Почтальон, стр. 68

– Слушаю!

– Письма! – голосом, грубо пародирующим салонных певцов из Лас-Вегаса, пропел почтальон. – Нам пришли письма!

Дуг бросил трубку на рычаг. Внезапно его прошиб пот. Сердце гулко заколотилось – явно не от быстрой ходьбы. Полежав некоторое время и отдышавшись, он решил позвонить Майку Трентону.

– Пи-и-и-сьма! – послышался в трубке тот же голос.

Почтальон каким-то образом оставался на линии, тем самым лишая его возможности позвонить кому-либо или услышать чей-то звонок.

«Ну и отлично», – подумал Дуг. Губы скривились в решительной усмешке. Почтальон хочет играть по-крупному? Его это вполне устраивает.

Он выдернул телефонный шнур из розетки.

Первым делом он поедет в больницу, проведает Билли и Триш. Затем – в полицию. А потом – в хозяйственный магазин, за корзинами для мусора.

После чего вернется домой, пройдется метлой по двору и выкинет к чертовой матери всю эту вонючую корреспонденцию.

Трития сказала, что сегодня она может приехать домой и составить ему компанию, если, конечно, он пожелает. Сказала, что Билли чувствует себя гораздо лучше, хочет побыть один и говорит, что хватит нянчиться с ним, как с младенцем, и стоять над душой круглые сутки.

Но Дуг настоял, чтобы она все-таки не спускала глаз с сына и постарался убедить Триш в необходимости ее присутствия рядом с мальчиком.

На это она возразила, что в таком случае мальчику важно присутствие обоих родителей, но Дуг отговорился уже назначенной встречей с Майком. Им требуется многое обсудить. А она должна оставаться в больнице.

Это оказалось мудрым решением, поскольку на следующее утро вся территория вокруг дома вновь оказалось усеяна почтовой корреспонденцией, хотя белоснежные конверты сменились странным набором бандеролей, плохо перевязанных пакетов и густо заштемпелеванных свертков. Но, как и раньше, они покрывали буквально каждый квадратный дюйм. Причем почтальон разложил свою разношерстную коллекцию в виде гигантской мозаики, так, что коробки, свертки и пачки абсолютно точно соприкасались друг с другом, и между краями не оставалось ни малейшего просвета.

Дуг открыл дверь и вышел на улицу. В ноздри тут же ударила вонь – прогорклая, тухлая вонь гниющей и разлагающейся плоти. Сквозь надорванную упаковку одной из бандеролей он разглядел полусгнившую гроздь винограда. Бандероль была адресована Тритии, очевидно, из ее клуба «Фрукты месяца». Рядом с ней – неопределенной формы сверток, залепленный почтовыми марками. Сквозь бумагу проступали бурые кровавые пятна. Сверток тоже был адресован Тритии.

Дуг оглядывал свои владения с нарастающим чувством ужаса. Очевидно, его план провалился. Весь город, по договоренности, должен был игнорировать почтовую корреспонденцию, не отправлять и не вскрывать письма, и, по сведениям Майка, все строго выполняли это условие. Но у почтальона по-прежнему хватало сил собирать сотни упаковок всевозможной гадости и в течение одной ночи покрывать ими всю территорию вокруг его дома. Как же можно надеяться совладать с существом, которое способно производить операции такого масштаба?

Но, может, в этом и заключается смысл?

Может быть, для этого и устраиваются подобные сцены? Может, почтальон как раз хочет, чтобы они так подумали? Может, почтальон уже напуган, уже сопротивляется из последних сил и бросает в бой главные резервы, бьет, так сказать, изо всех орудий, пытаясь деморализовать неприятеля?

Мелькнула и другая мысль. Возможно, вчерашняя уборка конвертов тоже каким-то образом придала почтальону дополнительные силы.

Не исключено, что любое действие, связанное с почтовой корреспонденцией, даже ее уничтожение, каким-то образом подкармливает почтальона.

Дуг быстро вернулся в дом, оделся, схватил ключи и поехал в город поговорить с Майком Трентоном. Надо, чтобы его сотрудники довели до сведения каждого, что ни в коем случае – что бы ни происходило – не следует даже прикасаться к предметам, приходящим по почте.

Не убирать, не сжигать, не выбрасывать, просто не прикасаться. Пусть их накопятся горы – ни к чему не притрагиваться.

В своих владениях Дуг реализовал эту идею целиком и полностью. Он уехал, оставив все как есть, и провел следующую ночь в больнице.

Вернувшись домой на другой день, он обнаружил, что на участке чисто. Все пакеты и свертки исчезли. И на их месте ничего не появилось.

Улыбаясь, Дуг подумал, что почтальон совершил тактическую ошибку. Вонища и боязнь подхватить какую-нибудь заразу от такого количества гниющих фруктов, трупов животных и прочего содержимого этих пакетов рано или поздно вынудили бы его заняться уборкой, что гарантировало бы почтальону получение хотя бы некоторой энергии. Вместо этого почтальону пришлось самому тратить лишние силы на то, чтобы ликвидировать последствия своей деятельности.

Достижение небольшое, но начало положено.

Почтальон испугался. Начал допускать промашки.

Начал отступать.

Оставалось только ждать, когда он исчезнет.

50

Дни были длинными. Ночи – еще длиннее.

Все бытовые удобства оказались отключены на следующий день после исчезновения посылок. И Дуг, и Трития уже страдали от невозможности принять душ. Питались они бутербродами и мясом, которое готовили во дворе, на жаровне, пили теплую коку и пиво. Дни, которые тянулись бесконечно, они проводили на веранде, пытались читать или ездили в больницу навестить Билли. В больнице имелся собственный аварийный генератор и, хотя им не разрешали пользоваться ванной и ночевать в относительном комфорте с кондиционером, который в связи со сложившейся ситуацией работал на половину мощности. Дуг и Трития были очень довольны тем, что их сын находится в хороших условиях и получает необходимый врачебный уход.

Психиатр, приезжавший из Феникса, полдня пообщавшись с новым пациентом, сказал им, что Билли совершенно здоровый и уравновешенный молодой человек и что при должном уходе он полностью восстановится.

По ночам Дугу стали сниться беспокойные сны. Сны, в которых Виллис оказывался городом-призраком, все здания которого выстроены из конвертов. Сны, в которых он видел обнаженную Тритию, оклеенную с ног до головы проштемпелеванными марками. Сны, в которых Билли, одетый в форму почтовой службы, с улыбкой сопровождал почтальона в его дьявольских дежурных обходах.

Бензин в «бронко» подходил к концу, но Дуг все равно ездил в город. Надо было общаться с полицией. Почтальон приезжал каждую ночь, привозил письма, но оставлял их теперь только в почтовом ящике. Дуг уже начал побаиваться, что при отсутствии видимого прогресса кто-нибудь из горожан сломается и невольно вскроет какое-нибудь письмо или, что еще хуже, отправит. Но Майк и Тегартен каждый раз уверяли его, что, по их сведениям, плотина еще стоит. Миновал шестой день.

В целях экономии топлива для генератора в больнице отключили кондиционеры, но легкий ветерок, залетающий в открытые окна палаты Билли, приносил прохладу. Дуг с сыном играли в «Монополию», а Трития наблюдала за ними, потом Трития с Билли играли в поддавки, а Дуг сидел рядом.

«Как все-таки тонка пленка цивилизации», – думал Дуг. Как мало надо, чтобы снова загнать людей в пещеры. Ведь человека от зверя отличает не наличие законов. И не сознание. И не культура. Отличает наличие коммуникаций. Именно коммуникации дают возможность пользоваться всеми прелестями современной жизни, гарантируют существование общества. Разрыв коммуникаций, особенно в наш век, когда само существование зависит от правильной передачи правильной информации, создают у людей чувство потерянности и беспомощности, приводят к отказу от установленных правил поведения, открывают дорогу хаосу.

«Опять потянуло на высокие материи», – одернул себя Дуг. В последнее время это случалось довольно часто, он начал даже рассуждать сам с собой вслух, что весьма беспокоило Тритию.

Она советовала ему поберечь подобные размышления для школьных уроков и не растрачивать себя попусту на таких слушателей, как она.