Вызывающий бурю, стр. 81

Как и для Селиасеи, образ для этого духа был чрезвычайно важен. Если ему удастся увидеть свой образ, вспомнить свое имя, он сумеет вернуться в Ланд. Пока же его самосознание не вернулось, все его желания, чувства ничего не значили – они как будто не имели связи ни с чем конкретным. Тень беспомощно затрепыхалась, и Изак на миг даже ее пожалел. В стремлении этого духа обрести человеческое тепло и плотскую силу не было зла – было лишь отчаяние, и Изак посочувствовал ему.

Некоторое время он изучал духа, а когда решил, что узнал достаточно, вернул его Моргиену и передал бесплотной тени мысленные извинения.

«Уходи, – подумал юноша. – Жизнь не для тебя. Она – для живых».

Но едва туманная фигура полностью исчезла, на Изака внезапно обрушилась кромешная тьма. Голову его прошила боль: вторгшийся в него дух вцепился в человека мертвой хваткой и рвался к его горлу. Это был уже не полузабытый демон: Изак как будто свалился в ледяной поток. Стоило ему пошевелиться, как он все больше слабел. Холод начал сковывать его руки и ноги, тепло уходило из него, а вместе с теплом уходила жизнь.

Изак начал паниковать – каждый вдох давался ему все с большим трудом, тело начинало неметь. Перед его мысленным взором встали голодные глаза и длинные острые когти. Он ощутил желание финнтрейля и его злобу, а еще почувствовал, что силы быстро покидают духа и тот боится потерять все.

Изак вспомнил слова Моргиена: силу таким существам дают другие, сами же они – ничто; вспомнив это, юноша немного успокоился. Он еще раз глянул на духа, сосущего из него силы, и понял, что тот бесплотен, что сквозь его сотканное из тумана тело легко можно пройти.

Онемение начало проходить, едва Изак снова овладел своим разумом, не обращая внимания на отчаяние сопротивляющегося, легкого как перышко духа. Кранн обшарил все вокруг и крепко сжал все черные магические нити.

Финнтрейль вопил от ярости, но все-таки вернулся к Моргиену, который убрал руку от лица Изака и слабо улыбнулся. Юноша не смотрел Моргиену в глаза; вместо этого он взглянул на Михна, Карела и Тилу, которые по-прежнему наблюдали за своим господином.

Вроде теперь все было как раньше, только Изака слегка знобило. Воздух казался ему холоднее, чем прежде, как будто раньше времени наступили ночные заморозки.

Поднявшись, кранн зашагал туда, где оставил свой меч, потом вдруг оглянулся. Да, все вокруг осталось прежним, но в то же время он чувствовал присутствие кого-то невидимого. Деревья вдоль дороги стояли голые, неподвижные. В небе осталось совсем мало птиц, и они летали так высоко, что невозможно было разглядеть, какие именно это птицы… И все равно Изака не оставляло беспокойство.

Он выдернул меч из ствола, но не стал убирать клинок в ножны – Эолис давал ему приятное чувство защищенности. Все с тревогой смотрели на него, но Изак не обращал внимания на эти взгляды.

С кроны тиса донесся смешок, и сидевшие на ветвях птицы вспорхнули – их вспугнула волна злобы. Но услышал смешок только ветер и унес вслед за птицами, осыпав землю сухими листьями и влажными комочками земли.

«Жизнь – для живых? Иногда мне кажется, что ты говоришь только со мной. Интересно, вспомнишь ли ты потом эти свои слова?»

ГЛАВА 25

Изак открыл глаза и беспокойно осмотрелся. Последнее, что он помнил, – как подсел к собравшимся у костра, держа мех с вином. Тила тогда пристроилась с ним рядом… А теперь он был здесь – правда, неизвестно, где именно. По небу бежали облака, внизу раскинулась холмистая долина, поросшая высокой травой. А всего лишь миг назад вокруг Изака стояли деревья.

На земле лежали предутренние тени, но солнца не было видно. Изак даже не мог определить, где север, а где юг, хотя раньше ему это удавалось всегда.

Он как будто был не в Ланде… Эта мысль заставила его задрожать сильней, чем от холода.

Изак видел, как ветерок шевелит траву, но не чувствовал дуновения на своей коже. И сразу в памяти его возник дворец из снов, потусторонний и пугающий.

– При всех ваших способностях, при всей вашей силе потребовался лишь один мех вина, чтобы ваш разум открылся. Обычное дело.

Изак подскочил: за его спиной стояла девушка, от красоты которой у него захватило дух сильнее, чем от ее неожиданного появления. Моргиен описал ее правильно: ее кожа напоминала гладкое и блестящее ореховое дерево. Такой темной кожи Изаку еще никогда не доводилось видеть, она была даже темнее, чем у пустынных племен четсов.

Йитачены жили неподалеку от фарланов, чуть дальше по побережью, но два племени не поддерживали отношений друг с другом: по большей части они встречались только на поле боя, и жестокость их битв могла сравниться только с Великой войной.

Изак был очарован незнакомкой: и цветом ее кожи, и удивительными белыми глазами.

– Ты – Кселиата?

– А вы – причина всех моих бед?

Изак сощурился, рука его инстинктивно потянулась к эфесу меча, и только тут он заметил, что одет в потрепанную одежду, которую носил в детстве. Правда, Эолис остался на его бедре, зато Сюленты и его богатый наряд исчезли.

– Это послужит вам напоминанием о начале вашего пути, – пояснила Кселиата.

Она пристально смотрела на Изака, пытаясь распознать, как он отреагировал на свою порванную, грязную одежду. Потом неожиданно задорно улыбнулась и поцеловала его в губы.

Изак застыл от изумления.

От девушки исходил волнующий аромат, и он инстинктивно обнял ее за талию, но Кселиата выскользнула из рук юноши, прервав поцелуй. Теперь у нее был очень довольный вид.

– Давненько мне не приходилось этого делать. Танцующей походкой она подошла к пригорку и присела.

Изак подумал, что ведь еще секунду назад там не было никакого пригорка.

– А почему?

– Почему давненько? Да из-за вас же! Но это долгая история.

Судя по всему, Моргиен правильно определил ее возраст. Как и любая белоглазая, девушка была высокой, с длинными сильными ногами, но все-таки оставалась ребенком, несмотря на свою удивительную красоту.

– Я раньше тебя не встречал, – возразил Изак, не в силах забыть вкус ее поцелуя.

– Это не извинение, – тон ее был игривым, но уверенным. – Я успела перецеловать немало красивых молодых людей, пока кое-кто не решил сделать вас Спасителем.

– Погоди, – перебил Изак. – Я не Спаситель и не собираюсь им становиться.

– А вас никто и не спросит!

В ее отрывистой реплике послышались раскаты грома. Изак понял: это лишь отголоски настоящей бури. Даже женщины-белоглазые имели взрывной темперамент.

– Не вам это решать! – заявила Кселиата. – На свою беду вы оказались в самом центре запутанного клубка.

– О чем ты? Боги не делали меня Спасителем. Карел всегда говорил, что во мне добродетели не больше, чем в мертвой ледяной кобре. Почему люди вдруг решили, что меня избрали для того, чтобы возглавить некий крестовый поход, и какую еще чушь они придумают?

– В том-то и дело.

Изак кинул взгляд на странную девушку. Для своего возраста она была удивительно самоуверенна и решительна.

– Как ты выучила фарланский язык?

Изака очень беспокоило то, что она не просто хорошо говорит на его языке, а говорит как коренная фарланка.

– Давайте не будем отвлекаться. Но если для вас это и вправду важно, я не учила ваш язык и не говорю на нем. Я беседую с вами мысленно, и то, что вы слышите, – лишь интерпретация моих мыслей. Вы сейчас спите, Изак, и видите сон. Мы и впрямь разговариваем, но этого места не существует.

– Но как?!

– Вряд ли стоит рассказывать об этом… Но иначе вы все время будете меня перебивать, верно? Вас сделали избранником в прошлом году. Тогда я сама уже была избранницей, и мне явилась во сне леди Амавок. Меня не сделали кранном, не дали титула, но вручили особый дар. Леди Амавок велела мне заботиться о вас. Мне суждено было стать вашей невестой и убийцей.

– Так что же представляет из себя ваш дар? И почему вам поручили такое?

– Мой дар – череп Сновидений, тот, которым владела королева Арина Бвра. С помощью черепа я сюда и попала. Я могу попасть в сны почти любого человека, кроме тех, чей разум охраняется. Я могу даже убивать во сне. Что же касается моего предначертания, тут все пошло наперекосяк, и, только встретив Моргиена, я поняла – почему. Я стала пленницей своих снов. Когда я приняла череп, моя судьба переплелась с вашей, но, к сожалению, у вас множество судеб и при этом – ни одной. В общем, я не смогла вынести этого. О боги, мне было так больно! Вы понятия не имеете, какую боль это причиняет – иметь столько возможных судеб сразу.