Женщины президента, стр. 41

Валя почти уткнулась носом в зеркальце, чтобы получше разглядеть свое лицо. И неумело поблагодарила небо: макияж почти не пострадал. Сухой снег лишь придал яркости ее румянцу.

— Вы заждались и замерзли? — пробасили рядом. — Но мы не нарочно! Правда, Кляксик?

Валентина поспешно сунула зеркало в сумку. Они стояли рядом, держа друг друга за руку, и улыбались.

Сашка усердно, как китайский болванчик, кивала головой, подтверждая слова отца. И Валя вдруг вспомнила, что второй раз в жизни видит на его лице улыбку. Тарасов не улыбался даже Юльке. Во всяком случае, в офисе. Она смутилась, не решаясь приписать это дивное явление своим чарам и не зная, на чей еще счет это можно отнести.

Тут же подлетела Танька — как все-таки плохо у Вали воспитан единственный ребенок! — и схватила Сашу за другую руку.

— Мы пойдем гулять парами! — заявила дочка. — Я с Сашей, а ты, мама, с дядей Артемом! Но мы впереди!

Она решительно разбила дружный тандем Тарасовых и проворно увлекла явно растерявшуюся от такого бурного натиска Сашу за собой, туда, где дремала среди убеленных снегом берегов, в синеве льда безмятежная река. Она блаженствовала без катеров, речных трамвайчиков, рыболовов и пустых банок из-под пива, взяв себе отпуск до весны.

Саша на ходу беспомощно оглянулась на отца.

— Таня! — попыталась вмешаться и остановить не в меру резвую дочь Валентина.

На рукав дубленки легла осторожно большая рука. Валентина в открытую неожиданно столкнулась с глазами, вечно глядящими в стол, цвета которых она до сих пор так и не рассмотрела. Оказалось — цвета осенней травы…

— Не надо! — сказал Тарасов и снова улыбнулся. — Не мешайте им! Моей барышне очень полезно побегать с ровесницей! Ее слишком завоспитывали мамки, няньки и бабки! Кроме того, нас уже разделили на пары. И, по-моему, без промаха. Дети ошибаются редко!

Он уверенно взял ее за рукав, и они медленно, прогулочным шагом, совсем как в середине июля, пошли по утоптанной дорожке вслед за девчонками, уже весело смеющимися впереди.

— А вы бегаете на лыжах? — спросил он.

— Да… Но не так быстро, — кивнула Валентина. — За вами мне не угнаться!

— За мной и не нужно… — словно обдумывая какое-то внезапно пришедшее ему в голову решение, пробасил шеф. — А чем вы занимаетесь дома? С Таней, как я понимаю, сидит ваша мама?

Валентина вздохнула:

— И мама, и свекровь. И еще жива моя бабушка. Но. ей уже, конечно, очень трудно. Все равно помогает…

А я сибаритствую! Читаю… Хожу по подругам… Иногда в театры… В консерваторию… Я люблю музыку.

Шеф покосился на нее. Больно сжал ее руку:

— Тина…

Она снова вздрогнула от неожиданности. Ее никто никогда так не называл…

— Тина… — повторил он. Ему словно нравилось выговаривать и повторять именно это ее, им самим придуманное имя. — Я хотел вам кое-что предложить…

Сильно запнулся на букве "п"… Волнуется… Валентина старалась не смотреть на него. Пока он не выскажется до конца.

— Это можно рассматривать как лыжную прогулку… Я ведь родился и вырос в Подмосковье… У меня там мама живет. И я в юности выучил наизусть там все уголки и закоулки… А что, если мы с вами сядем в мою машину.., ну, например, первого января?.. Встретим вдвоем Новый год еще раз — под елкой, в лесу на лыжне?.. Потом, когда устанем и замерзнем, можно завернуть в теплый дом… Вечером я вас доставлю в столицу нашей родины… Идет?..

Последнее слово далось ему слишком нелегко. Он надолго замялся перед ним. Крепкие, по-мужицки грубые пальцы — почему он не наденет перчатки? ведь холодно! можно обморозиться! — нервно смяли рукав Валентины. Шеф напряженно ждал ее ответа.

Валя не решилась заглянуть еще раз в его глаза.

Она подумала, что где-то очень глубоко, в самом тайном уголочке его души, живет неуверенный в себе, замученный собственным несовершенством, своими пороками, всегда болезненно напряженный, исстрадавшийся человек, которого никому не видно и не слышно. Вместо него все видят, слышат и знают совсем другого: большого и сильного. И так будет всегда…

— Идет, — сказала она. — Елку в лесу наряжать будем? Давайте расстараемся!

Пальцы на рукаве ослабли.

— Обязательно, — усмехнулся он.

— Игрушки прихватите вы или мне позаботиться?

— «Ты»! — сказал он и резко повернул к себе ее лицо. — Не «вы», а «ты»! Да, игрушки — это моя забота! И подарки тоже!

Какие холодные, просто ледяные у него ладони…

Валю затрясло. Она слишком перемерзла в долгом ожидании.

— Наденьте, пожалуйста, перчатки! Bce'-таки зима!

— Только если ты мне скажешь «ты»! Иначе рискую остаться на всю дальнейшую жизнь без пальцев!

По твоей милости!

— Пожалуйста, надень перчатки… — смущенно пробормотала Валентина. — Очень холодно… И нас могут увидеть дети…

Он отпустил ее щеки, натянул перчатки и мельком глянул вперед: девчонки с визгом валялись в сугробах и не замечали ничего вокруг.

— Тина, но в офисе лучше сохранить прежнюю форму отношений…

Интересно, а если бы она рискнула ему отказать, он бы уволил ее в понедельник или все-таки повременил до вторника?.. Нет, вероятнее всего, просто тотчас попросил бы больше не выходить на работу…

Никогда…

Валентина усмехнулась:

— Это ясно! Исключительно парадную!

Он вдруг быстро наклонился, сгреб пригоршню снега и метнул прямо Вале в лицо пушистый, разлетающийся в посиневшем от холода воздухе комок.

Она ловко увернулась и, наскоро слепив снежок, метнула в Тарасова.

— Берегись! — закричал он, одним взмахом руки обрушив на Валентину снеговую волну с веток ближнего дерева.

Оно не очень хотело расставаться со своими белыми одеждами, и поэтому Артем начал его трясти и раскачивать, но напрасно: Валентина бросилась бежать туда, где дорожка переставала прятаться среди деревьев и уже петляла в открытую, минуя небольшой лесок.

— Ага! Убежала! Испугалась! — весело крикнул шеф. — Значит, все равно моя взяла!..

Впереди громко, беззаботно хохотали счастливые девчонки. Валя остановилась и вновь натолкнулась на его взгляд.

— Конечно, твоя! — прошептала она как можно тише, чтобы он не услышал. — А чья же еще?.. Только твоя, и ничья другая!..

Он легко прочитал ее слова по движениям губ и усмехнулся. Прямо над его головой серым дымком промелькнула белка, стряхнув ему на шапку новую снеговую отделку.

Низкое солнце зарделось от мороза. По берегу реки тянулась темная цепочка лыжников.

19

Тридцатого позвонила мама, поздравляла, робко интересовалась личной жизнью и просила Жанну приехать на Новый год домой.

— Мы бы встретили все вместе, одной семьей, — уговаривала мать. — Тебе тут до нас добираться всего несколько часов… Братья дома, сестренки тоже придут ко мне со всеми домашними! Мы так решили.

А тебя нам будет очень не хватать…

Жанна представила себе это сборище и ужаснулась:

— Да там и без меня будет страшно весело! Мужья, дети… Куда ты их всех положишь спать?

— Мы все решили! — повторила мать. — Встретим Новый год и пойдем гулять! А потом разойдемся по домам. Конечно, детишкам нужно спать дома, ты права! В моей тесноте даже на полу неудобно! Может, приедешь с кем-нибудь вдвоем?..

Мать замерла, почти бездыханная, в ожидании ответа. Ей страстно мечталось выдать дочку второй раз замуж за хорошего человека, не терпелось понянчить новых внуков и порадоваться за еще одну удачно сложившуюся судьбу Она бы сама, если бы это было возможно, собрала бы по камушку, как надо, жизнь средней дочки, посватала бы ее, но та в свои дела просила никого не лезть.

— Нет, ехать мне не с кем, — отказалась Жанна. — Вообще я подумаю… Вдруг выберусь… Еще успею…

Но точно обещать не могу. Много дел…

— Но отдыхать тоже надо, доченька! — заволновалась мать. — Ты работаешь с утра до ночи, без праздников и выходных! Всех денег все равно не заработаешь! А жизнь одна! Время свое упустишь — будешь потом жалеть! Детишек бы тебе, мужа хорошего…