Университет, стр. 60
Брент повернулся к матери и сказал с ласковой улыбкой:
— Растущим детям нужно материнское молоко. Он нагнулся и еще какое-то время сосал молоко — теплое и вкусное.
Сосал, пока тостер со щелчком не выбросил поджаренный хлеб.
После завтрака Брент поднял отца с пола, несколько раз полоснул его и мать бритвой — чтоб была свежая кровь — и пошел чистить зубы в ванную комнату.
Затем он вернулся в спальню, достал из шкафа портупею и надел ее. Нежно погладив лежащий на столе "ругер", Брент взял его и вложил в кобуру. После чего вынул из ящика стола опасную бритву и сунул ее в карман.
Молодой человек взглянул на себя в зеркало и довольно улыбнулся: вот теперь он готов к тому, чтобы идти в университет.
2
Джим окинул взглядом редакционную комнату. Рабочее место Шерил пустует, Эдди и Форд о чем-то яростно спорят, а Фарук молчком сидит в углу. Что происходит, черт возьми? В прошлом учебном году работы было ненамного меньше — такая же вечная напряженка. Однако все как-то справлялись, трудились мирно и никто ни на кого не наскакивал. А нынче словно с цепи сорвались — так и норовят оскорбить друг друга, все время ссорятся и грызутся. Дух товарищества, чувство локтя, полусемейная атмосфера — где все это? Где все, чем его так привлекала в прошлом студенческая газета? Пропало начисто.
Теперь "Сентинел" превратился в царство взаимной неприязни — все ябедничают, огрызаются на самые невинные замечания... Словом, кошмар какой-то! А ведь он никогда не был диктатором, никогда ни на кого не наезжал, советовался со своими сотрудниками, старался поддерживать в редакции дружескую атмосферу. Однако в последнее время ничто не срабатывает: ни кнут, ни пряник, ни доброе слово, ни окрик. Работа идет через пень колоду, а отношения между сотрудниками приводят его в ужас.
Да, в этом семестре редакцию не узнать.
А что можно узнать в этом семестре? Все кругом изменилось. Причем исключительно в худшую сторону.
Джим взглянул в сторону пустого кабинета, где прежде частенько сиживал куратор. Тяжко принимать все решения одному, без помощи и совета опытного взрослого человека.
Университет теперь не узнать. Редакцию не узнать. Да и сам он себя не узнавал.
Просто диву даешься, как быстро необычное становится обычным, как скоро привыкаешь к вещам, к которым привыкнуть, казалось, невозможно.
Скажем, массовое самоубийство вьетнамских студентов на прошлой неделе практически никого в редакции не взволновало. Университетская жизнь поворачивается так, что самоубийства стали банальностью, обыденным делом. Ничья душа не всколыхнулась. Или они все уже устали от ужасов, внутренне перегорели?
Возможно, в войну у людей возникает такая же реакция — апатия, равнодушие? Быть может, это и есть единственный способ преодолеть полосу несчастий и не сойти с ума? Стать бесчувственной деревяшкой, чтобы твое сердце больше ни на что не отзывалось...
Джим всю сознательную жизнь слышал о том, что возможность продолжать существование людям дает надежда, что она — единственное противоядие против отчаяния. Но сейчас он начинал задумываться над тем, до какой степени это верно.
Писатели и философы неизменно приписывают человеку способность надеяться; именно наличие надежды, по мнению великих мыслителей, отличает хомо сапиенс от животных, именно пресловутая надежда позволяет женщинам и мужчинам не сломаться при неблагоприятных обстоятельствах, выжить в чудовищных условиях, преодолеть страшные испытания.
Полноте! Вполне возможно, что эта двигающая горами "надежда" не более чем измышленное романтиками понятие, надуманная концепция. А на самом деле человеку позволяют справиться с самыми дикими обстоятельствами именно простейшие животные качества — инстинкт самосохранения, звериный эгоизм и умение адаптироваться к непредсказуемому миру или на время впадать в тупую апатию, этакую духовную спячку.
Отчего бы не допустить, что люди могут существовать среди насилия, смерти и прочих ужасов просто потому, что способны достаточно быстро приспособиться к ним?
Некоторые амфибии живут в воде и вроде бы немыслимы вне ее. Но вот наступает страшная засуха, все водоемы высыхают. Однако эти амфибии не погибают. Они способны дышать воздухом, эта возможность заложена в них природой и при необходимости каждый раз срабатывает.
Так и люди, живя в нормальных условиях, плещутся в водах добра. Но вот наступает духовная засуха — война, мор или еще что-то не менее страшное, и все источники добра пересыхают. А люди в большинстве своем не гибнут, не сходят с ума. Природа заложила в них способность дышать воздухом зла, свыкаться с миазмами насилия и смерти — и эта способность при необходимости непременно срабатывает..
Боже, Боже, что за мысли! Джим ощущал себя крохотным островком разума в океане хаоса и чувствовал, как волны лупят по его берегам и размывают, размывают их — так что скоро пучина поглотит его всего.
Джим повернулся к окну. Со своего места он видел орды студентов, идущих через площадь. Каждый спешит по делам: кто на занятия, кто в библиотеку, кто в спортивный зал... И похоже, по меньшей мере половине студентов и преподавателей совсем невдомек, что происходит вокруг них, какие зловещие силы стянуты на пространство университетского городка. А те немногие, кто задумался, кто озаботился — до какой степени они прочувствовали весь ужас свершающегося на их глазах? Администрация университета любит болтать о "сплоченной университетской коммуне", но никакой коммуной тут и не пахнет, а о сплоченности можно говорить, если путать ее с теснотой в общежитиях. Университет — есть масса студентов, которые время от времени встречаются на лекциях и семинарах, причем половина из них зачастую ни словом не обменивается с остальными членами группы, отсидели рядышком лекцию или семинар — и разбежались. Большинство из них так заняты, что им некогда читать "Сентинел", некогда посещать неформальные студенческие мероприятия. А может, они просто слишком ленивы и апатичны, чтобы каким-то образом участвовать во внеклассной жизни университетского сообщества. Они посещают университет но понятия не имеют, что тут происходит. К. У. Бреа — нечто вроде проходного двора, где одна толпа незнакомцев — поменьше — пытается преподать что-то толпе незнакомцев побольше. Быть может, эта экономия душевной энергии и это поверхностное общение — на ходу, на бегу — вполне устраивают большинство преподавателей и студентов, но что касается Джима, то ему здешнее отсутствие добрых и глубоких отношений между людьми никак не облегчает жизнь. Он бы хотел совсем другого. Как достучаться до наглухо закрытых сердец? Как оповестить о беде?
В довершение всех несчастий Хоуви тяжело болен и тает на глазах. А сегодня и вовсе слег.
Сам Хоуви утверждает, что это обычный грипп.
Он просил Джима передать записку читающему курс мировой истории профессору, что его не будет на ближайшем семинаре по уважительным причинам, но он непременно явится на зачетную работу.
Однако Джим видел, как бледен друг, как слабы его мышцы — координация даже хуже обычного. Конечно, Джим нацепил на лицо веселое выражение и делал вид, что верит в грипп и в быстрое выздоровление Хоуви уже через пару дней. Но при этом на душе было мерзко. Ведь записку пришлось писать ему самому — Хоуви теперь даже руки толком поднять не в силах...
Вполне возможно, что Хоуви уже не оправится.
Эта мысль вертелась у него в голове, сколько он ни отгонял ее.
Вполне возможно, что на этот раз Хоуви уже не оправится.
Если что и утешало Джима, так только его отношения с Фейт.
Пусть это и банальное сравнение, но она действительно луч света в ныне таком темном университетском царстве.
Его отец частенько говорил: самые красивые цветы те, что вырастают на навозной куче. Что ж, не превратись университет в этом семестре в навозную кучу — быть может, Джим не в полной мере оценил бы всю прелесть чистосердечной и доброй Фейт.