Абарат. Абсолютная полночь, стр. 13
— Знаю, что ты думаешь, — произнес он, не оборачиваясь.
— И что же?
— Неужели этот тот самый сын, который создан из всего хорошего? Выглядит-то он не очень. Говоря по правде, он похож на слизняка.
— Я не…
— Да, ты об этом думала, — сказал мальчик.
— Ты прав, думала.
— И ты тоже права. Я действительно выгляжу, как слизняк. Я много размышлял об этом. На самом деле я только об этом и размышляю.
— И что же ты надумал?
— Немного. Только то, что мама никогда не любила то хорошее, что в ней есть. Она считала его скучным. Бесполезным.
— Я уверена…
— Нет, — он поднял руку, прервав ее попытку смягчить боль. — Это только все ухудшит. Моя мать меня стыдится. Так и есть, все просто и ясно. Ее любовь получает мой злобный братец со своей сверкающей улыбкой. Кажется, это называют парадоксом? Я сделан из хорошего, но для нее я ничто. Он сделан из плохого, и она любит его за это. Любит! По сути, он и есть хороший сын из-за той любви, которую получает. А я, созданный из ее сострадания и ее мягкости, выкинут на помойку.
Кэнди ощутила в себе вспышку гнева. Она прекрасно понимала Соглашателя. Она знала сверкающую красоту зла. Она видела его, и в некотором смысле оно ее привлекало. Иначе почему она так сочувствовала Тлену?
— Стой здесь, пока я зажгу свечи, — сказал Соглашатель.
Кэнди осталась ждать, а он скрылся в тенях и темноте. Только когда он ушел, мысли Кэнди вернулись к странному жесту, который сделала Лагуна Мунн перед своим исчезновением. А с этим воспоминанием пришли другие, поднятые из глубин памяти этим ее даром, и Кэнди поняла, сколько совпадений, инстинктивных маневров и поворотов судьбы были на самом деле частью магии Боа, действовавшей внутри нее.
С удивительной ясностью она вспомнила слова, сами собой возникшие у нее в горле на «Паррото Паррото» — Джассассакья-тюм! — которые помогли ей прогнать чудовищного зетека. Она вспомнила инстинкты, пробудившиеся, когда Мама Изабелла пришла к ней по степи, позволившие ей расслабиться в хватке существа, которое вполне могло бы ее утопить, если б она повела себя неверно. И она вспомнила, как вступала в полные горечи и сладости разговоры с Тленом, который мог убить Кэнди в мгновение ока, если б не чувствовал внутри нее что-то, что он знал. Нет — то, что он любил.
Впервые Кэнди поняла, как много внутри нее Боа. Ее охватила паника.
— Нет, — сказала она. — По-моему, я не смогу это сделать.
Конечно, сможешь. Ты ведь так далеко зашла.
— Думаешь, это больно?
Больно? — переспросила Боа. — БОЛЬНО? Больно — это когда ты порежешь палец. Сломаешь ребро. Но здесь тебя ожидает конец союза душ, определявший твою личность со дня рождения. Когда связь между нами исчезнет, ты навсегда потеряешь все те части сознания, которые, как тебе казалось, были твоими.
— Но они были твоими. Они были тобой.
Да.
— Тогда почему я должна их хотеть?
Потому что утратить их будет невыразимым мучением. Видишь ли, я знаю, что такое быть наедине с собой. Я привыкла. Но ты… ты понятия не имеешь, какая судьба тебе уготована.
— Я прекрасно это знаю, — ответила Кэнди.
Правда? Если на то пошло, сомневаюсь, что ты вообще сохранишь здравость рассудка. Как можно его сохранить, если ты больше не будешь узнавать себя в зеркале?
— Это мое лицо! — возразила Кэнди. — Это лицо Квокенбушей!
Но глаза…
— А что глаза?
Ты будешь смотреть на свое отражение, и сознание, которое ты увидишь, будет не твоим. Все воспоминания о славе, которые, как тебе казалось, принадлежат тебе, все удивительные тайны, которые, по-твоему, ты открывала сама, все амбиции — они все не твои.
— Я тебе не верю. Ты лжешь, как ты лгала Финнегану и Тлену.
Не приплетай сюда Финнегана, сказала Боа.
— Неужели чувствуешь вину?
Я сказала…
— Я тебя слышала.
На несколько секунд возникла крайне напряженная тишина. Затем Боа произнесла:
Выпусти. Меня. Из этой. ТЮРЬМЫ!
Появился Соглашатель, глядящий на Кэнди круглыми испуганными глазами.
— Ты это слышала? — тихо спросил он. — Человеческий голос, клянусь. Скажи мне, что я не схожу с ума.
— Нет, Соглашатель, ты в своем уме. Можешь начинать заклинание, пока она не взбесилась.
— Оно уже началось. Я собираюсь в лабиринт, чтобы приготовить место разделения. Иди за мной. Но прежде повтори девятнадцать раз священное слово.
— Абаратараба?
— Да.
— Этот раз считается?
— Нет!
Так сказав, он исчез в лабиринте, оставив Кэнди с ощущением, будто в самый важный момент, когда она стояла перед решением, полностью меняющим ее жизнь — очень взрослым решением, — он свел ее до положения ребенка на школьном дворе.
Последние шесть «Абаратараба» она слила в единое «Абаррарабаба» и, не предупреждая Соглашателя о том, что закончила считать и уже идет, нырнула в лабиринт, войдя в него как «Две в Одной» и надеясь выйти обратно просто как «Две».
Глава 11
Разделение
Кэнди сделала четыре осторожных шага между деревьями, с каждым разом вступая во все большую темноту. На пятом шаге на периферии ее зрения возникло крылатое создание. Оно жужжало, как большое насекомое, а яркие цвета — бирюзовый и алый с пятнами белого золота, — разгоняли окружающую тьму.
Какое-то время оно стремительно летало над ее головой, а затем скрылось. Кэнди осторожно сделала пятый шаг, затем шестой. Внезапно оно вернулось вместе с несколькими сотнями таких же существ, которые окутали ее ярким движущимся пологом, от чего ее слегка затошнило.
Она зажмурилась, но хаотичное мелькание продолжалось и под ее веками.
— Что происходит? — спросила она, пытаясь перекричать шум жужжащего облака. — Соглашатель, ты здесь?
— Потерпи! — услышала Кэнди голос мальчика.
Он боится, — сказал Боа с нескрываемым изумлением. — Это действительно непросто. Если он все перепутает, то принесет в жертву твой разум. — Она засмеялась, и в ее смехе сквозила неприкрытая злоба. — Будет очень жаль.
— Соглашатель, — сказала Кэнди, — успокойся. Не торопись.
— У него никогда это не получалось. Верно, братец? — спросил Джолло Бигог.
— Не ходи сюда! — крикнул Соглашатель. — Мама! Мама!
— Она сказала, что я могу придти и помочь, — ответил Плохиш.
— Я тебе не верю, — сказала Кэнди и открыла глаза.
В ту же секунду она увидела, как сквозь пелену разноцветных существ, что образовали перед ней сложную мозаику из крыльев, голов и конечностей, мчится Плохиш. Он кричал, на бегу распугивая слетевшихся тварей. Они поднимались, и движение их крыльев било ей в лицо порывами ветра с металлическим привкусом.
— Прекрати! — кричал разозленный Соглашатель.
Плохиш только смеялся.
— Я расскажу маме!
— Она меня не остановит. Мама любит все, что я делаю.
— Да уж, тебе повезло, — ответил Соглашатель, не в силах скрыть зависть.
— Мама говорит — я гений! — торжествующе воскликнул Плохиш.
— Так и есть, мой милый, так и есть, — сказала Лагуна Мунн, появляясь в образе едва заметной тени. — Но сейчас не время и не место дурачиться.
Голоса Лагуны Мунн было вполне достаточно, чтобы создания, разбросанные в разные стороны бегущим Плохишом, мигом вернулись на свои места, переплелись между собой — крыло к когтю, клюв к гребню, гребень к хвосту, — и образовали вокруг Кэнди маленькую темницу.
— Так-то лучше, — милостиво сказала Лагуна Мунн. — Бледное дитя?
— Да, мама? — ответил Соглашатель.
— Ты все замки проверил?
Точно, — произнесла Боа. — Потребуется много замков. Мне нравится их звук.
— А для чего замки? — вслух спросила Кэнди. — Что вы хотите запереть?
— Не что, а ко… — ответил Соглашатель, замолчав, как только мать выкрикнула его имя, и шепотом произнес окончание фразы: — …кого. Она собирается запереть тебя.