Дом, который сумаcшедший, стр. 11
Он откупорил заветную бутыль и наполнил бокалы.
— Лишний зуб тебе в корону!
— Два зуба в твою! — ответил я и весело пошутил: — А лишних зубьев в коронах не бывает…
Мы посмеялись удачной шутке, чокнулись и выпили. Я вдруг впал в щедрость, которая так и лезла из меня наружу, и достал из сейфа две груши.
— Ого! — поразился моей щедрости братец Малюта Скуратов XXXII. А когда поражение несколько прошло, спросил — Монеты тебе сейчас отдать?
— А тебе кажется, что отдавать их не нужно? — весело пошутил я.
Братец Малюта Скуратов XXXII понял и оценил всю опасную тонкость моей шутки и посмеялся. Я тоже посмеялся. А когда мы насмеялись, я пересчитал монеты и убрал мешочки в сейф.
— Кстати, как сегодня котируются пятнадцатизубовики на девятом ярусе — спросил я.
— Один к шестнадцати. Если хочешь, я поменяю.
— Потом, — пошевелил я короной. — давай вернемся к нашему маленькому дельцу. Итак…
— Да, к жучкам лучше не обращаться — обдерут как счастливчика. Конечно, и братцу М придется кое-что дать…
— Сколько?
— Пять… — он выдержал некоторую паузу, которая была торжественной, — шестнадцатизубовиков.
— Но…
— И столько же мне!
— Грабеж!
— У жучков это стоило бы тебе ровно в два и четырнадцать сотых раза дороже.
Я про себя согласился, но торговаться требовали приличия, и я, соблюдая правила хорошего тона хорошим тоном сказал:
— Всего восемь.
— Десять, — не отступал от хорошего тона и братец Малюта Скуратов XXXII.
— Девять.
— Ладно, твоя взяла. Я, так и быть, обойдусь четырьмя. Какое платье тебе нужно?
— Да это не мне нужно, а братцу Моне Лизе. А мне нужно совсем другое, но братец Мона Лиза без платья не очень соглашается. Вечно у него что-нибудь такое на уме, что мешает соглашению. Вот и приходится идти на поводу… А платье сегодня демонстрировалось в витрине магазина «Шик» на высокой беловолосой манекенщице…
— Это и есть братец Мадонна. Давай нам деньги.
Я открыл сейф, достал мешочек и отсчитал две сотни пятнадцатизубовиков. Прибавил к ним из Крохотного незаметного тайного мешочка десять Шестнадцатизубовиков, один из которых, как выигранный в сделке, спрятал себе в потайной карман фрака.
Зазвонил телефон. Это был секретный спец телефон, напрямую связывавший хранилище с персональным кабинетом братца Цицерона П.
Приняв стойку «смирно» шестнадцатой степени, я бодро рявкнул в трубку:
— Чего изволите?
— Изволю тебя, так сказать, поздравить, так сказать, братец, так сказать, Пилат, так сказать, III, — сказал тот. — Подписан, так сказать, приказ о твоем понижении. Завтра ты неумолимо выходишь в ядовитую… — У меня перехватило дыхание. Умеют же работать ударно, полгода в один день, когда есть соответствующее указание! Не пришлось мне даже собирать ни одной справки о собственном характере! Сразу видно, кто приложил к этому делу корону! — Выход в пятнадцать ноль-ноль, а утром тебя примут в, я 6ы сказал, министерстве.
— Весьма признателен, братец Цицерон П.
— Мне тут намекнули конфетадиционально, что в нашем славномм орденоносно-знаменосном министерстве на твою, так сказать, голову возложат, я бы сказал, новую корону…
— Братец Цицерон II! — взвизгнул я от восторга, охватившего мой язык.
— Зуб тебе в корону!
— Три зуба… пять зубьев в твою!
В трубке послышались короткие гудки. Я торжественно посмотрел на братца Малюту Скуратова XXXII, его лицо побелело, особенно шрам, который был на лице.
— Ну? — спросил он.
— Понизили! Назначили на новую синекуру! С выходом в эту самую ядовитую, окружающая среда ее подери!
— Новые знакомые?
— Естестственно
— Везет же некоторым…
— Слава самому Братцу Президенту!
— Слава Кабинету Избранных!
На радостях я залез в карман и выудил оттуда шесть пятнадцатизубовиков. Положил их на край стола.
— По три тебе и братцу Мадонне, но только, чур, чтобы платье было в моем хранилище через полчаса.
Братец Малюга Скуратов XXXII убрал монеты и наполнил наполовину бокалы.
— Твое понижение!
Когда он ушел, я блаженно расслабился на стуле под портретом Самого Братца Президента, где сидеть на стуле мне предписывала инструкция. Мне было так радостно, как не было радостно никогда. Ну и денек, размышлял мой ум в извилинах моих кишок, вот уж действительно… привалит, так привалит, счастье, так счастье, а если привалит счастье, то хоть стой, хоть падай. А все из-за случайной встречи с братцем Принцессой, слава Самому Братцу Президенту! Но тут где-то в самой глубине братца Пилата III внезапно возникло совсем не радостное настроение, заставившее заскрежетать мои зубы, а также Железный Бастион, который, согласно инструкции. должен был петь только песню радости. Затрепетав от ужаса, я ужаснулся. Видимо, давала знать себя зараза, проникшая в меня от братца Принцессы.
Я открыл потайной ящик потайной тумбы моего письменного стола и извлек из него целлофановый пакетик. Надорвал край и высыпал пыльцу наружу. Всю. На свою ладонь. Пустой пакетик положил в коллекцию. Закрыл на секретный код ящик…
Через минуту радостно улыбнулся вновь обретенным радостным мыслям.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
У вернувшегося в хранилище братца Малюты Скуратова XXXII форменный фрак неуставно оттопыривался в груди. Он расстегнул пуговицы, извлек из груди пакет и бросил его на стол.
Я извлек из пакета широкополосое, легкое, тонкое, сногсшибательное платье.
Я упал.
Поднимаясь с пола с зажмуренными глазами и засовывая с зажмуренными глазами платье обратно в пакет, я думал умом о том, что сегодня же вечером братцу Моне Лизе придется очень сильно доказывать, насколько и как он от меня физиологически отличается. За это мое падение и за мою ушибленную коленку, которую я ушиб на ноге, когда упал, как только увидел сногсшибательное платье.
Когда я открыл глаза, увидел братца Малюту Скуратова XXXII лежащим на полу и дрыгающим ногами.
— Ты чего? — спросил я.
— Смешно, не понимаешь, что ли? — ответил он, сильно смеясь.
Мне тоже стало сильно смешно. Я тоже лег на пол и задрыгал ногами, которые росли у меня из тела.
Потом мы стали серьезными, поднялись с пола, и я сказал:
— С тебя причитается за этот смех.
— Само собой, само собой, согласился со сказанным братец Малюта Скуратов XXXII, — тем более что должны же мы отметить с тобой твое понижение с выходом за Железный. Завтра у нас по инструкции пятница… Давай встретимся сразу же после службы.
— У братца Великана?
— Закажем отдельный персональный кабинет, возьмем с собой братцев, несколько от нас физиологически отличающихся, навеселимся по самую корону… Кстати, завтра будет бой между бывшими братцами Иваном Грозным XVIII и Бисмарком VII. Может, зайдем сначала на арену?
— Орденоносная идея. Кого ты с собой возьмешь?
— Братца Мадонну. А ты?
Я загадочно усмехнулся, подумав сразу и о братце Моне Лизе и о братце Принцессе. Взять братца Мону Лизу было не так интересно, как взять братца Принцессу, но братец Мона Лиза была лучше для компании, хотя братец Принцесса была лучше для фурора. Тут мой ум сказал мне: а что, братец Пилат III, давай возьмем и того и другого братцев, это будет и для фурора и для компании… И я поразился своему уму.
— Там будет видно, — ответил я.
— Обсудим твои новые возможности.
Думая о своем уме, я только кивнул. А бра геи Малюта Скуратов XXXII, смеясь на прощания сказал:
— А здорово это ты сморозил шутку насчет лишнего зуба в короне, которого не бывает… Я уже пересказал в участке, они там все теперь только и занимаются, что тебя цитируют. Лишних зубьев не бывает… Сильно сказано!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Дорога на нулевые ярусы была сопряжена с определенными радостными трудностями: скоростной лифт обслуживал только братцев как минимум шестнадцатизубыми коронами, быстроходный лифт предназначался для десяти-пятнадцатизубочников так что до тихоходного лифта, который еле тащился, постепенно сбрасывая скорость, с десятого на первый ярус, я мог добраться только на эскалаторax. А эскалаторы, начиная с пятнадцатого и выше никогда не работали. С первого же на первый нулевой ярус мне предстояло идти через спецпропусиник, где всех следовавших вверх подвергали сверхспецдосмотру, а следовавших вниз дезинфекционной обработке, что было вызвано к жизни продолжавшейся вот уже много лет теплой войной между Нашим Домом и Верхом.