам. Но еще нас связывает жгучая ненависть к сержанту Резнику, а то, что мы постоянно должны держать это чувство в себе, делает его еще сильнее.
Когда в барак номер десять поселили ребятенка по прозвищу Наггетс, один из нас не смог больше держать это внутри и вся законсервированная злость вырвалась наружу.
Попробуйте догадаться, кто этот идиот.
Я глазам своим не поверил, когда малыш появился на перекличке. Ему пять лет, не больше, потерялся где-то в своем белом комбинезоне. Утро было холодное, он дрожал, и казалось, его вот-вот вырвет. Никаких сомнений, пацаненок был напуган до чертиков. И вот идет сержант Резник – шляпа надвинута на свинячьи глазки, черные ботинки начищены до зеркального блеска, голос осип от постоянного ора. Он повернул свою жирную рябую морду к новичку. Чудо, что эта малявка не наложила в штаны от такого зрелища.
Сержант всегда начинает медленно, мягко стелет, у тебя даже возникает мысль, что он, возможно, нормальный человек.
– Так-так, что это у нас здесь? Что для нас отобрали на кастинге? Это хоббит? Ты волшебное существо из сказочного королевства? Явилось, чтобы заколдовать меня с помощью черной магии?
Резник еще разогревался, а малыш уже давился слезами. Он только что из автобуса, бог знает что пережил за пределами лагеря, и вот этот бешеный пес решил в него вцепиться. Ладно, поглядим, как молокосос воспринимает сержанта и вообще все это безумие, которое будто в насмешку назвали лагерем «Приют». Сам-то я худо-бедно приноровился, но мне все-таки не пять лет.
– Ах ты, моя прелесть. Такой маленький, я сейчас заплачу! Господи, да наггетсы, которые я топил в соусе барбекю, и то были крупнее!
Резник наклонился к малышу и одновременно повысил голос. А новенький малыш держался на удивление хорошо – весь сжался, глаза бегают по сторонам, но сам не шевелится, хотя видно, что он рад бы сорваться с места и бежать, пока несут ноги.
– Расскажи мне свою сказку, рядовой Наггетс. Ты потерял маму? Хочешь домой? А, я знаю! Давайте все закроем глаза и загадаем желание! Может, мамочка вернется и заберет нас домой! Вот будет хорошо, да, рядовой Наггетс?