Обладать и принадлежать, стр. 30
Яя (В каждую денежную неудачу повторяя одну и ту же фразу.): Ты живешь так, как идут ногами по дну. – И она «сделала» искореженное лицо, изображая жизнь Риты.
Яя нарисовала на салфетке Ритин профиль, приклеила его над кроватью.
– А что? – вспоминая, спросила Рита, – любила ты татарина?
– Ф-фу! – выкрикнула Яя, отмахиваясь – жест отрицания – рукой от подбородка. – Я однажды понюхала у него лоб между бровями… – Она накручивала прядь волос на палец, протягивая паузу. – Там кожа у него пахнет рвотой!
– Да? – без энтузиазма отозвалась Рита. – Но он совершенно не теряется в этой жизни. Всегда-всегда пристает!
– О!!! – протыкая воздух отточенными пальцами, воздевая руки вверх, восклицала Яя. – Он любит секс! Он не пропадет в жизни! Он развратный и несчастный! Заманивает женщин. Бежит от одиночества. Я прибегала к нему, я гордилась, что он – слышащий – дружит со мной – глухой! Он давал немного денег, кормил и всегда сочувствовал. Все мужчины сначала влюблялись в меня, с первого раза, а потом пропадали, я – глухая! А он все приходил и приходил за мной в общежитие, не терял меня.
Яя говорила очень простыми и короткими предложениями. Длинные предложения не воспринимала – она просто отворачивалась.
Яя: Твои ноги длинные, когда ты едешь в такси, они болтаются от качки. – И она покачала своими коленями, изображая.
Каждый день обязательно они и хвалили красоту друг друга, и делали обидные замечания. Как ритуал.
Потом они обменивались просто впечатлениями.
Яя: Нищие – хорошие артисты!
Рита: Ты видела у татарина на стене рядом с кроватью жирные пятна?
Яя: Ну-ну…– Жестикулируя и гримасничая, она как будто так «разрабатывала» застоявшие мышцы лица, одновременно болтая ногою и там тоже разминая мышцы.
Рита: Откуда они? Странно…
Яя: Я знаю. Это от его головы. Он облокачивается головой о стену или с какой-то еще девушкой тоже бьется головой и… отпечаток!
Рита: Да, у него жирный больной организм. (Вспоминая.) Он – чуть несчастный. Он скучает по тебе, забыла сказать.
Яя: Себя! – резко и агрессивно реагирует она. – Себя пожалей! – Подумав, она продолжила. – Я проживу дольше, чем ты. А ты – у-уфф! – И она сделала жест руками, как прыгают из окошка. – Ты быстрее, чем я, сошла с ума. Я еще нормальная, хоть все думают, что я сумасшедшая.
Рита зачарованно посмотрела сквозь нее. Яя попросила ее жестом погладить по волосам.
Яя: А потом я тебя! – пообещала она, как в игре, поворачиваясь к ней поудобнее. Вьющиеся от природы ее волосы легко разбирались на кольца.
Из-под умывальника выбежала мышь, остановилась посередине комнаты. Яя первая ее почувствовала, открыла глаза и, указуя острым пальцем, выдергивая с болью свои волосы из рук Риты, закричала:
– Мышь! Мышь!
– О! – сказала Рита в противовес Яе, обрадованно. – Я ее уже знаю…
– Ты что! Мышей надо убивать. Это негигиенично, – с трудом проговорила она длинное слово. Ссылаясь на Америку, презрительно сказала: – В Америке мышей убивают!
Они пронаблюдали, как мышь скрылась под кроватью.
Рита сказала:
– Какая она маленькая.
– Иди, поцелуй ее! – Она всегда так говорила, сказала так и сейчас, холодно усмехнулась. Потом расстроенно отвернулась и завосклицала трагично: – В Америке нет мышей! Там чисто! Там хорошо относятся к глухим! – И она рванулась к окну, к чистому воздуху.
Видно, ее охватили грустные мысли о жизни. От порывов из окна «профиль» отклеился от стены и приземлился на пол.
ГЛАВА: ЕЖЕДНЕВНЫЕ СОБЫТИЯ, ПОВТОРЯЮЩИЕСЯ РАЗГОВОРЫ
Однажды Яе приснилось, как она слышит стук часов – явственно. Она вскочила, стала прикладывать часы к одному уху, к другому, но, как только она проснулась, в реальности – наступила тишина. Она опять легла, полежала. Достала из-под подушки сумку, всегда туда спрятанную. Порылась в ней, запустив чуть не по локоть острую руку со свисающими кружевами от ночной рубашки, достала оттуда записную книжку, куда она вносила свои дневниковые записи. Полистав, она обратилась к Рите:
– Рита! – Рита проснулась. – Что такое… – Она запнулась, пытаясь прочесть: – Сейчас, сейчас… – Схватившись рукой за кудрявую голову, проговорила: – Что такое го-но-ррея?
Рита:
– Боже! Это болезнь!
– Врач лечил меня давно, но что такое – я не поняла…
– Это от мужчин. Плохо. Фу! – Рита сделала глухонемые жесты наивысшего неприятия.
– Это лысый Володя меня заразил,– сказала Яя, захлопывая свой дневник. – Сволочь он! – Она вздохнула легко. – У него был развратный член, – припомнила она. – Он хотел ограбить мою соседку, Марину, помнишь ее? – Она усмехнулась. – Я сказала ему, оставь ее в покое! – Яя опять отвлеклась, схватив часы-будильник, потрясла их и стала прикладывать к уху и «прислушиваться». Потом отбросила их. Пропела громко и трагично: – Мне приснилось, я слышу! Бог опять обманул меня!
Рита:
– У меня есть подруга… двойник, как сестра, всегда дает мне кивки из зеркала или советы, у нее голос похож на мой, очень, даже не отличишь! У нее есть всякие заклинания, может, она заколдует тебя, и ты услышишь!
– Какая подруга? – вдруг заревновала Яя. – Аферистка, точно, обманывала тебя! Меня нельзя вылечить. У меня был выбор: или умереть, или остаться глухой! Теперь я сама не хочу слышать! Звуки мне мешают, я схожу от них с ума. Ты – моя. – И она похлопала себя ладонью в грудь. – Моя! Я не поменяю тебя даже на звук! А ты?
ГЛАВА: НАСЛАЖДЕНИЕ ОТДАВАТЬ ВСЕ ДЕНЬГИ
Рита сидит на краю ванной, там стены под мрамор. Она смотрится в зеркало.
Она поднимает голову и улыбается так, что сжимается сердце – как будто это прощание, поклон из светлого детства, из солнечного полдня. Экранизация слова «Прощай!».
Рита, сидя на краю ванной, говорит вслух:
– На самом счастливом моменте хочется поскорее исчезнуть. Я не хочу больше следить за несчастиями, если они потом обязательно случатся. С пожеланиями всего хорошего, прощайте! – Говорит и взмахивает рукой, и сидящие за окном голуби разлетаются с подоконника веером.
Рита курит, курит:
– Не могу никак накуриться. Особенно сейчас, когда знаю, сигарет почти не осталось. Люблю воду, особенно когда ее нет. Самое важное – это как-то начать и еще важнее – правильно завершить.
Она смотрит на часики на руке. Пять утра.
Короткий звонок в дверь. Она переглядывается со своим отражением.
Яя не слышит, спит. Рита поверх своей ночной рубашки одевает мужскую, Алешину, вынимает из-под шкафа, верно, заранее спрятанный пакет с накопленными деньгами, прозрачный, из целофана, уже наполненный. Выходит на лестницу к Алеше. Он стоит у лифта, худой, с вечной манерой держать голову, надменно ее запрокинув. Он курит, приветливо и как-то виновато оглядывая Риту.
Рита: Я знала, что это ты, и все подготовила. – Показывает ему пакет.
Алеша: У тебя рубашка наизнанку одета…
Рита (Плюет три раза через плечо): Ты все-таки приехал так рано… Никогда ты так рано не умел вставать.
Он улыбается.
Алеша: Правильно, я всю ночь не спал, боялся проспать.
Рита: Поэтому-то у тебя бледная кожа. Ты сейчас с кем-то?
Алеша: Один. И тебе надо отделиться от меня. Уехать отсюда, чтобы никто не мог тебя найти. Ты не должна сейчас быть соединена со мною. Меня ищут. И если меня спрашивают, я теперь всегда отказываюсь от тебя.
Рита: Как? Как ты это делаешь?
Алеша: Они вынимают твою фотографию из моего кошелька и спрашивают, кто она тебе? Я говорю: никто.
Рита: Та Рита уже умерла, правда, Алеша? Я вспоминаю о ней с усмешкой и тоской.
Алеша: Так много, Рита, вопросов…
Рита: Если с тобой будет что-то плохое, я хочу быть с тобой. Зачем мне мучиться без тебя? Прятаться? Я буду рада уйти с тобой.
Он страдальчески поморщился, откинул сигарету. Ничего не ответил. Она протянула ему пакет:
–На.
Он подошел, прижал ее к себе, холодный с улицы, и она была рада хоть так согреть его. И так они стояли с минуту. Сквозь обложку плаща грохало его сердце – редко и физически непереносимо для нее – это как в руках держать живое, но раненое и умирающее. Он взволнованно сказал (нет фальши, он искренен):