Мечи Ямато, стр. 55

— У нас будет ребенок.

Пока Артем переваривал услышанное, Омицу со свойственной ей прямолинейностью заявила:

— Пока ты здесь, в долине, я хочу быть с тобой. Пусть твоя самурайская кукла поживет одна, здесь не ее права. Пусть вообще радуется, что находится среди яма-буси и все еще жива. Если хочешь быть со своей самурайской куклой — иди к ней, но больше не смей ко мне даже подходить. Говори сейчас же, ты идешь сейчас со мной в пещеру, где мы зачали нашего ребенка, или идешь к ней в пещеру?

От такого натиска Артем малость подрастерялся. Конечно, не тот человек Омицу, чтобы дипломатничать. Что у Омицу было на сердце, то она и выкладывала. Только слишком внезапно все произошло. К тому же она без всякого разгона приперла его к стенке ультиматумом. Или-или. А главным было сообщение, громом с неба гремящее для каждого холостого мужчины: «Ты скоро станешь отцом»... «Ну, еще не скоро, — сразу же поправил себя Артем. — Месяцев через семь».

Он не мог понять, рад ли он... Скорее, как говорится, испытывал смешанные чувства. Видимо, от полнейшей растерянности Артем задал типичный мужской вопрос:

— А ты уверена, что у нас будет ребенок?

— Уверена, — с какой-то прямо военной четкостью ответила Омицу.

Еще не хватало спросить: «А ты уверена, что он от меня?» Чтоб уж весь стандартный набор вывалить.

— К кому ты идешь? — поторопила с ответом Омицу. — Ко мне или к самурайской кукле?

«Омицу у нас девушка прямодушная. Так будем ей соответствовать. Ответим как есть». И Артем сказал:

— С Ацухимэ я не смогу быть в любом случае...

И Артем рассказал из-за чего.

Какова же была радость Омицу, когда она узнала, что Ацухимэ решила отдать всю себя служению государству, а не мужчине. Омицу бросилась на шею Артему, прижалась к нему всем телом, запустила руки под кимоно...

Он же мужчина, черт возьми! Тем более мужчина, которую уже неделю обходившийся без женщины. Тем более Омицу ему нравилась... И это ее неопытность в делах любовных дополнительно манила вкупе с горячим желанием учиться, учиться и еще раз учиться искусству любви. Тем более... «А уж не оправдываюсь ли я перед не-пойми-кем и не-пойми-за-что?» — вот на какой мысли поймал себя Артем.

А Омицу уже тянула его за руку.

— Ну пошли же скорее в пещеру. Помнишь, ты обещал меня многому научить...

Вот так в средневековой Японии он стал практически женатым человеком. Все приметы были налицо: совместное проживание (в отдельной маленькой пещерке), совместное ведение хозяйства, ну и, конечно, исполнение супружеских обязанностей. А вдобавок оба невенчанных, незарегистрированных супруга ждали ребенка и хранили друг другу верность, что делало их брак просто-таки образцовым.

Что же касается исполнения супружеских обязанностей, то исполнялись они Омицу и Артемом часто и охотно — просто, черт возьми, как в медовый месяц! Омицу открывала для себя с помощью Артема новый увлекательный мир, где нехитрые телодвижения подчинены не только идее деторождения, но и идее одаривания друг друга разными гранями наслаждения. Артему же было с Омицу очень хорошо, комфортно. Может быть, не было между ними чего-то... большего. Ну а разве простой комфорт — такая распространенная вещь, чтобы не радоваться ей и не ценить ее? А за этим самым «большим» можно всю жизнь проходить, проискать, да так и не обрести его...

Что же касается Ацухимэ, то она ни о чем Артема не спрашивала, не подшучивала, словом, не замечала изменившегося статуса ее дорожного спутника и соратника по борьбе. Будто это не имеет ровно никакого значения для нее. А может, так и есть?

Артем же, когда видел Ацухимэ, отчего-то всегда чувствовал неловкость и никак не мог ее побороть. И еще чувство вины шевелилось где-то на самом донце души. Спрашивается: ну почему, откуда? Чем он виноват? Она сама сказала, что мужчина может быть ей лишь другом. Так другом ей Артем остается. «Опять ты оправдываешься!» — вновь ловил себя Артем все на той же мысли.

Что же касается Омицу... Она, оказывается, внимательно следила за Ацухимэ, не выпускала ее из поля зрения. Это явствовало из наблюдений, которыми она делилась с Артемом:

— Ты знаешь, она даже здесь одевается, как самурайская женщина. Надевает на себя все, что положено. Ничего не забывает: обматывает бедра полосой ткани, потом надевает узкий халат, поверх него цветочный халат, потом кимоно и куртку и завязывает на спине семь поясов в «бабочку, севшую отдохнуть». В этом же здесь неудобно! А на ногах у нее гэта. Я ей предлагала цурануки [63], я предлагала ей наши штаны и куртку. Но она ответила «нет» и отвернулась с презрением. Она — глупая, Ямамото! А почему она тебя называет Алтём?

Самое любопытное, что Артем вдруг понял — он не хочет, чтобы Омицу тоже называла его Алтёмом.

— Это неважно, скушные глупости, — он решил заболтать вопрос Омицу. — А ты мне лучше скажи, откуда знаешь подробности одевания Ацухимэ? Подглядывала?

— Да, — просто ответила Омицу. — Подсмотрела за ней, когда вечером она одевалась после купания. А кожа у нее хорошая, чистенькая, ухоженная...

Артем понял, что надо уводить разговор и с этой скользкой темы. Иначе станет Омицу рисовать картину одевания Ацухимэ дальше, уснащать ее подробностями, слишком живо встанет эта картина перед глазами и куда сие заведет — неизвестно...

Словом, так и жили. Артем думал иногда: «Хорошо, что с утра до ночи занят, как сволочь. Тренировки, подготовка, представления. В общем, некогда отвлекаться на любовные треугольники. Будь времени больше, а усталости меньше — можно было бы попасть с этим женским полом в нехилый переплет. Вроде героя какого-нибудь „Осеннего марафона“. А мне это надо?»

Глава двадцать восьмая

ДЫХАНИЕ ПУСТОТЫ

— Я ради тебя поднялась так рано. — Этим ранним-ранним утром она встретила его такими до одури приятными словами. — Остаются считанные дни. Я думаю, мы должны с тобой заниматься больше. Может быть, тебе следует оставить все другое и заниматься только иайдзюцу.

— Все оставить не получится, — сказал Артем. — Но что получится — оставлю.

— Давай заниматься прямо сейчас. Возьми. — Она протянула ему меч, который держала в руках.

Артем принял от нее «Свет восемнадцати лун».

— Прямо здесь?

— Нет, пойдем в лес, Алтём. Здесь я не могу...

Артем и Ацухимэ выбрались из долины и направились привычным маршрутом в лес. В лесу полян хватало. Сегодня, как обычно, они выбрали покрытый ромашками лужок. (Артем не уставал удивляться, что и в Японии, оказывается, растут ромашки.) Здесь они и занимались иайдзюцу, то есть искусством убивать, только достав меч из ножен.

Ацухимэ сказала, что победить Нобунага так, чтобы эту победу признали, можно, только сражаясь мечом и сражаясь по правилам Бусидо. Но беда в том, что с мечом Нобунага не расстается с детства и владеет им великолепно. Одолеть его в поединке у Артема нет никаких шансов, даже если тренироваться полтора месяца сутки напролет. Это никак не перевесит тех долгих лет жизни, в течение которых даймё не расставался с мечом, провел множество поединков и вышел из них живым.

«Твое спасение — это иайдзюцу, — сказала Ацухимэ. — Ты можешь одолеть его только первым ударом, неразделимо сливающимся с выхватыванием меча из ножен. Если он не успеет на него ответить — он проиграет. Если ответит и ваш поединок продлится дольше одного удара — ты проиграешь. Все очень просто. Мне лишь осталось сделать из тебя за короткий срок мастера иайдзюцу».

Артем тогда полностью признал правоту ее слов, и вот уже считай полтора месяца, как Ацухимэ делала из него мастера иайдзюцу.

«Самое важно в иайдзюцу, от чего зависит победа или проигрыш в схватке, — это внутреннее состояние воина в момент выхватывания меча», — говорила ему Ацухимэ.