Мечи Ямато, стр. 21

Сибо знал ответ. Оказалось, труп обнаружил старый знакомый Артема Наканэ. Он проходил мимо фехтовального зала, в приоткрытую дверь увидел свет фонаря, из свойственного ему любопытства заглянул внутрь и разглядел распростертого на полу сэнсэя, из спины которого торчала рукоять кинжала. Ах вот как... У Артема сразу же появился новый вопрос: «А почему сам Наканэ бродил ночью по дому, аки тень Мертвого Императора?» Вот на этот вопрос Сибо ответа не знал. А знал его, разумеется, только сам Наканэ. Бежать искать его и будить, если спит? Да нет, тема того не стоит. Ну, услышишь от самурайчика, что он вставал по нужде, или признается, что ходил к этой самой Кабуке... Кабуко... ну, в общем, к своей подружке, о которой Ацухимэ говорила.

Артем с тоскливой безнадежностью понял: он не знает, что делать. Но что-то делать надо было. А может... сорваться с низкого старта, броситься наутек — и пусть догоняют? Какие-то шансы есть...

Все самураи, стерегущие Артема, смирнехонько разместились по углам фехтовального зала, освещенного фонарями-укидару. Гимнаст сидел на корточках, прислонившись к стене. Рядом с ним на коленях сидела Ацухимэ. Ее одолевала утренняя дремота, то и дело ее голова начинала клониться, она вздрагивала и героическими усилиями воли распахивала глаза.

Уже разгорался рассвет — Артем только что вернулся с улицы (понятно, что его сопровождали самураи в полном составе и с их присутствием примиряло только присутствие Ацухимэ). На улице он тоже пытался обнаружить зацепки, сам не очень представляя, что это может быть. Например, извилистая цепочка следов на сырой земле с капелькой крови в каждом отпечатке, и цепочка та приведет в комнату преступника... Или вдруг удалось бы найти случайно оброненный дневник самурая, где все преступление чистосердечно описано с момента его обдумывания.

«Шути, шути, — пробурчал внутренний голос. — Дошутишься до плахи с топором или до бамбукового кола. На всякий случай я бы на твоем месте поинтересовался, как в здешних пенделях казнят преступников. Может быть, и нет ничего страшного. Чирк по горлу — и ты на небесах. Кр-расота!»

Хорошо хоть эти преимущественно детско-юношеские самураи не донимали глупыми расспросами типа: «Как продвигается расследование, скоро ли пойдем на задержание?»

Твою мать, короче!!! Артем на совесть (так во всяком случае ему самому представлялось) отработал следы преступления. И ничего не выходит!!!

Честно говоря, приступая к расследованию, Артем был преисполнен оптимизма. Почему-то ему казалось, что он сможет выйти на след убийцы и если не выявит его в течение ночи, то сумеет убедительно доказать хотя бы свою непричастность. Однако ни того ни другого...

— Ты узнал, кто убил сэнсэя? — разлепив глаза и подавляя зевоту, спросила Ацухимэ, и в голосе ее было столько надежды, что у Артема сдавило горло.

— Я на пути к этому. Я много узнал этой ночью.

Ну, не мог! Не мог он сказать ей правду: «Ты знаешь, свет моих очей, признаюсь тебе как на духу: перспективы у следствия самые унылые. Никаких зацепок, никаких ниточек, ухватившись за которые можно было бы размотать клубок. Ни-чего. „Глухарь“ вырисовывается, одним словом».

Артем закрыл глаза. Неужели он полный ноль как сыщик? Столько прочитано и просмотрено. Надо думать дальше, напряженно думать...

Он поймал себя на том, что уже пошел в своих размышлениях по второму кругу: пальчики, невозможность их откатать и далее по списку.

Но ведь где-то должна быть подсказка...

Скоро утро, снова все соберутся, убийца не найден.

— Джек Лондон!!! — вскочил Артем. — Ну конечно! Это оно...

На него смотрели, как на сумасшедшего.

— Священный предмет, — бормотал Артем себе под нос, наматывая круги по фехтовальному залу. — Какой же, какой? «Свет восемнадцати лун». Что может быть более подходящим!

«Ведь они в сущности такие же дикари, как и эскимосы из рассказов Джека Лондона, — это он уже произносил не вслух, а про себя. — Они верят в колдовство, их мир населяют духи, которых они зовут ками. Должно получиться. Только надо все как следует продумать, чтоб без ошибки...

Артем бросился к Ацухимэ, опустился с нею рядом на пол, схватил ее за руку, горячо зашептал, наклонившись к самому ее уху:

— Я найду вам убийцу. От тебя, Ацухимэ, потребуется немногое, вернее, одно лишь потребуется. Ты должна помочь убедить самураев, что до меча мастера Мацудайра, известного как «Свет восемнадцати лун», может дотронуться не только сам мастер...

Глава двенадцатая

«СВЕТ ВОСЕМНАДЦАТИ ЛУН»

(Продолжение)

Собрать в одном месте всех обитателей «гасиенды дона Мацудайра» оказалось невероятно сложным делом. Собственно, Артем отлично представлял себе, что затея однозначно обречена на провал, исходи предложение от него. Оно должно было непременно исходить от какого-то авторитетного лица. Но где его взять и как заручиться его поддержкой?

Ацухимэ таковым лицом быть не могла, потому что была женщиной. Ха, женщина и гайдзин! Трудно вообразить себе что-либо менее авторитетное в японских глазах. Чтобы там эти двое ни наплели, какими бы убедительными ни были их аргументы, кто станет их слушать! Но зато Ацухимэ могла стать гайдзину добрым советчиком. Например, могла подсказать, с кем говорить и как вести разговор. Поэтому Артем поделился с ней замыслом.

Сначала сестра Хидейоши вполне ожидаемо ему не верила — до тех пор, пока он не показал ей татуировку. Увидев дракона на плече, она сперва испуганно отшатнулась, потом на смену испугу пришло изумление, потом крепко призадумалась.

— Тебя не станут слушать, — наконец сказала она, задумчиво теребя прядь волос. — Они скажут — пусть приедет даймё Нобунага, он нас рассудит.

Они с Ацухимэ разговаривали во внутреннем дворике у пруда. В пруду над камнями и корягами плавали карпы и еще какие-то рыбы с золотыми плавниками. А самураи топтались неподалеку — на галерее, оттуда и наблюдали за гайдзином.

— Тогда надо напомнить им, что мастер Мацудайра терпеть не мог Нобунага и не хотел видеть даймё в селении Касивадзаки, — напористо произнес Артем. — Тому, кто будет яростно против, можно сказать: «А не ты ли и убил мастера, раз противишься выявлению истинного убийцы»!

— Верно, Алтём. — Ацухимэ решительно поднялась с камней, которыми был выложен берег пруда. — Я схожу к Хара Итиноси и сама поговорю с ним...

«Ага, все-таки Итиноси, — подумал гимнаст. — Видимо, по сложившейся у них иерархии именно он теперь как бы главный. Временно или постоянно. Занял свято место. Типа, как место президента во всяких там развитых странах автоматически занимает вице-президент... Вот вам, кстати, еще один повод для убийства мастера Мацудайра...»

Хара Итиноси и Ацухимэ вернулись вместе, оживленно разговаривая на ходу. Они остановились, пяти шагов не дойдя до Артема, возле украшенных разноцветными лентами, врытых в землю двух лакированных столбиков.

— Если гайдзин все же обманет нас, я покрою себя позором. Ты подумала об этом? — донеслось до Артема. Это говорил Хара Итиноси.

— Не иди от себя, от своих страхов! Подумай, как бы поступил сейчас сэнсэй, и поступи так же! — громко и отчетливо произнесла Ацухимэ, потом низко поклонилась и отошла в сторону.

«Однако эта женщина все же имеет здесь авторитет, заслужила, к ней прислушиваются даже после смерти мастера». Артем не мог ничего утверждать, слишком мало еще покрутился в здешних сферах общества, но все же было у него стойкое подозрение, что такое положение женщины отнюдь не обычное дело в стране самураев, а скорее редкое и приятное для Артема исключение.

Озадаченный словами женщины, Хара Итиноси какое-то время сосредоточенно размышлял, расхаживая между столбиками с лентами и грудой мшистых камней. Потом самурай, видимо, приняв какое-то решение, быстрым шагом направился к Артему.