Фонтан тайн, стр. 43

– Какие пробелы?

– Акоранские женщины отлично знают, как манипулировать несчастными особями мужского пола. Они обучаются своему искусству, еще сидя на коленях у своих матерей.

– И вас, мужчин, подобное не возмущает?

– Время от времени мы ворчим, но все остается по-прежнему.

– Почему? – спросила она с легким придыханием.

– Нас вполне устраивает такое положение вещей. Да и какой разумный мужчина не остался бы доволен подобными отношениями?

Она знала такого мужчину. Он всегда выражал недовольство и хотел получить сразу все – власть, славу, почет. Он разрушил жизнь ее матери и превратил ее собственную жизнь в тюрьму, в которой она провела годы, полные мучительного стыда и одиночества.

А потом пришел принц Атрейдис и освободил ее.

– Что-то не так? – спросил Гейвин.

– Нет-нет, все в порядке.

– Ты только что подумала о чем-то очень неприятном.

– Неужели так легко читать мои мысли?

– Да нет, просто мне небезразлично твое настроение. Персефона отвернулась, боясь взглядом выдать себя.

– Ты умеешь играть в шарики? – вдруг спросила она.

– Умею ли я играть в шарики? Ты шутишь? Да я никогда не проигрываю!

Она скептически взглянула на него:

– Так уж и никогда?

– Представь себе. В юности, – он весело усмехнулся и сразу стал как будто моложе, – я был чемпионом по игре в шарики.

Она засмеялась и встала.

– В таком случае тебе надо познакомиться с одной маленькой девочкой по имени Дафна.

Он пошел с ней, но предупредил:

– Учти, что я много лет не играл в шарики. Персефона оглянулась.

– Погоди оправдываться! Я уверена, что Дафна будет к тебе снисходительна, по крайней мере вначале.

Целый час она с превеликим удовольствием наблюдала, как Гейвин играет в шарики. Надо отдать ему должное, он оказался хорошим игроком. А главное, добрым. Дафне очень понравилось с ним соперничать, как и многим другим детям, которые по очереди вступали в игру на глазах у своих заинтересованных родителей.

Однако первый раунд он проиграл, за что Персефона стала любить его еще больше.

Игра все еще продолжалась, когда земля опять задрожала.

Глава 19

Персефона вышла из палатки, где провела беспокойную и почти одинокую ночь. Гейвин продолжал работать с мужчинами из гарнизона. Она смутно помнила, как он подошел к ней в темноте, лег рядом и привлек ее в свои объятия. Ее тело еще хранило отголоски его тепла.

Она заслонила глаза рукой и прищурилась от яркого солнца. Ветер еще не совсем утих, но значительно ослабел. По небу еще носились тучи.

Вокруг царило оживление. Люди покидали палатки и начинали складывать вещи. Она сделала то же самое и присоединилась к потоку, тянувшемуся через ворота со львами вниз, в гавань.

Мощные волны по-прежнему разбивались о громоздившиеся в доках тюки и ящики, но вынесенные на причал обломки свидетельствовали о том, что во время шторма море бушевало гораздо сильнее. Мужчины из гарнизона, а с ними и Гейвин снимали морские суда с якорей и подводили их к берегу. Почти все стапеля заполнились судами.

Люди в напряженном молчании ждали, когда погрузят животных, чтобы взойти на борт следом за ними. По окончании погрузки корабль отходил от причала, освобождая место для следующего. Так продолжалось все утро. Ветер постепенно стихал.

Персефона не стала ждать, когда подадут к берегу ее лодку. Она села в маленькую шлюпку и сама добралась до своего судна, с облегчением обнаружив, что оно хорошо перенесло шторм.

Однако ей надо еще уложить вещи в тюки. Несмотря на утомительное однообразие работы, она ни разу не передохнула и остановилась только тогда, когда все закончила. Тем временем от причала продолжали отходить груженые суда. Вокруг нее формировалась флотилия. Персефона знала, что то же самое сейчас происходит на других набережных Илиуса и на втором крупном острове Лейосе. Через несколько часов опять начнется прилив, они должны успеть подготовиться к отплытию.

Покончив с тюками, она выпрямилась и потянулась, закинув вверх обгоревшие на солнце руки и пытаясь разогнать ломоту в спине и плечах. Ее взгляд устремился вдаль – туда, где синел один из двух узких проливов, соединявших Внутреннее море с открытым океаном.

На протяжении многих веков иноземные моряки, приближаясь к Акоре, думали, что видят один огромный остров. Проливы, надежно защищенные бдительным акоранским флотом, считались практически неприступными. Только те ксеносы, которым посчастливилось проскочить через них во время шторма, имели шанс доплыть до золотистых берегов Акоры.

В последнее десятилетие страна начала приветствовать более близкие связи с внешним миром. Однако Персефона заметила, что в гавани нет ни одного корабля ксеносов. Несколько дней назад им всем приказали отойти, поскольку Акора готовилась к срочной эвакуации.

Спустя пару часов, когда у причала теснились последние корабли флотилии, к корпусу ее лодки приткнулась маленькая шлюпка. Персефона перегнулась через поручни, увидела Гейвина и, издав радостный возглас, поспешила ему навстречу.

– Я обещал, – ласково напомнил он ей.

– Да, обещал, и я ждала тебя. Как хорошо, что ты здесь!

Он сжал ее в объятиях и одновременно быстро, но внимательно осмотрел лодку. Палуба сухая, паруса подняты, а весла на всякий случай вставлены в уключины.

– Я вижу, ты готова к отплытию.

Персефона кивнула.

– Скоро прилив?

– Меньше чем через час.

Он слегка отступил назад, но не убрал руку с ее талии. Они устремили взгляды за гавань – туда, где блестел на солнце опустевший Илиус.

На палубах окружавших их кораблей стояли тысячи мужчин, женщин и детей. Они тоже в последний раз обозревали свой любимый город.

– Как красиво! – тихо вздохнула Персефона.

– Я не могу представить, что все исчезнет, – пробормотал Гейвин, обняв ее крепче.

– Я тоже.

Однако они понимали, что вероятность такого исхода до боли реальна. Никто не мог заранее предугадать масштаб разрушений, которые вызовет извергающийся вулкан. Но все знали, что извержение, случившееся свыше трех тысяч лет назад, обернулось настоящей катастрофой, уничтожившей все.

Они стояли молча, когда истекли последние минуты и медленно, но неумолимо начался прилив.

На первом корабле флотилии прогремел пушечный выстрел – долгожданный сигнал. На всех судах развернули паруса и подняли якоря.

Постепенно набирая скорость, флотилия двинулась в сторону Открытого моря.

Персефона охотно предоставила Гейвину управлять рулем.

– Как странно, – обронила она, присев рядом.

– Что именно?

– При желании я легко могу представить себе, что сегодня обычный погожий денек и мы с тобой просто решили прогуляться под парусами.

– Мы обязательно прогуляемся, когда все закончится.

Он впервые заговорил об их совместном будущем. Охваченная волнением, она отвела глаза… и тут начались новые подземные толчки.

Вода значительно смягчала их силу, но чувствовалось, что трясло основательно. По всей каменной пристани Илиуса – а она имела длину больше мили – вдруг побежали волны, как по морю. Вскоре набережная раскололась на части. Огромные каменные глыбы падали в воду, остальные превращались в тучи пыли.

Персефона только-только оправилась от первого потрясения, как на них обрушился чудовищный рев. Продолжая держать одной сильной рукой руль, другой рукой Гейвин схватил Персефону. Вдали, во Внутреннем море, со стороны Дейматоса, к небесам вознесся огромный столб пара.

– Нестор говорил мне о таком столбе! – крикнула Персефона, пытаясь перекричать странный шум. – Уцелевшие в катаклизме записали, что столб пара – последний, предвестник извержения.

Гейвин мрачно кивнул:

– Я знаю. Нам надо молить Бога, чтобы ветер не утих.

Если такое случится, им придется изо всех сил грести веслами, чтобы уплыть подальше от стремительно надвигающейся опасности.

Столб пара держался, не уменьшаясь в размерах, но ветер дул с прежней силой. Вместе с остальной флотилией они быстро вышли из гавани и двинулись вдоль берега к южному проливу. Сельская местность, мимо которой они проплывали, поражала своей красотой. От нее просто захватывало дух. Из воды поднимались зеленые холмы, усеянные белыми фермерскими домиками и изящными церквушками, засаженные фруктовыми садами. По иронии судьбы, даже далеко в море воздух благоухал лимоном, жасмином и олеандром – ароматами, присущими только Акоре: путешественники говорили, что больше нигде его не ощущали.