Пропустите женщину с ребенком, стр. 11
— А где вы встречаете Новый год? — вдруг спросил ректор.
Виталий на мгновение замялся. Этот вопрос пока оставался открытым. Приглашали друзья, девушки… Недостатка в знакомых Ковригин никогда не испытывал.
— Скорее всего, дома. С мамой, — солгал он. Виталий давно уже не встречал праздников с матерью. Она привыкла проводить их в одиночестве и вполне смирилась с вдовьей долей, не подозревая, что сила дьявола — в ангельском терпении.
— А если я приглашу вас к себе? — хитро прищурился Воздвиженский. — Встретить с нами Новый год? Нас всего трое: Кристина, моя жена Мария Михайловна и я. Четвертым будете?
— С удовольствием! — откликнулся Виталий. Он и не рассчитывал на такой блестящий вариант. — Только вы ничего не говорите Кристине… Пусть это будет для нее сюрприз!
— Договорились! — улыбнулся профессор.
Вечером Виталий впервые в жизни обратился к матери с неожиданной просьбой. Он сначала не знал, как лучше подойти к решению такого щекотливого дела. Но поскольку доказывать аксиому — Новый год приходит первого января — никому еще не приходилось, Виталию стоило вновь поспешить.
— Мама… — неуверенно начал он, — я никогда не просил тебя — об этом… Но сейчас мне очень нужно… Я хочу подарить одной девушке на Новый год необычное украшение ручной работы. Чтобы поразить и восхитить ее. У тебя большая коллекция отца… Я даже никогда ее не видел целиком. Пожалуйста, выбери что-нибудь на свой вкус!.. Или давай выберем вместе… Мне это позарез важно…
Мать вздохнула, улыбнулась и удивленно оглядела такого робкого, неловкого и совершенно не похожего на самого себя сына.
— А как ее зовут?
— Кристина… — пробормотал Виталий.
— Имя какое редкое… Она темная или блондинка?
— Темная… С карими глазами… Почти черными…
Мать вновь вздохнула и принесла из своей комнаты большую резную шкатулку — Виталий никогда ее не видел. Поставила на стол перед сыном и открыла. Виталий ахнул и поначалу даже отпрянул от ударившего в глаза блеска, переливов камней и изобилия украшений. Коллекция отца действительно оказалась огромной.
Мать внимательно наблюдала за ним. Сын не решался ни к чему притронуться и вытащить что-нибудь из шкатулки. И тогда мать молча опрокинула ее и вывалила содержимое на скатерть… Виталий ахнул вновь, не в силах сосредоточиться на чем-то одном. Он запустил в эту сверкающую, переливающуюся груду жадную лапу, не зная, что лучше ухватить…
По белой скатерти раскатились причудливые серьги — продолговатые, длиннющие и маленькие, почти крошечные, с камнями и из одного серебра… И в каждой паре было столько безграничной фантазии, столько неуемной, бьющей через край выдумки, что вряд ли такое когда-нибудь и кто-нибудь сумел бы повторить.
А проколоты ли у Кристины уши? — задумался Виталий. Нет, никак не вспомнить… Лучше не рисковать. Потом он посмотрит на нее повнимательнее…
Выделялись браслеты — тонкие и широкие, с загадочными изменчивыми узорами и переходами линий, создающими неожиданно странные и прекрасные сочетания… Рассыпались кулоны с разноцветными камнями, цепочки и колье…
Но больше всего Виталия привлекали перстни. Он на них и нацелился. И выхватил из этого многообразия один с черным длинным камнем, почти на весь палец, в уникальном обрамлении тончайшего, полуопределенного, едва заметного и одновременно приковывающего к себе узора. Тонкие линии сбегались и разбегались, слегка прикасаясь друг к другу. Они жили сами по себе, не мешая соседкам, и в то же время оказывались прочно связанными с ними. Работа настоящего мастера, художника… Его отца…
— А какой размер кольца нужен Кристине? — спросила мать.
Виталий чуточку растерялся. Он этого, конечно, выяснить не успел.
— Не беда, легко прикинуть на глаз, — успокоила мать. — У нее наверняка тоненькие пальчики.
Виталий кивнул. Да, очень тоненькие…
— Значит, этот подойдет. — Мать кивнула на перстень, лежащий в ладони Виталия. — Он на узкую руку. В крайнем случае будет носить не на безымянном, а на среднем или указательном пальце. Да и потом, ты всегда можешь поменять на другой, точнее подходящий по размеру. Когда узнаешь его.
— Нет, я хочу подарить ей именно этот, — заявил Виталий. — Он какой-то уж совсем удивительный… И очень ей подойдет.
— У твоего отца все работы были удивительными, — вздохнула мать.
И Виталий с ней согласился.
8
В воскресенье вечером, распростившись с однополчанами и добравшись до станции на попутке, Егор медленно двинулся по той дорожке, что показала ему вчера случайная попутчица. По дороге он пытался осмыслить свои действия и настроения.
Ему так уж необходима консультация неизвестного медика? Хотя дочь утверждала, что очень даже известного… Все равно…
За долгие госпитальные месяцы Егор не то чтобы изверился и потерял надежду вернуться в свой любимый военный строй… Нет… Но безоговорочно доверять заключениям и уверениям официальной медицины перестал. Особенно после поездки к бабе Дуне.
— Я тебе вот что скажу, — как-то вдруг подошла к Егору в коридоре госпиталя пожилая санитарка Люба, — здесь, конечно, лечат неплохо… И люди все хорошие. А только съездил бы ты к одной женщине!.. Тут недалеко, по Казанской дороге. У нее многие так подлечивались, что сами себя потом не узнавали.
— Ну, это мне лишнее! — хмыкнул Егор. — Себя все-таки узнавать хочется. Хотя бы иногда.
— Ладно, не шуткуй! — махнула рукой Люба. — Вот тебе адрес. Выпишешься — и сразу поезжай! Еще спасибо скажешь.
Егор поблагодарил, сунул листок с адресом в записную книжку и благополучно о нем забыл. Но недели через три после выписки, когда вновь страшно начали терзать головные боли, он вспомнил о санитарке Любе и достал этот клочок бумаги. Наутро и отправился за город.
Приютила Егора в Москве все та же жалостливая троюродная сестра матери, с которой раньше Егор даже не был знаком. Врачи настаивали на демобилизации, Одиноков сопротивлялся… Так пока и жил, надеясь вновь победить.
В поселке дорогу к бабе Дуне ему показала первая же встречная женщина в пестром платочке. И заметила:
— Только очередь к ней большая, милок… Не сразу наша бабуля всех принимает. — Она задумчиво оглядела подтянутую фигуру полковника и не утерпела: — Да неужто вы хвораете? Бравый такой… Или родственники болеют?
— Я недавно с фронта, — скупо объяснил Егор.
— А-а, ну да… — горестно протянула женщина. — И когда эта война кончится?.. У соседей сын пропал без вести… Который год ждут… Хоть бы вернулся… Вашей матери повезло.
Она вздохнула и пошла дальше. А Егор — к дому бабы Дуни, от которого тихо и покорно вытянулась очередь вдоль задумчивой зеленой улицы, слегка пошевеливающей листьями деревьев.
«Куда я лезу? — виновато подумал, останавливая себя на ходу, Егор. — Тут, поди, народ больной, слабый, приползший с последней надеждой… А у меня есть госпиталь имени Бурденко… И другие разные госпитали».
Он остановился и уже совсем собрался повернуть к автобусной остановке, как его заметила девушка в цветастеньком платьице, стоявшая сбоку хвоста хворых и недужных, и окликнула:
— Товарищ полковник! Вы, наверное, к бабе Дуне?.. Так это здесь…
Егор замялся и затоптался на месте, не зная, как лучше поступить. Девушка отделилась от очереди и подошла к нему.
— Здравствуйте! Я внучка бабы Дуни, Галя. Помогаю ей.
— Вроде медрегистратора? Галя улыбнулась:
— Вроде… Спрашиваю всех, кто с чем приехал и откуда, кто сколько ждать может… Народу много. Потом бабуле рассказываю, а она уж решает, кого побыстрее принять и как помочь. У вас что?
— У меня война, — глухо отозвался Егор, глядя в сторону. Над ним о чем-то перешептывались две старые, слегка уставшие от жизни липы. — Ранение в руку и в голову… На мине подорвался. Контузия… Черепно-мозговая травма. Короче, голова сильно болит. Забодай ее комар… Спать не могу… Хотя теперь уже немного привык. В госпитале вволю належался. Хочу опять в полк, да не пускают. Одна нерва… Пока в Москве живу. Временно…