Записки prostitutki Ket, стр. 16
На этом месте я окончательно съехала со стула, пес только довольно гавкнул.
— А от меня вы чего хотите? — спрашиваю.
— Как чего? — спросил меня мужичок, словно я с другой планеты и не понимаю простых вещей. — Я же говорю, у него на женщин стоит. Вы его трахните хорошенечко, и все дела. Это можно, я читал, анатомически вы с ним друг другу подходите.
Я! Анатомически подхожу собаке! Приплыли. Блин, хорошо, что не лошади. А что? Неплохая такая идея. С собачкой за пятнашку, а с лошадкой, так уж и быть, за тридцатничек…
Нет, я понимаю, тараканы там в голове хороводы водят и фейерверки устраивают.
Нет, я понимаю, весеннее обострение у них, у шизанутых, дурка плачет, понимаю.
Но я так орала! Я так орала!
В общем, дядечка был послан в пеший тур далеко и надолго.
С напутствием собачку кастрировать, самому полечиться, и без возможности вернуться снова.
Крокодиловы слезы
Бытует миф, будто крокодилы, поедая жертву, проливают слезы.
Верить или не верить в такие шутки природы — вопрос второй, но «Википедия» утверждает, будто это действительно так.
Так вот: клиенты иногда тоже бывают плачущими крокодилами.
И хочется из них сразу сделать сумочку. И туфли.
Вот приходит мужичонка — худ, высок, широкоплеч. Ничем не примечателен. Только жалостлив уж слишком. Глаза внимательны, участливы, все по ручке норовит погладить. Того гляди — конфетку даст.
Начинает не сразу. Ему проникнуться надо, расположить к себе, о жизни расспросить.
Смотрит грустно и печально, в душу лезет, головой кивает.
Не просто лезет — без мыла пролезает.
Ну понятно — расчет в коридоре, берет стандарт. Орал и классику, прошу заметить.
Дальше шмотки на кресло, душ, тапки, полотенце.
И вот сидит он уже голый на моей кровати, но начинать все как-то не спешит.
— Ну, рассказывай. — говорит он. И смотрит грустно.
— О чем, милый? — спрашиваю я.
И готовлюсь к девиационной прозе.
О чем может попросить рассказать голый мужик, сидя на моей кровати? Щас угадаю. Нашептать про групповушку? Рассказать, как я себя ласкаю? В какой позе я хочу?
Мне-то пофиг. Что захочет — расскажу.
— Как дошла до жизни такой… — уточняет он.
И смотрит пристально.
Баалиин! Вот как я это ненавижу! И вопрос этот дурацкий, и людей, что его задают.
Шла, шла и дошла.
Улыбаюсь заученно:
— Милый, это совсем не интересно. Давай лучше ты мне расскажешь, как любишь. Да?
И аккуратненько беру его за член.
Он убирает руку:
— Нет, ну подожди. Не так сразу. А вот расскажи, тебе нравится твоя работа?
И тут же, не давая мне ответить:
— Только не говори, что нравится. Это же ужасно, правда? Вот так, с любым… Ужасно, да?
И смотрит печально-печально.
Я перезагружаюсь. Какого ответа ждет голый мужик, который пятнадцать минут назад оставил мне баблишка и потопал в душ?
Вот я скажу, что да, ужасно — и что, он встанет и уйдет, подкинув мне деньжаток?
— Работа как работа, — говорю я ровно, — бывает хуже. Давай-ка лучше что-то делать.
Он явно понял, что жаловаться я не собираюсь, и сразу завел монолог:
— Ах, бедная девочка, я понимаю, ты не можешь мне сказать всю правду.
Но ты знаешь — я вас всех так жалею… Вот жалко мне. Я когда смотрю на это все — молодые девочки, как мне вас всех жалко, что так жизнь сложилась. Я же все понимаю, я понимаю, что на самом деле это все очень тяжело. Ну ничего, все еще наладится, обязательно…
В этот момент я одупляюсь, что он гладит меня по руке.
— Иди сюда, моя девочка, — тянет он меня и зачем-то начинает гладить по голове, — я буду с тобой очень нежным, я не такой, как они все… бедная моя девочка.
Я аж расчувствовалась.
А у него встал.
Ээх, видали мы вас, извращенцев.
И я надеваю резинку, становлюсь лицом в подушку.
— Моя бедная дееевочка, моя бедная дееевочка… — шепчет он, поглаживая мою спину, и…
— Аай! — выскакиваю тут же. Он явно не туда попал. Точнее, туда, но не туда, куда уплочено.
— Ой-ой, прости, — говорит он виновато, — я нечаянно.
И смотрит преданно-преданно.
— Осторожней, милый, — воркую я.
С кем не бывает?
— Аааай! — вылетаю я из-под него второй раз. На этот раз он мало того, что попал в неоплаченные номера, так еще и прошел дальше.
— Ой-ой! Прости, что, снова не попал? — он донельзя сконфужен.
— Не туда, — нахмуриваюь я, — давай я лучше буду снизу. Тебе удобней будет попадать.
— Нууу… — говорит он обиженно, — я не хочу, чтобы ты снизу. Я буду аккуратно, извини.
— Ладно.
Я снова встаю в позу зю.
Он попадает куда надо, две-три фрикции, иии…
— Та твою ж маму! — ору я.
На третий раз я понимаю, что целится-то он как раз очень хорошо. И как раз туда, куда он хочет.
Я разворачиваюсь, сажусь:
— Милый, если ты хочешь попадать туда, куда ты попадаешь, доплати, возьми смазку и попадай.
— Ой, прости-прости! — тараторит он. — Я действительно случайно. Прости, ты такая сладенькая, я просто не могу себя контролировать.
— О’кей, — говорю я, — тогда давай я буду все контролировать.
И ложусь на спину. Он слегка обижен, но не возникает. Громоздится сверху, и процесс идет.
— Расслабься, — шепчет он, — ты так напряжена. Расслабься, доверься мне, все будет хорошо, моя хорошая бедная дееевочка…
Его руки скользят, скользят, скользят… ну и куда они скользят?!
Я ловлю палец на подлете. Вот прямо где-то рядом с неоплаченными номерами.
Зассрранец!
— Ну что тебе, жалко? — вдруг говорит он мне зло. — Я только разик, тебе что, жалко?
— Да, жалко, — отвечаю я не менее зло, — на анал мы не договаривались.
— Ой, что ты из себя целку строишь? — взрывается он. — Какая тебе разница, куда?
— Разница есть, — спокойно отвечаю я, — доплатишь — не будет.
— Ладно, нет так нет, — как-то слишком спокойно говорит он, — давай тогда лучше минет.
— Хорошо, милый, — усмехаюсь я, меняю резинку, устраиваюсь поудобней, наклоняюсь…
И понимаю: что рвать — ему совсем не принципиально. Начал с моей попы, а теперь рвет волосы.
Ему явно нужен мой скальп. Целиком.
— Милый, — замечаю я, — ты не мог бы аккуратней? Расслабься, я все сделаю.
— Да-да, хорошо, хорошо… ООО, как хорошо, — он расслабляется, — да, да, давай, моя девочка…
И тут так — ххоп!
Живой шампур, глаза навыкате, мычу.
Нет, я-то могу так глубоко. Но не внезапно же! Я ж не готова. Ну и скальп мне отчаянно жаль.
Он ослабляет хватку, и я отскакиваю, как ошпаренная.
— …..!…!…! — выдаю я ласково, хриплю и хватаю воздух.
— Больно, да? — виновато спрашивает он. — Прости, я нечаянно.
И так пять раз.
— Ой! — каждый раз говорит он участливо.
«Сссука…» — думаю я про себя.
Он одевается долго, сопит, в последние пять минут садится на кровать, смотрит печально и полуспрашивает-полуутверждает:
— Ну, я еще приду?..
И продолжает:
— Ты знаешь, я девочек всегда так понимаю, мне вас всегда так жалко…
Павлины
Я не встречала женщин в возрасте, неважно выглядящих, но при этом считающих себя еще ого-го и вообще кругом королевами.
А мужчин таких встречаю регулярно. Престарелых павлинов с выдерганными жизнью перьями, которые искренне считают себя пределом мечтаний любой вкусной молоденькой самочки.
У меня тут в ванной сорвало кран. Пришлось экстренно вызывать сантехника.
Через пару часов пришел дядечка, обвешанный торбами. Дядечка вид имел непрезентабельный, — впрочем, я еще не встречала сантехников, выглядящих аленделонами.
Обычный такой морщинистый дядечка, годов так пятидесяти, малого росточка, седой, с нависающим над ремнем пузом и волосатыми подмышками. В общем, на такого бесплатно позариться — это надо десять лет на необитаемом острове мужчин даже на горизонте не видеть.