Дом, который сумаcшедший, стр. 35
Вдруг через микрофон экстренного вызова техника в кабину начало просачиваться белое дымное облачко. Лифт остановился. Облачко колыхнулось и материализовалось в маленького горбатого братца в широкополосом не по рангу фраке без пуговиц на фраке и в однозубой короне на огромном лысом месте короны.
— Голос узнаешь? — спросил меня материализовавшийся братец голосом братца Белого Полковника.
— Так точно! — бодро рявкнул я, отступив к стене кабины.
— Направляешься в гости к братцу Принцессе, так, братец Пилат III?
— Так точно!
— Выполнять спецзадание с микромагнитофоном?
— Так точно!
— Отлично.
— Служу Нашему вашему Дому!
— Что-что? Какому это «вашему»?
— Шутка для поднятия боевого настроения! — отрапортовал я.
— Ну-ну. Смотри у меня, шутник… Ну? Так точно!
— Что «так точно»?
— Все так точно! Молчать! Так точно!
— Служить! Так точно! Трепещи! Так точно!
Я было попытался трепетать: сначала от ужаса, потом — от восторга, но у меня не трепеталось, только чуть-чуть подрагивала корона, которая была на моей голове, которая была на мне. Придвинувшись вплотную, однозубый братец ухватился руками за лацканы моего фрака и стал помогать мне трепетать. Наконец я затрепетал, но так и не понял, от чего именно.
— О чем ты беседовал с братцем Цезарем X?
Ровно одну маленькую секундочку я размышлял, о чем я беседовал с братцем Цезарем X, а о чем не беседовал. Потом бодро выпалил:
— Он вручил мне медаль и орден.
— Орден с микромагнитофоном?
— Так точно!
— А какое он поручил тебе задание?
— Поручил, так точно!
— Идиот! — затрепетал меня однозубый братец, так как сам я почему-то трепетать уже вновь перестал. — Какое?
— Записать бред братца Принцессы на микропленку, и эту микропленку завтра отдать ему.
— Ага! Так я и знал! Перед тем, как пойти к братцу Цезарю X, заскочи ко мне, мы внесем в эти записи некоторые коррективы.
— Ага! Так я и знал! Внесем! — вдруг передразнил братца Белого Полковника братец Пилат III, которым был я.
Братец в однозубой короне затрепетал меня снова, на этот раз с удесятеренной силой. Оттрепетав, спросил:
— Ты что, трезв? Трезв на спецслужбе?
— Так точно: никак нет! Но только братец Цезарь X искупал меня в своей персональной автомобильной ванне. А я весь вечер напряженно готовился к спецзаданию в забегаловке братца Великана. Я так думаю, братец Цезарь X хотел сорвать спецзадание.
— Ага! Враги, всюду враги, только враги, только предатели! Вот теб«пакетик с пыльцой, ну-ка, быстро приходи в норм.
Я разорвал пакетик, высыпал пыльцу на ладонь и вдохнул в нос аромат. Нудный скрип Железного Бастиона заменился радостной вечной песней…
Братец в однозубой короне выпустил лацканы моего изрядно помятого фрака и спросил:
— Теперь скажи мне, что еще поручил тебе братец Цезарь X?
— Ничего, братец Э-э!
— Ничего? А разве братец Цезарь X не поручал тебе выстрелить из револьвера в левую половину головы Самого Братца Президента?
— Так точно!
— Что же ты мне об этом не докладываешь?
— Не смею не помнить о конспирации, братец Э-э.
— Не понял…
— Всюду слушают нас вражеские уши, всюду глядят за нами вражеские глаза. Собирался доложить о спецзадании братца Цезаря X в совершенно секретной обстановке твоего, братца Э-э, бронированного кабинета.
— Хвалю за бдительность! — Однозубый братец повесил на грудь моего фрака рядом с медалью «За службу» медаль «За бдительность».
— Служу Нашему Дому! — рявкнул я.
— Да, хвалю, но, видишь ли, эту активную акцию мы готовим поочередно, когда поочередно находимся в оппозиции. Так что между своими тут большой тайны нет… Когда будешь стрелять?
— Никак нет! Никогда! Я не могу стрелять в Самого Братца Президента! Упаси меня Сам Братец Президент!
— Так ты же согласился.
— Держал пальцы крестиком.
— Идиот! Срываешь нам все это тонко продуманное дело! Думать нужно, сразу видно, что бьц трезв! Крестик отменяю. Спецзадание: когда будешь стрелять в голову Самого Братца Президента, промажь мимо левой половины и попади точно в правую. Понял?
— Так точно!
— А чтобы ты основательно понял, почему необходимо стрелять исключительно в правую половину, сейчас я тебе открою самую-самую-самую страшную и самую-самую-самую таинственную тайну Нашего замечательного Дома…
Братец Белый Полковник в однозубой личине пролез в тело братца Пилата III и горячо зашептал:
— Как ты считаешь, братец Пилат III, каког цвета у меня лицо?
— Черного!
— Ага! Видишь, как мы их всех запутали! Но ведь ты, по моим агентурным данным, братец не дурак, подумай как следует и скажи: как же мы могли бы такое допустить, чтобы наши враги знали, какой цвет у нас белый, а какой черный? Ты полагаешь, что могли бы? Да ты соображаешь, что ты полагаешь?! Нет, это только так считается, что белый цвет у нас — белый, а черный цвет у нас -черный. На самом же деле… На самом же деле… белый цвет у нас — черный, а черный цвет у нас — белый. Так что братец Белый Полковник у нас на самом деле не братец Белый Полковник, а братец Черный Полковник, понял? И это у нас только так считается, что Низ — это у нас Низ, а Верх — это у нас Верх, на самом деле Низ — это у нас Верх, а Верх — это у нас Низ! Когда ты выстрелишь в якобы правую, якобы черную, половину головы Самого Братца Президента, дай ему Сам Братец Президент здоровья, ты на самом деле выстрелишь в левую, белую. И с этого самого мгновения в Нашем Доме уже никогда не будет ничего левого, ничего белого, даже серых полуистинных оттеночков не останется, все-все-все будет истинно черным правым. Ясно?
Я что-то бодро рявкнул в ответ, но сам так и не понял, что именно. А братец Белый — или Черный? — Полковник в однозубой личине, выбравшись из меня наружу, торжественно провозгласил:
— В случае успешного выполнения спецзадания мы поможем тебе подняться очень и очень высоко, назначим на синекуру Самого Братца Президента!
— Служу Нашему Дому… — нестройно рявкнул я и не успел задать братцу Белому Полковнику ни одного вопроса, касающегося назначения меня на синекуру Самого Братца Президента, поскольку братец Белый Полковник сбросил однозубую личину, превратился в дымное белое облачко и дематериализовался в микрофон спецвызова техника.
Лифт медленно пополз вверх. От представления себя самого Самим Братцем Президентом у меня сильнейшим образом закружилась корона. От этого коронокружения я пнул ногой валявшуюся на полу личину, и она дематериализовалась быстрее обычного.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Братец Принцесса лежала на кровати и задумчиво рассматривала полосатый потолок. Я нажал микрокнопки на микромагнитофонах. А он сказала:
— Сядь рядом.
Я подошел к кровати и сел на кровать. И словно бы только теперь по-настоящему увидел его красоту: красоту его черного — или белого? — лица, красоту белой — или черной? — родинки над верхней красиво изогнутой губой, красоту вдруг расцветшей улыбки, сразу же отразившейся в глубоких серых — или синих? — глазах, красоту образовавшейся от этой улыбки маленькой ямочки на левой — или правой? — щеке…
Я поцеловал братца Принцессу в губы — и будто бы вышел за Железный Бастион, один, без охранников, без скафандра, а выйдя, превратился в птицу и полетел… А когда это немного прошло, потом, часа через два, когда его голова без короны покоилась на моем обнаженном, без фрака, плече, а я будто бы все еще продолжал парить в синеве неба, братец
Принцесса спросила:
— Пилатик, теперь ты не считаешь, что я сумасшедшая?
— Нет. То есть… Знаешь, во мне все окончательно перемешалось, теперь я ничего не могу понимать. Мне вот кажется… но я не трепещу от страха, что кажется. Мне кажется, что ты — совсем не сумасшедшая, и мне нравится, что мне это кажется. Понимаешь, тут или — или. Не может же такого быть, чтобы все были сумасшедшими, а ты — нет. И вот… ты — сумасшедшая, а я тебя все равно люблю… Наверное, потому что сам сумасшедший.