Записки prostitutki Ket, стр. 38
— Каать, — обреченно сказала она, — я дура, Кать…
— Есть немного, — не стала отговаривать я Машку, — зато живешь весело… Есть хочешь, кстати?
— Давай, — устало согласилась она, — буду заедать стресс.
Прекрасным отпускным деньком, в четыре часа, у Маши ожил телефон. Машка глянула, обалдела и уж совсем была готова не поверить глазам, но ушам-то поверить пришлось: в трубке был именно его голос. В Машкиной жизни снова нарисовался тот самый Олеженька. Посопев немного в трубку, он скорбным голосом сказал, что все обдумал, все свои вопросы решил, а заодно и понял: жизнь без Машки ему не мила. И что им, как двум взрослым людям, стоит забыть все обиды и начать все сначала, потому что такое слияние двух родственных душ, как было у них, — такая редкость, что грех его терять. И ничто больше не мешает им теперь быть вместе.
И вот бы Машке снова указать ему маршрут и направление, но… грабли — вещь настолько заманчивая, что на них хочется наступать снова и снова.
И Маша растаяла, как эскимо на лавочке под солнцем. Растаявшая женщина вмиг теряет способность здраво рассуждать, и в этот момент ее можно брать тепленькой. Он и взял.
Для виду поломавшись, она снова согласилась на свидание.
— Прости, — сказал он при встрече, протягивая Машке вычурный букет, — нам было так хорошо вдвоем, давай так и будет всегда.
И Машке стало ясно: счастье прощено и снова с нею.
Через час они были у него на квартире, Машка лежала на знакомой кровати, и ей было хорошо.
Трудился он над ней как никогда, и вот он, вот он, кульминационный момент!.. Он откатился, полминуты полежали молча, как вдруг он сел на край кровати и странно задумался.
Маша поняла внезапно: что-то здесь не то.
— Что случилось? — она слезла с кровати и устроилась на кресле.
— Я… я… так виноват… — сказал он вдруг, и Машке даже показалось, что он сейчас пустит слезу.
Она вскочила с кресла, села на пол перед ним, подняла пальчиком его подбородок и проникновенно посмотрела в глаза:
— Ну чего ты? Уже все хорошо, я с тобой, мы вместе…
— Да, да, ты со мной, — как-то истерично поддакнул он, — я такой гад, я так виноват перед ней… Она там сейчас одна, а я… я обманываю ее, я же ей обещал…
Маша посерела и облезла. Дежавю было страшным.
— Что ты обещал? — сухо уточнила она.
— Я ей обещал, что у нас теперь все будет хорошо, а сам… я так виноват перед ней…
Маше стало дурно:
— У вас?! Все хорошо… у вас?! Так ты вернулся к жене? — непонятно, как она еще держалась.
— Ну да, вернулся, — сказал он и посмотрел на Машу. — Мы поговорили и все уладили.
— Подожди, — зло уточнила Машка, — а эта квартира? Ты разве не вернулся жить домой?
— Не, я вернулся… А квартиру я решил дальше снимать, я подумал, нам же с тобой надо будет где-то встречаться…
— Почему. Ты. Сразу. Меня. Не предупредил? — металлически отчеканила Машка. — Почему я только сейчас узнаю, что ты вернулся к жене?
— Нууу… — юлил он, — я подумал, что ты ж не будешь против, если мы продолжим встречаться. Тебе что, так важна эта жена? Да не люблю я ее, я тебя люблю… Малыш, ну малыыыш, — потянулся он к ней с поцелуем, — ну прости, ладно?
— Слушай, — сказала Машка, вставая, — я тебе в прошлый раз говорила, чтоб ты шел на х*й? Так ты сходи.
И начала спешно одеваться. В этой квартире ей не хотелось задерживаться ни на минуту. Даже для того, чтобы принять душ. Даже для того, чтоб подождать такси.
— Подожди, куда ты? — горе-любовник бегал голый по коридору и хватал ее за руки. Он то ли делал вид, то ли действительно не понимал, почему она уходит.
— Какого хрена! — возмущалась Маша, и ее было уже не остановить. — Какого хрена я сейчас узнаю, что ты с женой? Какого хрена ты мне врал по телефону?! Какого мне теперь надо слушать про это твое долбаное чувство вины?! Какого ты на меня это все выливаешь сейчас?
— Ну прости, ну прости, — суетился он, — ну, я же сейчас тебе правду сказал, я же был с тобой честен… Помоги мне с эти справиться, у нас все будет хорошо…
— Вот же скот, а! — возмущалась я, слушая Машку и разливая по стаканам горячительное. — Правду он сказал! Да пусть бы он со своей правдой к жене греб и ей рассказывал, придурок!
Машка вдруг подняла голову и пристально посмотрела на меня.
И по чему-то неуловимому в ее глазах я поняла: в Машке наконец-то проснулась стервь.
— Жене, говоришь? — спросила она таким голосом, что даже мне стало не по себе. Хорошая мысль: с правдой — к жене. Ну, а что? Почему бы всем не быть честными?
— Тихо, тихо, — испугалась я, — ты что, к жене собралась?
— Ну, не совсем, разборки с женой мне ни к чему, — ответила Машка, — но ему я нервы потреплю.
Надо признать, что план, рассказанный Машкой, в целом показался мне удачным.
— Слушай, а если он не поверит, что ты знаешь телефон его жены? Если спросит?
— А кто тебе сказал, что я не знаю? — мрачно опрокинула стопарик Машка. — Что там его искать, тот телефон, вон, «Вконтакте» висит… Хочешь, кстати, я тебе его жену покажу?
— Ох ты ж! — удивилась я. — А это откуда?
— Так тогда еще, когда разошлись в первый раз, сразу и посмотрела. Любопытно мне было. Фамилию свою он сам мне как-то сказал.
Утром мы проснулись с легкого похмелья.
— Ну что, погнали? — выдохнула Машка, едва успев выпить кофе.
И настрочила ему первую эсэмэску:
«Меня тоже мучает чувство вины. Нам всем надо быть честными друг перед другом. Расскажу-ка я твоей жене о нас».
Звонок раздался почти сразу. Маша трубку не взяла.
Утро начиналось весело.
«Некрасиво так поступать», — следом за звонком пришла обиженная эсэмэска.
«Некрасиво жену обманывать. Жена имеет право знать», — совместными усилиями продумали мы текст.
«Не устраивай сериалов, пожалуйста, прошу тебя», — пиликнул телефон в ответ.
«Ничего. Если любит — простит», — зло настрочила Машка.
Телефон зазвонил истерически. Маша нажала на сброс.
«Пожалуйста! — верещала эсэмэска. — У меня ребенок, не ломай ребенку жизнь!»
«Ребенком прикрываться — это очень по-мужски!» — едко ответила проснувшаяся в Маше стервь.
«Я не прикрываюсь, — обиделась эсэмэска в ответ. — Я очень прошу тебя, не делай этого! Пожалуйста!»
Мы взяли пятиминутный тайм-аут, потом Машка настрочила ему контрольный в голову:
«Расскажешь потом, чем закончилось. Пока».
«Не делай глупостей!» — пиликал телефон.
Мы молчали.
«Пожалуйста, прошу тебя по-человечески!» — не унимался мобильник.
Мы молчали как партизаны. Не успела я налить, пошли звонки. Маша сбрасывала, а он звонил, звонил, звонил…
— Ого! — удовлетворенно сказала я. — Похоже, мужик срет кирпичами!
— У маси ди-а-ре-я, — выговаривая каждый слог, злорадно издевалась Машка.
То ли страх Олеженьки был настолько силен, то ли он тоже подумал про «Вконтакте», но только ему, похоже, даже не пришло в голову поинтересоваться — откуда у Машки мог бы появиться телефон жены…
Паника — страшная вещь.
Кирпичами, похоже, было завалено все.
«Возьми трубку, пожалуйста, прошу тебя!» — умоляющая эсэмэска пришла через пятнадцать минут и тридцать неотвеченных звонков.
— Фу, сцыкло какое! — брезгливо сморщилась Маша. — Налево ходить оно не сцыт, мозги мне трахать — нормааально, а как жареным запахло — диарейка у бедненького приключилась…
— Зато ему теперь прививочка будет, — хихикнула я, наливая, — он теперь, наверное, сто раз подумает, как налево идти… и мозги девкам трахать. Не задалось у мужика приключеньице.
— А ему что, есть чем думать? — закурила Машка. — Там мозга нет, одни яйца…
Выпустила дым и продолжила:
— Но знаешь, мне полегчало.
…Телефон звонил и умоляюще писал до вечера. Мы поставили его на беззвучный режим.
Месть
Есть у меня одна знакомая Оля.