Незаметные, стр. 68

Но теперь было поздно жалеть. Сделать уже ничего нельзя было.

Я подавил эту мысль, налил Джейн еще шампанского, и праздник продолжался.

Медовый месяц мы провели в Скотсдейле, проживя неделю на курортах. Я вспомнил старые трюки террористов и добывал нам номера у бассейна в «Ла Посада», «Маунтин шэдоуз» и «Кэмелбэк инн».

В первую ночь, нашу брачную ночь, я украл ключи от номера для молодоженов в «Ла Посада», открыл дверь в нашу комнату, поднял Джейн и перенес ее через порог. Она смеялась, и я смеялся, и старался ее не уронить, и наконец плюхнул ее, визжащую, на кровать. Ее платье задралось на голову, открыв белые трусы и ноги в подвязках, и хотя мы еще оба смеялись, я немедленно возбудился. Мы собирались не спешить, принять долгую ванну, с чувственным массажем, постепенно приближаясь к акту любви, но я хотел ее прямо сейчас, и я спросил ее, действительно ли она хочет так медленно готовиться.

В ответ она усмехнулась, стянула с себя трусы, раздвинула ноги и раскрыла мне объятия.

Потом, лежа рядом с ней, я провел рукой между ее ног, ощутив нашу смешавшуюся липкую влагу.

– Ты не думаешь, что мы должны попробовать что-нибудь другое? – спросил я. – Какие-нибудь новые позы?

– Зачем?

– Потому что мы всегда это делаем в позе миссионера.

– И что? Тебе это нравится. Мне тоже. Это моя любимая поза. Так зачем нам заставлять себя действовать, как этого ждут другие? Зачем нам приспосабливаться к чужим понятиям о сексе?

– Мы и так им соответствуем, – ответил я. – Мы – средние.

– Для меня это не средне. Для меня это прекрасно.

Я понял, что она права. Для меня это тоже было прекрасно. Зачем нам разнообразить свои приемы любви только потому, что так делают другие, только потому, что другие говорят, будто так полагается?

И мы не стали.

Мы провели неделю, плавая в курортных бассейнах, питаясь в самых дорогих ресторанах Скотсдейла и занимаясь обычным, простым, традиционным сексом, который нам так нравился.

В Томпсон мы вернулись довольные и загорелые, мозги отдохнули, зато другие органы саднили. Но что-то изменилось. Город был тем же, люди были теми же, но как будто... будто я не был прежним. Я побывал в настоящем мире, и оказалось, что я по нему тоскую. Вместо возвращения домой после отпуска я будто вернулся в тюрьму после недельной увольнительной.

Я вернулся к работе, Джейн вернулась к своей, и за несколько дней мы снова акклиматизировались и приспособились. Только...

Только это чувство удушья не ушло совсем. Я ощущал его как фонко всему; оно присутствовало в самые счастливые моменты, и оно создавало беспокойство. Я думал было обсудить это с Джейн, думал, что надо бы это сделать – я никак не хотел, чтобы начались наши прежние проблемы в общении, – но она казалась такой счастливой, столь благословенно не знающей этой болезни, которая меня грызла, что мне не хотелось ее в это тянуть. Может быть, дело было только во мне. Послесвадебная депрессия или что-нибудь в этом роде. Нечестно было взваливать на Джейн мои параноидальные фантазии.

Я заставил себя отодвинуть в сторону все чувства неудовлетворенности. Чем я недоволен? Я получил все, что хотел. Джейн снова со мной. И мы живем в городе, в обществе, где нас не игнорируют, но замечают, где мы – не угнетенное меньшинство, а члены правящего класса. Я говорил себе, что жизнь хороша. И заставил себя в это поверить.

Глава 6

Сити-холл и департамент полиции имели разные отделы кадров, но общую базу данных, и я как раз читал объединенный список новых служащих, рассылаемых ежемесячно в каждое подразделение, когда наткнулся на имя Стива. Он был взят в полицию новобранцем, и звездочка возле фамилии указывала, что у него есть опыт правоохранительной деятельности, и он подлежит ускоренному продвижению по службе.

Стив? Опыт правоохранительной деятельности?

Он был просто клерком.

Когда он был террористом, был насильником.

Но мне по должности не полагалось ни поднимать этот вопрос, ни обсуждать политику найма департамента полиции, и я не сказал ничего. Может быть, Стив переменился. Может быть, он все зачеркнул и начал с чистого листа.

Я прицепил список к доске объявлений.

Хотя я работал в сити-холле и жил в Томпсоне, то есть меня лично касались действия городского совета, у меня очень мало было интереса к местной политике. Заседания совета происходили в первый понедельник каждого месяца и передавались в прямом эфире по нашей кабельной сети, но я туда не ходил и по телевизору их тоже не смотрел.

Как правило.

Но в последний день августа Ральф сказал, что на сентябрьское заседание мне неплохо бы сходить.

Мы как раз ели ленч в «Кей-Эф-Си», и я бросил косточку своей отбивной в ящик и вытер руки салфеткой.

– Зачем? – спросил я. Он поднял на меня глаза.

– Твой старый друг Филипп собирается обратиться к совету с просьбой.

Филипп.

Я от него ничего не слышал с тех пор, как приехал в Томпсон больше года назад. Я даже подумывал, не уехал ли он из Томпсона обратно в Палм-Спрингз или не поехал по стране набирать новых террористов. Не похоже было на него сидеть так тихо и вести себя так скромно. Он любил власть, любил находиться в центре внимания. Он лез в прожектор, и я не мог себе представить Филиппа, прозябающего в анонимности. Даже в Томпсоне.

Я попытался выразить равнодушие.

– В самом деле? Мэр кивнул.

– Я думаю, тебе это будет интересно. Я так думал, ты можешь даже захотеть поучаствовать.

– Вряд ли, – ответил я.

Но мне было интересно, что происходит, что Филипп задумал, и однажды вечером я включил телевизор на местный канал Томпсона.

Камера была стационарной и была направлена точно на мэра и совет. Я не видел никого на местах для публики, и я смотрел примерно полчаса, пережидая обсуждение протокольных вопросов, пока мэр не отложил дискуссию и не перешел к новым делам.

– Пунктом первым повестки дня, – объявил он, – просьба Филиппа Андерсона.

Сьюзен Ли, единственная женщина в совете, поправила очки.

– Просьба о чем?

– Просьбу изложит сам заявитель. Прошу вас, мистер Андерсон.

Я узнал его даже со спины, когда он проходил мимо камеры на свое место на трибуне. Он стоял, прямой, высокий и уверенный, его харизма выделялась на фоне обыденности полинялого мэра и тусклого совета, и я понял, что привлекало в нем террористов более всего. Я увидел...

Филипп, покрытый кровью, рубит секачом двух неподвижных детей.

–Это Филипп? – спросила Джейн.

Я кивнул.

– Он куда более средне выглядит, чем я думала.

– Он – Незаметный. Чего же ты ждала?

Филипп на экране прочистил горло.

– Мэр, дамы и господа, члены совета! Предложение, которое я хотел бы внести, послужит на благо Томпсона и соответствует главным интересам не только его населения, но и всех Незаметных где бы то ни было. У меня есть подробный список всего необходимого, который я передам каждому из вас. В нем проведен сметный учет по каждому пункту всего необходимого реквизита, и вы сможете в свободное время его рассмотреть, чтобы обсудить более полно на следующем заседании.

Он посмотрел на лист, лежащий перед ним на трибуне.

– В общих чертах мой план таков: Томпсону нужны свои вооруженные силы, свое ополчение. Мы с любой точки зрения являемся нацией сами для себя. У нас есть полиция для подавления беспорядков в наших собственных границах, но я считаю, что нам необходимы вооруженные силы для защиты нашего суверенитета и наших интересов.

Двое из членов совета стали перешептываться. Я слышал возбужденную дискуссию в публике.

Джейн посмотрела на меня и покачала головой:

– Милитаризация города? Мне это не нравится.

– Давайте успокоимся! – призвал к порядку мэр. Он повернулся лицом к Филиппу: – Что заставляет вас думать, что нашему городу нужна армия? Это ведь огромные расходы: мундиры, оружие, обучение. Нам ни разу никогда никто не угрожал, никто никогда не нападал. Я не вижу реальных оснований.