Магия в скорлупе, стр. 31

Демон очень заинтересовался фотографиями девочки и ее отца, стоявшими на каминной полке. Заметив маленькую фотографию в самодельной рамке, спрятанную за другими, игуанотан взял ее и стал внимательно рассматривать. Это был выцветший моментальный снимок женщины в обрезанных джинсах и майке, с волосами, убранными под бандану, стоящей на коленях у подножия утеса. Она смеялась, держа кирку в одной руке и резинового цыпленка в другой.

— Кто эта женщина? — спросил демон.

Он говорил не грубо, как ожидалось бы от такого безобразного существа, а довольно высоким хрипловатым голосом, как очаровательная актриса с сильной простудой. Додо хотелось сравнить, так ли звучал голос мисс Уорм, но не могла вспомнить, чтобы та что-нибудь произнесла в магазине Гайлза и Мойры. А самозванка всегда использовала голос Микко.

— Кто эта женщина? — снова спросил демон, заставив Додо вздрогнуть от неожиданности.

Из-за комка, возникшего в горле, Теодора с трудом сказала:

— Это моя мама.

Демон, по-видимому, немного подумал, потом опять спросил:

— Где она?

— Она умерла, — тихо ответила Додо.

Микко взяла ее руки и крепко сжала.

Демон подержал хрупкую рамку, кривовато склеенную из картона и украшенную блестками, маленькими пластмассовыми динозаврами и гавайскими танцовщицами, с надписью: «МАМЕ С ЛЮБОВЬЮ ОТ ДОДО», потом осторожно поставил ее на место. Лапы пресмыкающегося были более ловкими, чем казались на вид. Игуанотан смог вернуть фотографию туда, где она стояла раньше, не уронив тех, что находились рядом.

Он посмотрел на Теодору выпуклыми красными глазами и спросил хриплым голосом:

— Почему ты не заменила ее копией?

Додо покачала головой:

— Нельзя заменить того, кого ты любишь. Даже если бы это было возможно.

Похоже, это на мгновение озадачило демона. Затем он глубоко вдохнул, а когда выдохнул, они на минуту увидели мать Теодоры. Она была такой же, как на фото. Она выглядела как мама до болезни, до того, как родилась дочка, и даже до того, как они с папой поженились. (Мама говорила, что именно из-за того резинового цыпленка она и влюбилась в папу.)

Потом перед ними вновь появился демон.

— Ты могла бы, если бы захотела. Фебрис заняла бы ее место.

— Фебрис? — спросила доктор Нага. — Это твое имя?

Демон опустил взгляд, как будто застеснявшись. Налитые кровью глаза были окаймлены удивительно длинными ресницами.

— Фебрис, Демон Первого Класса, вызванный Кобольдом, и его слуга.

— А Кобольд — это мистер Лэмбтон, наверно? — предположила Микко.

Демон кивнул, бросив беспокойный взгляд в сторону кабинета.

— И ты бы предпочла служить Теодоре и быть ее матерью, чем служанкой Кобольда? — задала очередной вопрос доктор Нага.

Но Фебрис не успела ответить, так как Кобольд появился из кабинета. Он нес старинную книгу, заложив ее пальцем, в одной руке и карту черной виверны в другой.

— Я очень плодотворно поработал в Интернете, — объявил он. — Есть веб-сайт Гильдии Мастеров, где я имел честь увидеть себя в списке тех, кого разыскивают. А ссылка на сборник запрещенных заклинаний оказалась бесценной экономией времени.

Действительно, Кобольду удалось отыскать способ увеличить силу карты с помощью одного из запретных заклинаний. Теперь ему больше не нужна виверна Гидеона для того, чтобы отомстить. Он мог просто воплотить заклинание в реальную форму и послать ее на поиски сводного брата. Но сначала надо на ком-то его испытать. Его взгляд задумчиво заскользил по лицам пленников, сидящих на диване.

Расхаживая по комнате и размышляя, Кобольд оказался в опасной близости от того места, где сидела Микко, держа на коленях Фрэнки. Колдун проходил мимо старого белого кота, когда тот вдруг больно укусил его.

С громким проклятьем (от которого Теодора сгорела бы со стыда, не будь оно сказано на старинном французском) Кобольд прошипел несколько странных слов и начертил в воздухе знак. Фрэнки пулей выскочил из рук Микко и облетел вокруг комнаты, вращаясь и кувыркаясь, словно его подхватил торнадо. Кот внезапно оказался на потолке, где и остался накрепко приклеенным, как муха на липкой бумаге, тщетно пытаясь оторваться и жалобно мяукая.

Теодора разозлилась. Прежде чем Микко смогла ее остановить, она вскочила с дивана, набросилась на мистера Лэмбтона и стала щипать и пинать его изо всех сил, извергая поток брани на современном английском. Хорошо, что отец ее не слышал. Но наконец у нее закончился запас ругательств.

— Это просто бедный старый кот, — сказала она, тяжело дыша. — Что он вам сделал?

Едва вылетели эти слова, Додо охватило странное ощущение: как будто невидимая холодная рука проникла в голову и начала рыться в ее мозгу. Воспоминания вращались, быстро сменяя друг друга: прошлые праздники, дни на пляже, вот мама учит ее кататься на двухколесном велосипеде, падение с дерева размышлений, закончившееся переломом ключицы, танец с отцом на свадьбе тети Джейн…

Потом невидимая рука нашла самое страшное воспоминание и так сильно сжала внутри, что Теодора застонала от боли.

Это была последняя минута последнего часа последнего дня. Ее мама, иссохшая, слабая и бледная, лежала на больничной койке в гостиной, а бабушка, тетя Джейн, папа и Теодора собрались вокруг.

Девочка поняла, что ее память не сможет переключиться на другое, как обычно. Она останется настроенной на это воспоминание, как приемник на волну, пока невидимая рука безжалостно сжимает ее разум.

Когда Додо уже начала впадать в панику, все резко оборвалось. Едва боль отступила, она увидела, что мистер Лэмбтон — Кобольд смотрит на нее с посеревшим лицом и капли пота выступили у него на лбу. Внедрение в ее память, должно быть, потребовало невероятных усилий.

Однако колдун лишь остановился, чтобы собраться с силами. Пытка тут же возобновилась и стала вдвое сильнее. Теперь воспоминания были не в голове, а кружили вокруг нее, как виртуальная реальность. Она все еще различала доктора Нага, Микко и отца, но их фигуры расплывались, как дешевая голограмма. Они постепенно таяли, уходили, а образы в памяти — мама, бабушка, тетя Джейн и отец — такие, как четыре года назад, — становились все более четкими и живыми.

Теодора ощутила, как слезы подступили к глазам, но заплакать почему-то не могла. Кто-то взял ее руку и сжал, и она поняла, что это демон пришел ей на помощь.

— Прекрати, — зашипела Фебрис.

Тогда колдун прошептал что-то на непонятном языке, а демон начал задыхаться и стонать, но упрямо держал ребенка за руку. Фигуры на диване становились все призрачнее, а образы из памяти — темнее, реальнее. Теодора почувствовала, что, если люди на диване исчезнут совсем, она может и не вернуть их — или не вернуться к ним. Додо не была уверена, оставалась ли она сама реальной, все еще здесь и сейчас.

Вдруг новый голос прорезался сквозь дурман, спокойно произнося прохладные серебряные слова. Достигнув ушей девочки, они разорвали темные чары. Сцена смерти ее матери упала длинными завитками, как полоски старых обоев, сдираемых со стен. Под всем этим оказалась настоящая комната с отцом, доктором Нага и Микко на диване, теплыми и реальными.

Рядом с Теодорой стоял незнакомый человек с кудрявыми русыми волосами и добрыми серыми глазами. Она решила бы, что он моложе ее отца, может быть, ровесник его студентов последнего курса. Если бы не глаза… В них светилась мудрость очень старого человека.

Хоть он и был в спортивной рубашке с вышитой надписью на спине «УОРСЕСТЕРСКИЕ ВОЛШЕБНИКИ», Додо сразу же поняла, что это один из тех, кто оставил записку в тайной комнате.

Все это мгновенно промелькнуло в голове. Этого времени Гидеону хватило, чтобы броситься к Кобольду и схватить карту виверны. Они вцепились в нее, каждый молча тянул ее к себе. Их руки дрожали, как будто держали оголенный электрический провод. Глядя на них, Теодора знала, что они не смогут порвать карту. Та была сильнее, чем каждый из волшебников и по отдельности, и вместе.

Глава 20

Где Уикка?