Мечи Ямато, стр. 17

— Ацухимэ, сестра Кумазава Хидейоши, — сказал Накамэ и заговорщицки подмигнул. — Хорошо подумай, прежде чем сходиться с ней близко. Дружба с ней опозорит тебя в глазах других самураев. У нас ее не любят...

На это Артем ничего не стал говорить. Потому что незачем было говорить...

А потом был обед в общей трапезной. Все самураи, наставники и ученики Мацудайра-рю, сидели за общим длинным столом. Еду подавали женщины. Сегодня на ужин были жареные бобы, китайская лапша и зеленый чай. Артем с удовольствием навернул бы сейчас чего-нибудь посущественнее, бифштексик бы какой-нибудь зарубал, но... может, так будет к лучшему. Наедаться на ночь не рекомендуют все без исключения доктора. Да и вдобавок на стене этой комнаты красуется какэмоно с подходящим к случаю изречением: «Питайся правильно и умеренно».

Артем ловил на себе любопытные взгляды. Конечно, известие о том, что в школе появился гайдзин, уже облетело всех наставников и учеников. А сейчас гаидзина все увидели воочию. Гимнаст же от нечего делать пересчитал сидящих за столом — сорок два человека, не считая самого гимнаста.

Артем не пытался разглядеть, кроется еще что-нибудь во взглядах кроме любопытства. Например, ненависть. Но во всяком случае, являясь объектом всеобщего внимания, Артем чувствовал себя неуютно. Да хоть бы его тут люто возненавидели, ну и что! Мастер сказал, что здесь под его защитой Артему ничего не грозит. А в своей школе мастер — царь и бог. Так почему ж не верить мастеру!

После вечерней трапезы Мацудайра жестом подозвал Артема, вышел с ним на веранду.

— Что ты решил? — спросил мастер.

— Я решил принять твое предложение, Мацудайра-сан. — Артем счел уместным вежливо поклониться.

«В конце концов, — подумал гимнаст, — я всегда смогу уйти, когда надоест. Мне собраться — только короб на плечи».

— Я рад, — сказал мастер. — Я надеюсь, твое присутствие пойдет на пользу Мацудайра-рю... Видишь этот холм? — Мастер вытянул руку в сторону довольно высокого взгорья, покрытого весенней зеленью. — С него в ясный день ты можешь увидеть вершину Фудзи. Она видна, но путь до нее долог. Так же долог путь к вершинам кэмпо. А знаешь, Ямамото, какая высшая цель кэмпо и, думаю, всех воинских искусств? Вот она — меч не нужен вовсе. Когда ты придешь к пониманию этой истины и научишься выходить из любого положения, не обнажая меча, тогда ты можешь сказать о себе: «Я стал кэнси, великим мастером меча».

— Заниматься с мечом дни напролет, чтобы отказаться от меча? Нет ли в этом противоречия? Не разумнее ли сразу обучаться выходить из любого положения, не обнажая меча? — Артем сейчас не играл и не притворялся. Он действительно не понимал логики мастера. И действительно хотел ее понять.

— Потому что сила не снаружи, а внутри тебя. Постоянные, усердные занятия с мечом направлены именно на выковывание духа. А чем сильнее дух, тем чаще отдыхает меч. Но путь к совершенству долог, — еще раз повторил мастер. — Начни его с того, что пойди и хорошо выспись. У тебя глаза слипаются, Ямамото. Сейчас Наканэ отведет тебя в твою комнату. У нас еще будет время поговорить о кэмпо, о твоей стране, обо всем...

Наканэ отвел Ямамото-Артема в его комнату. Хотя, наверное, ее следовало именовать кельей — два с половиной шага в длину, шаг в ширину. Из мебели — только тюфяк на полу. «А нужно ли человеку больше?» — философски подошел к вопросу Артем, падая на этот тюфяк. Вся усталость последних дней разом навалилась на него, когда он увидел перед собой постель, и не было никаких причин откладывать сон. И — словно некие невидимые подпорки вышибли. Проваливаясь в туман, Артем подумал, что завтра он увидит Ацухимэ. И от этого сразу стало хорошо на сердце и на душе.

С тем Артем и заснул.

Но проспать до утра ему было не суждено.

Глава десятая

НОЧЬ В БАГРОВЫХ ТОНАХ

Решетчатая бумажная дверь чуть не разлетелась на составные части. От этого грохота Артем ошалело вскинулся на тюфяке, вскочил на ноги и, еще ничего ровным счетом не понимая, инстинктивно отпрянул к дальней стене комнаты. В комнате мигом стало тесно от людей. Кто-то из них поднял над головой фонарь, и его слабый колеблющийся свет показал перекошенные от ненависти самурайские лица.

— Не успел удрать! — радостно закричал кто-то.

— Думал, не догадаемся!

Набившиеся в келью самураи были растрепанны и злы. Их ладони нетерпеливо сжимали и гладили рукояти мечей.

— Только сейчас не вздумайте убивать!

— Вытаскивайте его! — закричали из коридора. Артема ухватили за кимоно, рванули. Артем на кого-то налетел, тут же последовал толчок в спину, от которого гимнаст чуть не сшиб стоящего перед ним человека.

Самураи даже не подумали, что в этой тесноте они крайне уязвимы. Артем без труда мог выхватить у кого-нибудь из-за пояса вакидзаси. И пока они сообразили бы, что происходит, пока сами выхватывали бы оружие, многие из них, подкованных, блин, в фехтовании бойцов, получили бы в бортах пробоины от скромного акробата. В этой теснотище их численное превосходство мигом бы обернулось большим, жирным минусом. Они стали бы мешать друг другу, как пассажиры в трамвае. Тем более многие наверняка по привычке схватились бы за катану. А тут катаной не размахнешься, а коли все же размахнешься — своих же посечешь. К тому же Артем мог выбить из рук и потушить фонарь, в полной темноте его шансы на спасение получили бы еще одну существенную добавку.

Черт... Соблазнительно. Артем чувствовал, что он в шаге от роковой черты, за которой уже не будет иного выхода, кроме как биться насмерть. Что там мастер говорил — умение побеждать без оружия есть высшее мастерство в кэмпо? Можно ли сейчас обойтись без оружия? А кстати, где же ты, сам мастер, чего не летишь на выручку?

Артем все же удержал себя от рокового шага. Может быть, незнание помогло — он не понимал, в чем причина ночного переполоха и насколько она серьезна. Может быть, не все так ужасно, как выглядит. По странной прихоти ума он вдруг вспомнил прошлую жизнь, телерепортажи из жизни мусульман. Когда они хоронили кого-то, скажем, убитого израильской ракетой или разведкой, то похороны оборачивались грандиозной демонстрацией ненависти. Улицы были полны народу, все грозно орали что-то, размахивали оружием, сидели друг у друга на головах, палили из автоматов, все лица были перекошены самым немыслим и злобным образом. Казалось, ну, все — назавтра мир содрогнется. А назавтра — ничего. Устаканивается, обычная жизнь, будто вчера ничего и не было. Выпустили пар и едем дальше... Хотя японцы, конечно, иного темперамента люди.

Наконец его вытолкали в коридор. Ему не дали надеть ни штаны-хакама, ни куртку-косодэ, ни таби, он был в одном кимоно и босиком.

А коридор был забит людьми. Их тут было до дури, до чертиков, даже лень пересчитывать. Наверное, все обитатели школы сбежались. «Что это значит? Нобунага у ворот? Но чего тогда стоит слово мастера, который обещал защиту? Или слово, данное гайдзину, можно нарушить без ущерба собственной чести?» Гимнаст ничего не понимал... Кроме одной очевидной вещи — сейчас уже не убежишь, с этим он явно и фатально опоздал.

— Наканэ! — увидел Артем знакомое лицо.

— Убийца! — заорал молодой самурай. — Ты даже не достоин смерти от меча!

Но зачем-то (видимо, уже не контролируя свои эмоции) он попытался вытащить катану. Ему не дали этого сделать стоящие рядом самураи.

— Мы убьем его позже! Убьем не мечом.

— Ведите его!

— Ведите!

Его схватили за руки, больно сжав запястья, и повели... лучше сказать, быстро потащили по коридору. Потом — по галерее. Знакомый маршрут. Так и есть. Фехтовальный зал.

Кто-то из самураев ходил по залу со свечой и зажигал от нее фонари, висящие по стенам на крюках. Света уже вполне хватало, чтобы увидеть в центре зала лежащего на соломенных матах человека.